Василий Ленский
Звезды Тянь-Шань
Книга четвертая цикла «Система Талгар»
У истоков Сознания
Две рыже-мохнатые собаки отделились от юрты и яростно залаяли. В огромном ущелье их лай был ярким и убедительным. Абдыбай наклонился и взял камень. Эдик глазами искал палку. Я усмехнулся, так как знал, что сейчас выйдет хозяин и утихомирит своих стражей.
Седой старец негромко окликнул собак и они тут же успокоились.
В юрте было прохладно и уютно. Солнце догорало в дымке туч. Рядом с юртой казашка средних лет готовила еду. Она подбрасывала кизяк в печку и регулярно помешивала молоко. Большой казан был заполнен горячим молоком.
Мы не очень устали, хотя наше путешествие по горам отрога Тянь-Шань было затяжным и без тропинок.
Я подал старику пачку цейлонского чая. Он благожелательно покачал головой и с незначительным акцентом сказал:
— Редкие гости в этих горах. Геологи?
— Отдыхаем, — с усмешкой посмотрел Эдик в мою сторону.
Мы пили душистый с дымком чай, когда крепкий парень с молодой казашкой закрыли баранов в загоне и зашли в юрту.
Молоко приятно разошлось по телу истомой покоя.
— Далеко вы ушли в горы, — сказал Абдыбай.
— Горы здесь особые, — многозначительно сказал старец и погладил ладонью седую бороду.
Молодой парень и казашка тут же внимательно повернулись к нему.
— Давно это было. У меня был друг. Батыр, перед которым горы склоняли свои вершины, а заросли и густые ели были для него травой. Любил он девушку. Она жила в этих горах со старыми родителями. Он был из вон той долины, — старик показал в алое пространство, полыхающее от закатившегося солнца. Туда скатывалось ущелье.
Перед моими глазами пошли картины.
— Ты сегодня бледная, Айша, — обнял Батыр девушку за плечи.
— Опять Он, — многозначительно ответила она.
— А как твои родители? — в голосе юноши была тревога.
— Плохо.
Батыр сел на камень и задумался.
— Кто Он?
Девушка слабо пожала плечами.
— Расскажи, Айша.
Но она опустила глаза.
— Нечем. Нет таких слов, чтобы рассказать это. Он владеет горами и движется как тень. Он играет мрачными цветами света. Он заполняет головы различными видениями, а утром все тело вялое, тошнит и болит голова.
— Нет того, кого бы я не укротил, — вскочил Батыр.
— Идем.
Возле юрты сидел отец на очищенном от коры дереве. Его голова была опущена, но он слышал шаги идущих. Батыр сел рядом.
— Плохо, — поднял голову старик. — Надо уходить туда в долину. Теперь он убил овец.
Некоторые из овец лежали на боку, других шатало. Их головы были низко опущены к сухой земле на вытянувшихся шеях. Что-то тяжелое и зловещее присутствовало здесь.
— Его дух еще не ушел, — сказала Айша и поднесла воды лежащей матери.
— Я уничтожу Его, — хрустнул кулаками Батыр.
— Ты не имеешь таких способностей как Он, сынок. Он движется тенью и сразу скользит везде.
— Быть может это дым, газ, смерч?!
— Нет. Он имеет тело. Его тело ощущается. Оно тяжелое, но не имеет форму. Оно разливается и проникает насквозь в овец, в собак и в нас. Оно не совсем прозрачное, но скользит не так как дым. Он ползет по камням, в воздухе. У него тысячи ног и бесконечное число рук. Его пищей является Жизнь всего живого. Он не убивает ни овец, ни деревья, ни птиц. Он отпивает у них часть жизни так, что птицы перестают петь, а деревья смотрят себе под ноги. Цветы рассматривают землю и свои корни. Солнце не радует больше их. Барашки мои не отличают камни от травы и воду от песка. Айша слабнет, а у меня Он всякий раз забирает несколько лет жизни. Я много жил и видел многое. Я видел богатырей и кровожадных злодеев. Я пережил не одно землетрясение и не один ревущий поток селя. Валуны во много раз больше моей юрты как мячики летали над гремящим потоком воды и грязи. Но Это…
Батыр встал.
— Вы мудрый, отец. А мне дана сила. Должно же быть у Него логово. Есть его корни. Я вырву сердце его жизни.
Старик испуганно посмотрел на Батыра, а затем на Айшу. Он боялся за них.
— Уйдем в долину. Там людей много. Они что-нибудь придумают, — суетливо сказал он. Но глаза Батыра горели.
— Где его логово, отец?!
— Я сам не был. Не знаю, — обмяк окончательно он. — Но мой друг был там…
Тут рассказчик остановился, глянул удовлетворенно на наши полуоткрытые рты и оценивающе посмотрел: понимаем ли мы, что друг того старика и есть он. Мы понимали и нам эта «ревизия» ни к чему.
— Он многое знал, — продолжал отец Айши, — он многим владел. Не было ему равных среди джигитов двуречья и семиречья. Он много странствовал и знал тайны многих народов. Во время байги он опрокинул джигита вместе с конем одной рукой и на полном скаку. Однажды, когда в стаде разъярился бык, он убил его кулаком. Он мог прыгать по горным скалам как архар и ловить на бегу горных козлов. Шкуры барсов валялись на полу его юрты.
— Отец…
— Не спорь! Я не случайно тебе это рассказываю. Мой друг знал многие-многие тайны. Он владел мудростью и тайнами далеких народов. Он знал жизнь, как она есть и еще значительно больше, чем способны видеть глаза и слышать уши. Хунхузы обучили его врачевать и перемещаться со скоростью ветра так, что глаз не успевал. Дунгане обучили силе девяти богатырей, уйгуры научили читать тайные писания. В Кашгарии он научился многим мудростям. За горами Тянь-Шань его научили гореть обнаженным на трескучем морозе и быть холодным в пламени. Он знал язык, общий для всех животных и всех тварей. Он не спрашивал, где Тот. Он видел сквозь скалы и лишь посмеивался, когда я пытался его отговаривать.
— Все это — мое Сознание, — говорил друг, — и нет ничего, что не присуще Ему.
— Мудрый был даже в молодые годы, — заключил отец Айман. Это немного утихомирило Батыра, но ненадолго. Он весь сосредоточился, чтобы найти убедительные доказательства, но крепкая рука легла на его плечо и стала давить к земле. В голове поплыли цветные картины. Но безрадостные они были.
Батыр напрягся, но чем больше он прилагал сил, чем быстрее они источались. Кто-то радостно и мрачно пил его молодые усилия.
Одна картина стала сменять другую. Он, Батыр — не он. Он где-то уже далеко. Неведомая сила
