Донна Леон
Друзья в верхах
Посвящается Кристине Донофер
и
Родерику Конвей-Моррису
1
Когда позвонили в дверь, Брунетти, удобно расположившись в своей гостиной на диване, читал лежа, придерживая книгу где-то в районе желудка. В квартире он был один, поэтому понимал, что ему придется встать и открыть дверь, но прежде хотел закончить чтение последнего абзаца восьмой главы «Анабасиса»:[1] ему было интересно узнать, какие еще испытания ожидали отступающих греков. Звонок зазвенел во второй раз — двумя настойчивыми, короткими сигналами, и он отложил книгу обложкой вверх, снял очки, пристроив их на подлокотнике дивана, и неторопливо поднялся. Что за спешка? Субботнее утро, у него выходной день, он у себя дома, Паола ушла на рынок Риальто в поисках крабов с мягким панцирем — и тут этот звонок.
Вероятно, кто-то из друзей его детей ищет Кьяру или Раффи или, в худшем случае, явился один из этих вестников религиозной истины, которым доставляет удовольствие отрывать от отдыха трудолюбивую часть населения. Ему-то ничего от жизни было не нужно, кроме как расслабиться за чтением Ксенофонта в ожидании счастливой минуты, когда его жена придет домой с крабами.
— Да? — буркнул он в домофон весьма неприветливо, чтобы спугнуть праздную молодежь и отбить энтузиазм у любого субъекта.
— Гвидо Брунетти? — прозвучал мужской голос.
— Да. А в чем дело?
— Я из Кадастрового отдела муниципалитета. По поводу вашей квартиры. — Поскольку Брунетти ничего не ответил, мужчина спросил: — Вы получили наше письмо?
Тут Брунетти вспомнил, что около месяца назад действительно получил какое-то официальное письмо — бумагу со стандартным бюрократическим текстом, что-то вроде документации на квартиру или разрешения на строительство, требующего документального подтверждения, — точно он не мог припомнить. Он тогда лишь мельком взглянул на шаблонные фразы, а затем вложил бумагу обратно в конверт и бросил его в большую керамическую вазу, стоявшую на столике справа от двери.
— Вы получили наше письмо? — настойчиво переспросил мужчина.
— Получил, — со вздохом согласился Брунетти.
— Я пришел поговорить об этом.
— О чем? — осведомился Брунетти, поддерживая трубку у левого уха и наклоняясь над кипой бумаг и конвертов, лежащих в вазе.
— О вашей квартире, — объяснил мужчина. — Поговорить о том, о чем мы писали в письме.
Захваченный врасплох таким требованием, Брунетти уступил.
— Хорошо, — сказал он, нажимая на кнопку, открывающую главный вход. — Верхний этаж.
— Я знаю, — ответил мужчина.
Брунетти отключил домофон и вытащил из-под груды бумаг несколько конвертов: счет за электричество от компании «ЭНЕЛ», почтовая открытка с Мальдивов, которую он раньше не видел и потому чуть задержался на ней, чтобы ознакомиться с ее содержанием. А вот и официальный конверт. Название отдела и номер исходящего документа отпечатаны синими буквами в левом верхнем углу. Он вынул бумагу и стал читать, держа на расстоянии вытянутой руки, чтобы сосредоточиться на тексте и быстро просмотреть его.
Все те же казенные фразы: «Согласно Законодательному акту за номером 1684-Б Комиссии по изящным искусствам»; «Относительно раздела 2784 статьи 127 Гражданского кодекса от 24 июня 1948 года, подпункт 3, параграф 5»; «Отсутствие факта предоставления данному инвестиционному учреждению соответствующей документации»; «Предполагаемая стоимость согласно подпункту 34-В-28 Постановления от 21 марта 1947 года». Брунетти пробежал глазами по первой странице, перешел ко второй, но и там были лишь канцелярские обороты и цифры. Умудренный многолетним опытом совместной работы с венецианскими чиновниками, он знал, что в последнем абзаце, возможно, между строк что-то скрывается, поэтому перечитал этот абзац: там говорилось, что служащие Кадастрового отдела позже свяжутся с ним. Он вернулся к первой странице, все еще недоумевая, что могут означать эти слова.
Стоя у входной двери, он услышал шаги, доносящиеся с последнего лестничного пролета, и поэтому открыл дверь еще до того, как прозвенел дверной звонок. Человек, поднимавшийся по лестнице, уже поднял руку, чтобы позвонить. Брунетти бросился в глаза резкий контраст между этой властно поднятой рукой и совершенно скромным обликом ее обладателя. На лице молодого человека, испуганного тем, что дверь внезапно открылась, было написано немалое удивление. Лицо, характерное для венецианца: изящный овал, тонкий нос, темно-карие глаза и каштановые волосы, кажется, недавно подстриженные. Молодой человек был одет в неброский костюм не то синеватого, не то сероватого оттенка. Галстук темный, с мелким, едва различимым рисунком. В правой руке он держал коричневый кожаный портфель, довершавший картину. Перед Брунетти стоял типичный безликий чиновник, с которыми комиссару иногда приходилось иметь дело. Эти люди выглядят так, как будто в их профессиональное обучение входит умение делаться незаметными.
— Франко Росси, — представился человек, переложив портфель в левую руку и протягивая правую.
Брунетти, быстро пожав протянутую руку, отступил в сторону, чтобы дать Росси возможность войти.
Отдавая дань вежливости, Росси тем не менее сначала испросил разрешения и лишь тогда прошел в квартиру.
— Сюда, пожалуйста, — произнес Брунетти, приглашая гостя в комнату, где до этого читал. Брунетти подошел к дивану, убрал с него старый билет, оставшийся после поездки на вапоретто — венецианском водном трамвайчике, который теперь использовался как закладка для книги, и положил его на стол. Жестом он предложил Росси расположиться напротив него.
Росси примостился на краешке дивана, положив портфель на колени.
