считал, могли бы предоставить ему информацию о венецианских строццини. Сам он ничего не знал о ростовщиках, разве что смутно догадывался, что они существуют, внедрившись в общество так же глубоко, как личинки червей в мертвое тело. Подобно некоторым видам бактерий, им для выживания требовались темнота — мрачные закоулки городской экономики и, само собой, вселяющая страх репутация, которая не давала людям, к ним обратившимся, права на свободу выбора. Они процветали и жирели в атмосфере тайны и подспудной угрозы. Брунетти смотрел перед собой и удивлялся, что перед ним все еще лежит пустой листок: он не смог пока вспомнить ни одного человека, который мог бы помочь пролить свет на темные дела строццини.
Наконец на ум ему пришло одно имя, и он вынул телефонную книгу, чтобы найти номер банка, где работала его знакомая. Когда он просматривал страницы, зазвонил телефон. Он снял трубку.
— Синьор комиссар, — сказала синьорина Элеттра, — у меня на линии судебный следователь Риджетто. Будете говорить?
— Да, пожалуйста, соедините. — Брунетти отложил в сторону ручку и бумагу.
— Риджетто, — раздался низкий голос.
— С вами говорит комиссар Гвидо Брунетти из Венеции. Я хотел бы попросить вас рассказать об убийстве Алессандро Каппелли.
— Почему вы этим интересуетесь? — спросил Риджетто, причем в его вопросе не чувствовалось большого любопытства. Он говорил с акцентом, и Брунетти подумал, что он, должно быть, из Южного Тироля или еще какой-нибудь северной провинции Италии.
— Я расследую одно дело, — объяснил Брунетти, — которое может быть связано с этим убийством, и мне интересно, что вам удалось выяснить.
Риджетто долго собирался с мыслями:
— Я был бы удивлен, если бы со смертью Каппелли была связана еще одна смерть. — Он замолчал, ожидая, что Брунетти начнет расспрашивать, но тот молчал, и судебный следователь объяснил: — Похоже, мы имеем дело с ошибкой, а не с убийством. — Риджетто тут же поправился: — То есть с убийством, конечно, но убить хотели не Каппелли, и мы даже не уверены, что другого человека пытались убить, скорее, просто запугать.
Чувствуя, что сейчас самое время проявить интерес, Брунетти спросил:
— Так что же, по-вашему, произошло?
— Им нужен был его партнер, Гавини, — сказал судебный следователь. — В ходе нашего расследования мы пришли именно к такому выводу.
— Почему? — спросил Брунетти, уже не скрывая своей заинтересованности.
— Мысль о том, что кто-то хочет убить Каппелли, казалась нелепой с самого начала, — заговорил Риджетто. Брунетти понял: он хочет представить дело так, будто не придает ровно никакого значения репутации Каппелли как заклятого врага ростовщиков. — Мы раскопали его прошлое, проверили все его текущие дела и не нашли каких-либо свидетельств отношений Каппелли с людьми, которые могли бы совершить нечто подобное.
Брунетти хмыкнул, словно бы в знак согласия.
— Другое дело, — тут тон Риджетто изменился, — его партнер.
— Гавини, — подсказал Брунетти, хотя в этом не было необходимости.
— Да, Гавини. — Риджетто усмехнулся, что несколько разрядило обстановку. — Всем в городе хорошо известна его репутация дамского угодника. К сожалению, у него есть привычка заводить романы с замужними женщинами.
— О! — произнес Брунетти с понимающим вздохом, желая продемонстрировать необходимую степень мужской солидарности. — Так что вам удалось выяснить? — спросил он с вкрадчивым любопытством.
— Оказалось, что в последние несколько лет у него были отношения с четырьмя различными женщинами, и все они замужем.
— Бедняга! — Брунетти не скрывал своей иронии. — Может быть, ему следовало ограничиться только одной из них?
— Да, но как мужчине сделать выбор? — воскликнул судебный следователь, и Брунетти получил награду за свое остроумие в виде раската искреннего смеха.
— У вас уже есть подозреваемый? — Задавая этот вопрос, Брунетти рассчитывал по ответу Риджетто составить представление о главном направлении расследования.
Риджетто сделал вид, что обдумал свой ответ, и сообщил:
— Пока подозреваемого нет. Мы проработали версии относительно ревнивых женщин и обманутых мужей, но все они могут доказать, что в момент преступления были в другом месте.
— А мне казалось, в газетах писали, что стрелял профессиональный киллер, — неискренне удивился Брунетти.
Веселости в голосе Риджетто поубавилось.
— Вы полицейский, и уж вы-то не должны верить тому, что пишут в газетах.
Брунетти сконфуженно хмыкнул, как бы принимая заслуженный упрек от коллеги, наделенного большим опытом и мудростью:
— Вы считаете, здесь все же может быть замешана другая женщина?
— По этому следу мы и идем.
— Его убили прямо в кабинете, ведь так? — спросил Брунетти.
— Да. — Теперь, после намека Брунетти о другой женщине, Риджетто ничего не имел против того, чтобы дать более подробную информацию. — Партнеры похожи друг на друга: оба невысокие, темноволосые. Когда это произошло, шел дождь. Убийца находился далеко, на крыше дома напротив. Поэтому можно предположить, что он принял Каппелли за Гавини.
— Откуда же взялись разговоры о том, что Каппелли убили, потому что он вел дела против ростовщиков?
Брунетти задал вопрос легкомысленно-скептическим тоном, давая понять Риджетто, что он ни на минуту не верит такой ерунде, однако хотел бы знать правильный ответ на случай, если кто-то еще более наивный, чем он, готовый верить всему, что прочитает в газетах, спросит об этом.
— Мы начали было рассматривать этот вариант, но не нашли ничего, совсем ничего. Поэтому мы исключили его из нашего расследования.
— Cherchez la femme, — произнес Брунетти, намеренно неправильно выговаривая французские слова и сопроводив высказывание смешком.
Риджетто раскатисто рассмеялся ему в ответ и затем спросил довольно небрежно:
— Вы сказали, что у вас там еще одна смерть. Убийство?
— Нет-нет. — Брунетти постарался произнести это как можно более равнодушно и флегматично. — После ваших слов я уверен, здесь нет никакой связи. То, чем мы сейчас занимаемся, вероятнее всего, банальный несчастный случай.
16
Как и большинство итальянцев, Брунетти верил, что ведется учет всех телефонных звонков, сделанных на территории страны, и сохраняются копии всех факсов. Но как у очень немногих итальянцев, у него были основания считать, что это правда. Однако и те, кто верил, и те, кто был уверен, вели себя примерно одинаково: ничего важного и ничего такого, что могло быть инкриминировано говорящему или вызвать интерес каких-либо государственных служб, по телефону не обсуждалось. А если не было другого выхода, «деньги» в телефонных разговорах становились «вазами» или «цветами», а инвестиции или банковские счета называли «друзьями из зарубежных стран».
Брунетти понятия не имел, насколько широко распространена эта вера и насколько результативна подобная предосторожность, но, когда он позвонил своей приятельнице в «Банка ди Модена», он знал наверняка, что надо предложить ей встретиться за чашечкой кофе, вместо того чтобы тут же задать свой вопрос.
