всех, кто носит в душе «нить»?! Они не невинные агнцы! И хотят власти!
— Можно подумать, что ты не жаждешь повелевать другими.
— У меня, во всяком случае, это получится! И у тебя тоже! Но не у них! Сколькие из «озаренных» обратят Дар во зло и принесут смерть?! Их желания и стремления расколют мир!
— Ты решил стать спасителем человечества?! — язвительно произнес сидевший. В отличие от брата, он смог взять себя в руки. — Позволь им самим решать, как следует поступать.
— Да! Спасителем! — с вызовом произнес первый, — И если я их спасаю, то ты искушаешь! Искушаешь властью и силой!
— Я просто считаю, что Даром должны пользоваться все, кто сможет. Ты же предлагаешь превратить его в награду для избранных и выдавать как подачку. За верную службу.
— Да. Именно так.
— Кто это решает? Ты?
— Мы.
— Нет, я не буду решать за других. И тебе не советую. Свобода выбора — это не так уж и плохо, брат. Я не собираюсь участвовать в твоей глупой затее.
— Вера в благие намерения этого стада затмила твой разум!
— А твой поработила власть, мой дражайший «спаситель»! — Сидевший устало прикрыл глаза. — К тому же ничего у тебя не получится. Ты не сможешь лишить Дара всех.
— А вот и нет! Перекрыть «нити» не так уж и сложно, ты сам придумал, как это сделать. Конечно, результат мы увидим не сразу, да и вряд ли вообще увидим, но обещаю тебе, что те, кто пойдет за нашей идеей, через двести лет смогут довершить начатое. Стоит лишь показать, как надо провести ритуал.
— Ты не посмеешь! — Младший побледнел, вскочил на ноги и сжал кулаки.
Под сапогами скрипели мелкие камешки. Монастырь Благочестия остался за спиной, впереди расстилалось море. Фернан медленно брел по дорожке, а в ушах у него звенели голоса тех, кто умер полторы тысячи лет назад. Тех, кого он никогда не видел, но благодаря мастерству старого хрониста, впоследствии ставшего Великомучеником Себастьяном, очень хорошо представлял. Из этих людей сделали богов.
Историю пишут победители, не так ли? А еще старые хронисты, которые спрятали истину в тайный сундук и в угоду власти создали новую «правду». Стоит написать строчку — и через несколько сотен лет ее воспримут как откровение и незыблемую основу. И никто не усомнится, не подумает, что на самом деле все было не так… Совсем не так.
Один хотел власти над людьми и Даром, и позже его назвали Спасителем. Другой желал подарить тайну людям и предоставить им самим решать собственную судьбу. И его назвали Искусителем. В ту далекую ночь братья так и не смогли убедить друг друга в своей правоте, Они расстались, затаив зло. Искуситель вместе со своими Учениками, кого впоследствии назвали «слугами», решил уйти из Иштаки. Но настала Кровавая ночь. Люди Спасителя убили всех, кто хотел покинуть святой город Иштаку. А раненый Искуситель смог вырваться из ловушки и ушел в пешханскую пустыню, где и сгинул.
Все. Вот она, правда жизни. Вот она, тайна тысячелетий. Горькая, простая и грязная истина без всякой примеси так любимых клириками легенд и чудес.
Все, что людям внушается с рождения, — ложь. Не на Спасителя охотились в Кровавую ночь. И не переходил он пустыню, и не спасала его мантикора. И многое из того, о чем сказано в Святой книге, в действительности никогда и не было. И не существует Искусителя, ожидающего в огненной бездне души грешников. И нет Спасителя, ушедшего в Небеса. И даже кости тех, кого теперь считают богами, давно рассыпались прахом.
Есть лишь легенды и люди, которые использовали их в угоду своей власти и честолюбия. Дар существовал задолго до братьев, догадавшихся, как следует его развить. Он всегда был и будет. Один на всех. Просто кто-то получил его как подачку, с благословения Спасителя, а кто-то не стал ждать, не смирился со ставшим за столетия привычным укладом вещей. Сделал свой выбор, как этого хотел Искуситель. И стал врагом Церкви, свято следившей за распространением магии, ибо в каждом двадцатом есть то, что называют «нитью» Дара. И быть может, мир стал бы совершенно другим, если бы клирики не научились перекрывать эту «нить».
