— Как ты могла так поступить с Морисом? Вот что меня больше всего огорчает.
— А как я с ним поступила?
— Это его деньги.
Она отняла руки от лица, выпрямилась, в упор поглядев на фотографа:
— Мы с Мори очень давно знакомы, не забывай об этом.
— И что?
— Он меня любит.
Ла Брава ничего не возразил.
— Он знает, что я ни за что не причиню ему вреда.
— Даже за шестьсот тысяч долларов?
Джин отошла от туалетного столика к кровати, взяла с нее простое белое платье из хлопка, с обычной тщательностью надела его через голову, расправила на бедрах. Выпрямилась, уперлась руками в бока:
— Как ты думаешь, не пора ли мне носить лифчик?
— Прекрасно выглядишь.
— Держится? Раньше я не отваживалась показываться на люди без бюстгальтера.
— Что-что, а отваги тебе не занимать.
— Значит, скромность брала верх. — Она взяла с туалетного столика стакан и приблизилась к Ла Браве, глядя ему в глаза. Он не трогался с места. Джин протиснулась в дверь мимо него, коснувшись его руки своим телом, свободной грудью, все так же глядя на него. — Приходится быть осторожной, чтобы у людей не сложилось неверное впечатление, а то еще сочтут меня распутницей.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— А зачем ты его задал?
Она взяла стакан у него из рук, и Ла Брава последовал за нею в кухню, прикидывая, не следует ли ему сбить Джин с ног, усесться на нее, прижимая к полу ее руки, и так, лицом к лицу, допросить: «Признаешься?» Держать ее так, пока не сознается во всем.
Она вытащила из морозильника поднос со льдом и сказала:
— Я тоже хочу задать тебе вопрос. Ты в самом деле посоветовал Маккормику обыскать мою квартиру?
— Какая разница?
— Для меня есть разница, Джо. От этого зависит, как я должна к тебе относиться.
— Маккормик так или иначе собирался обыскать твою квартиру, даже если бы для этого пришлось выписывать федеральный ордер. Я посоветовал ему попросить у тебя разрешения.
— Зачем?
— Чтобы до тебя дошло, во что ты влипла, чтобы ты увидела: эти парни шутить не намерены, они — профессионалы и подозревают тебя.
— Уже нет.
— Джин! Выслушай меня!
Она налила им обоим по глотку скотча и снова подняла взгляд— внимательный, но не слишком заинтересованный.
— Это не кино, — сказал Ла Брава. — Эта история не закончится через полтора часа. — Он говорил спокойным, уверенным голосом, надеясь, что сумеет убедить ее. — Не закончится, поверь мне: когда эти ребята берутся за дело, они идут до конца. Рано или поздно они схватят того парня, он назовет твое имя, и они скажут: «Ага, Джин Шоу, бывшая кинозвезда, что это она себе вообразила, затеяла такую аферу? Пыталась выманить шестьсот тысяч долларов у такого славного старика, своего друга?» Поверь мне на слово, так оно и будет — непременно.
Она выдержала паузу, сделала глоток и спросила:
— Почему ты так уверен, что я в этом замешана? — В ее голосе прозвучало любопытство, но не более того.
— Я знаю, — все так же негромко ответил Ла Брава. — Не важно, откуда я это узнал, могу ли я это доказать.
— Ты готов сделать это для меня, Джо? — прошептала она. Глаза ее печально заблестели. — Как ты мил!
Ла Брава глубоко вздохнул. Он не знал, из какого фильма эта реплика, но она полностью соответствовала характеру Джин и по смыслу, и по интонации. Он потряс головой, чтобы вновь увидеть реальную Джин Шоу и вернуть себе спокойствие отстраненного наблюдателя. Она знает, что делает. Она играет свою роль и ни на миг не забывает о ней.
С той же легкой интонацией, скосив глаза на свой стакан, она продолжала:
— Какая прекрасная роль! Невинная женщина, которую обвинили огульно, все улики против нее. Как бы я хотела сыграть эту роль!
— Ты ее уже играла, — напомнил Ла Брава. — В «Некрологе».
Она запнулась, растерянно поглядев на него.
— Разве не помнишь? А я помню. Я могу рассказать тебе весь фильм от начала до конца. Я впервые посмотрел его, когда мне было двенадцать.
— Да-да, в «Некрологе», ты прав, — как-то неуверенно пробормотала она. — Меня не просто обвинили в том, чего я не делала, меня осудили. — Голос ее торжествующе взмыл:— Какая великолепная сцена в суде! Я голос сорвала от крика— мы сняли пятнадцать дублей, не меньше, но оно того стоило.
— Джин, где Ричард? — спросил он.
Она все еще смотрела на него, но взгляд был рассеянным, блеск его померк — неужели навсегда, подумал Ла Брава, — ушла надежда.
— Джо, тебе и вправду было всего двенадцать лет? — спросила она.
Он помедлил с ответом. Ей было важно услышать ответ, и он прикидывал, что ей сказать.
— Джин, ты до того ловка, что из запертого банковского сейфа выберешься
— Кто это сказал? — улыбнулась она.
— Кажется, Джеймс Гарнер в роли Филиппа Марло. Но это чистая правда: сейчас ты еще лучше, чем была, а ты была моей любимой актрисой, сколько я себя помню.
— Тебе было всего двенадцать, Джо?
— Всего двенадцать. Но возбудился я почище любого взрослого, если хочешь знать.
Морис отворил дверь с кухонным полотенцем через плечо, в руке поварешка.
— Возьми трубку, Джин, — распорядился он, — тебе звонят.
Она прошла мимо него к телефону, не спрашивая, кто звонит. Ла Брава прикрыл за собой дверь. Морис добавил в спину Джин:
— Этот парень и раньше тебя искал, я сказал ему перезвонить после восьми. — Обернулся к Ла Браве и торжествующе взмахнул поварешкой: — Чуешь запах? Будем есть суп из бамии. Ты приготовь напитки, а я пойду, помешаю в кастрюльке.
Джин стояла у стола в гостиной, одной рукой она поднесла к уху трубку, другой вынимала из ушей серьги.
— Кто это? — спросил Ла Брава у Мориса. — Торрес?
— Голос с акцентом. Мне он незнаком.
— Ты не спросил?
— Слушай, займись лучше напитками.
Ла Брава пытался разгадать выражение, проступившее на лице Джин. Теперь она сжимала трубку обеими руками, внимательно слушая.
— Что? — сказала она, резко выдохнув. Она стояла в пятнадцати футах от него. Смешать коктейль и отнести ей? Джин произнесла что-то еще, но Ла Брава не расслышал: Морис все заглушил своим предупреждением не открывать резко холодильник, там полно стручков бамии, не хватало еще рассыпать их на пол.
