– Я думал, ты теперь гробовщик.
– Ничего, возьму отпуск или вовсе уволюсь. Посмотрим.
– И на автомобиль инкассаторов я нападать не стану. Черт, мне же шестьдесят пять лет!
– Калли, – терпеливо повторил Джек, – у меня наклевывается такое дельце – если ты поможешь составить план, пустишь в ход свое умение, чтоб нам обойти эти их чертовы ловушки, – Калли, мы возьмем пять миллионов чистоганом.
– Что такое деньги, Джек? Мне хватит до конца жизни, если я помру ко вторнику, – вздохнул старик. – Еще двадцать семь лет мне не отсидеть. Я выйду… Господи, да мне же тогда стукнет девяносто два. Телки будут в меня пальцами тыкать: «Это Каллен, он уже пятьдесят четыре года не трахался».
– Я соберу информацию, и тогда мы еще поговорим. Думаю, тебе это понравится, ты в таких штучках разбираешься.
– Кстати о штучках, – зашептал Каллен, локтем подталкивая Джека.
– Что – кстати?
– Кстати о штучках. Интересно, на что готова Анна Мария? Я слыхал, девочки нынче стали горячее прежних. Даже приличные девушки на все согласны.
– Да ты тут разрезвился, а, Калли?
Каллен вдруг обернулся и посмотрел Джеку прямо в глаза.
– Пожалуйста, вытащи меня отсюда, Джек! – пробормотал он.
Едва Джек остановил катафалк у служебного хода в погребальную контору «Муллен и сыновья», как ему навстречу выскочил Лео. В зеркало заднего вида Джек видел, как он отчаянно жестикулирует, прося его поскорее выйти. Катафалк еще не затормозил, а Лео уже прижимался носом к боковому стеклу. Бледный, глаза вполлица.
– Ты выйдешь наконец?
– Вышел бы, да боюсь дверцу открыть – как бы тебе нос не сломать. – Лео понял намек и отступил на шаг. Джек выскользнул из-за руля. – Что у тебя стряслось?
– Пришли какие-то люди, хотят видеть Амелиту Соза.
– Ее тут нет.
– Господи, да знаю я, что ее тут нет.
– Лео, приди в себя. Что ты им наболтал?
– Сказал, что ее тут нет.
– Так в чем проблема?
– Они мне не поверили. Хотят все тут осмотреть.
– Это латиносы?
– Почем я знаю, кто они такие.
– Невысокие, черноволосые…
– Бога ради, иди и сам поговори с ними.
– Погоди. Что ты им сказал? Ты сказал, что такой тут нет и никогда не было? Ты же им сказал?
– Я сказал, что мне ничего не известно. Что меня вчера тут не было. Что я живу за озером, в воскресенье вечером уехал домой и вернулся только сегодня.
– Ты небось с ног до головы потом обливался, когда это говорил?
– Тебе все шуточки. Нам большие грозят неприятности.
– За что, собственно? Мы никогда в жизни ни о какой Амелите не слышали. Как-как вы сказали? Амелита? Нет, тут таких нет.
– Тебе на все наплевать, вот в чем беда. Это из-за тебя мы влипли. Ты совершенно не уважаешь это ремесло, не любишь его ни капельки.
– Господи, да я тебе уже три года об этом твержу. Наконец-то дошло.
В комнате, где смиренно ждал посетителей Бадди Джаннет, Джек наткнулся на полковника Дагоберто Годоя. Он увидел полковника со спины, а сделав еще шаг, разглядел его в профиль и сразу понял, что это он, хотя видел его впервые.
Было что-то такое в его походке, в ленивой, уверенной грации, с какой он двигался, осваивая новую для себя местность. Ему бы еще тросточку под мышку для пущего щегольства. Однако коричневый, по моде пошитый костюм, черный галстук и очки в круглой оправе придавали «Берти» военный облик.
Пока он стоял спокойно, он выглядел не слишком-то угрожающе. Слегка смахивал на Харби Суле, мужа бывшей невесты Джека, Морин, а Харби, по мнению Джека, куда больше походил на метрдотеля, чем на уролога, – хотя кто его знает, как полагается выглядеть урологу. Редковатые волосы прилизаны, усики точно нарисованы карандашом. Росту в полковнике было примерно пять футов семь дюймов, вес – где-то за полторы сотни фунтов. Одно хорошо во всей этой истории – все противники пока что оказываются в весе пера.
Низко склонившись над открытым гробом, полковник разглядывал Бадди Джаннета. Он был так поглощен этим занятием, что подпрыгнул от неожиданности, когда Джек произнес за его спиной:
– Хорошая работа, а? Вы бы видели, в каком состоянии он к нам поступил. – Джек подошел вплотную к