Как просто. Как легко. Как изящно. Обряд посвящения Спасителю, который святые отцы вот уже больше тысячи лет проводят над каждым новорожденным, является не только ритуалом. Благодаря ему «нити» Дара надежно связываются в тугой узел, лишая человека способностей к магии. И лишь с помощью запрещенных книг те, кого называют «еретиками», могут развязать узел. Они преступники и изгои. Их вылавливают и без всякой пощады сжигают на кострах. Ибо Даром разрешено пользоваться лишь самым верным детям Спасителя — клирикам.
Те, кто выбрал служение Церкви, проходят обязательный ритуал «принятия сана». Связанные «нити» расплетаются, и просыпается Дар. Его появление святые отцы преподносят как великое чудо, в большинстве своем даже не зная о том, что они только что сделали. Фернан подозревал, что тайну знает лишь высшее духовенство, да и то избранные.
Покойный кардинал де Стануззи был прав — содержание записок Святого Агусто, который каким-то чудом смог скопировать дневники Себастьяна, являлось смертельной тайной. Ибо все, о чем говорила Церковь многие годы, оказалось ложью. Время, чтобы раскрыть правду, упущено безвозвратно. Или же оно еще не пришло. Мир, привыкший верить в благость Спасителя и зло Искусителя, не выдержит истины. И лучший способ решить проблему — избавиться от бумаг и молчать.
Фернан заметил одинокую фигурку, стоявшую у самой кромки прибоя, и отвлекся от тягостных мыслей.
Утро выдалось хмурым и серым. Небо затянуло низкими дождевыми облаками, море выглядело угрюмым и тусклым. В рокоте волн слышалось грозное шептание отдаленного шторма. Сильные порыва холодного и отнюдь не летнего ветра больше подходили середине осени.
Эта погода напомнила сеньору де Суоза ту картину, что показал ему Жозе Наярра в Охотничьем замке. Спаситель и Искуситель на морском утесе…
Недалеко от берега, бросив якоря, застыл «Лунный крокодил». Одна из его шестивесельных шлюпок была вытащена на песок недалеко от того места, где «василиск» подошел к воде. Матросы крутились возле нее и не решались тревожить одиноко стоявшую ламию. Верный Абоми, проявив такт, замедлил шаги, а потом и вовсе остановился, оставив своего господина наедине с женой.
Рийна, услышав его шаги, не обернулась. Она смотрела на волны. Ветер играл ее короткими черными волосами и распахнутым воротом белой рубахи. Фернан подошел к ней сзади, обнял и потерся щекой о ее щеку. Она чуть сжала его руку, показывая этим, казалось бы, невыразительным жестом, как она рада его видеть. Они не произносили слов. В этом не было нужды. Шли минуты, и никто из находящихся на берегу людей не решался побеспокоить человека, обнимавшего ламию.
— Мы победили. — Он нарушил молчание первым.
— И что теперь? — прошептала она.
Он не нашел ничего лучшего как ответить:
— И жили они долго и счастливо и умерли в один день.
— Нет, — Рийна грустно хмыкнула. — Такое бывает лишь в глупых сказках. В жизни все гораздо сложнее… и хуже. Все только начинается.
Она была права. Все только начиналось. Да, роялисты победили, не дали войскам герцога захватить столицу и престол, но это еще ничего не значило. На севере идут ожесточенные бои. Армия короля сражается на два фронта с андрадцами и силами Лосского, и до сих пор неизвестно, кто победит. Лоссия и Нельпи объявили о своей поддержке рода де Фонсека. В остальных провинциях тоже неспокойно. Кровавые стычки между сторонниками той или иной партии. Смерть и смута. Если король победит в приграничной войне и опрокинет противостоящие ему силы, то его ждет еще одна война. Та, что пробудилась в его стране и теперь, подобно пожару, пожирает все и вся. Худшая из всех войн. Страшная. Где брат поднимает клинок на брата, а отец идет на сына. Где от количества крови становится дурно даже бывалым ветеранам, а такие слова, как «честь», «клятва» и «долг», забываются и отбрасываются как ненужный мусор. Над Таргерой поднималось зарево гражданской войны, и многие из тех, кто сейчас жив, не увидят ее окончания.
