интеллектуалка Мадлен Баррингтон исчезла, а осталась непредсказуемая, неуправляемая, любящая женщина.
Рэнсом любил ее жадно и неистово, опаляя пламенем своей страсти. Мадлен издала сдавленный крик, и Рэнсом поспешно закрыл ей рот ладонью.
– Тише, девочка, тише, – прошептал он, весь дрожа.
Мадлен зажмурила глаза от переполнявшего ее наслаждения и желания получить еще большее. Рэнсом снова поцеловал ее в губы.
Мадлен уже не контролировала собственное тело, подчинившееся, казалось, каким-то древним инстинктам. Под ними заскрипела кровать, и тогда Рэнсом, навалившись на нее всей сладостной тяжестью своего тела, слегка укусил Мадлен за мочку уха:
– Тише, тише…
Увлекаемая водоворотом страсти, Мадлен старалась подавить рвущиеся наружу стоны и крики. Она дарила себя всю, без остатка. Мускулы ее тела сжимались в самых тайных, сокровенных местах, и Рэнсом совсем терял голову.
– О Господи, Мэдди… – хрипло простонал он.
– Рэнсом, Рэн… – крикнула она.
Но он вовремя прикрыл ей рот ладонью. Мадлен обвила ногами бедра Рэнсома, выгибаясь ему навстречу, и он излился в ее трепетную глубину, сотрясаясь всем телом.
Слезы текли из-под закрытых век Мадлен. Оказывается, она совсем не знала себя, вот она настоящая, только с ним, с этим человеком…
Немного погодя она успокоилась и только тихо всхлипывала, прижавшись к его груди. Их окружала кромешная тьма.
Мадлен повернула голову, пытаясь разглядеть лицо Рэнсома.
Он громко вздохнул и прижался к ней.
– Как бы я хотел сейчас видеть тебя.
Рэнсом лежал очень тихо, но Мадлен знала, что он не спит, судя по его напряженному дыханию и по легким прикосновениям к ней время от времени.
Так они лежали долго, несколько часов. Мадлен прижималась спиной к животу и груди Рэнсома. Он обнимал ее и тихонько целовал в плечо. Сама же Мадлен пребывала в сладостной полудреме.
– Сколько еще нам ждать? – спросила она Рэнсома, для того чтобы услышать его голос.
Он слегка приподнялся и посмотрел в узкое зарешеченное окошко. Солдаты забрали его часы вместе с другими вещами.
– Часа полтора.
Расслабленная от переполнявшего ее удовольствия, Мадлен чуть не замурлыкала, почувствовав ладонь Рэнсома на животе, а потом ниже, между ногами.
«Сегодня я могу умереть», – подумалось снова Мадлен. Но страха она не чувствовала – Рэнсом ласкал ее грудь, чуть сжимал пальцами соски, целовал плечи и затылок. Она еще сильнее прижалась к нему спиной и закрыла глаза.
Рэнсом молчал, и Мадлен не знала почему. Он так же переполнен чувствами, как она, или боится?
Она снова почувствовала сладостную дрожь внутри. Как прекрасно они любили друг друга! Как хорошо ей было с Рэнсомом! И пожалуй, главное – им хорошо вдвоем, хотя она не могла бы определить, почему именно с этим человеком, так непохожим на ее прежних знакомых. Мадлен окончательно решила: Рэнсом ей нужен не только для секса. Нет, он привносит в ее жизнь что-то гораздо более важное и трепетное, чем просто физическую близость. Интересно, чувствует ли он к ней то же самое, что и она к нему? Или думает только о постели? Но как бы там ни было, сейчас спрашивать об этом не время.
Мадлен беспокойно зашевелилась – мысль о том, что она ничего не знает о чувствах Рэнсома к ней, была не слишком приятной. Однако в глубине души она знала, что вряд ли сможет до конца понять этого человека. Именно его непредсказуемость и привлекала ее.
Горестные вздохи Мадлен ранили Рэнсома в самое сердце. Еще никогда она не была с ним такой молчаливой: за несколько часов Мадлен только и спросила, долго ли им еще ждать.
Неужели же она снова отстранилась от него, на этот раз только в своих мыслях, не имея возможности бежать?
Он подумал об этом и испугался. Почему он потерял голову из-за нее?
Да, конечно, секс с ней был потрясающим, непохожим на прежние его переживания. Это и пугало его: никогда он не чувствовал себя настолько зависимым от женщины. Ведь после того, что он пережил с Мадлен, никакая другая женщина не сможет никогда удовлетворить его.
Черт побери! На миг Рэнсом пожалел о том, что встретил ее.
Но уже в следующее мгновение он уткнулся носом в ее душистые мягкие волосы и почувствовал, что дороже ее, Мадлен Баррингтон, у него нет никого на свете. Непостижимая, непредсказуемая и таинственная женщина. Он, пожалуй, не пережил бы, если бы снова ее потерял.
Господи, но почему же именно она? Почему эта гордая, высокомерная, упрямая и ранимая женщина? Почему именно она, которая не восхищается тем, от чего другие умирали бы от восторга, и замечающая то, что он хотел бы скрыть?
Конечно, Рэнсому было бы гораздо проще притвориться перед самим собой, сказать, что ему от нее нужен только секс и больше ничего. Но это неправда – Мадлен была нужна ему и еще для чего-то.
Он не принадлежал к тем мужчинам, которые забывают о существовании женщины сразу же после того, как переспят с ней. Напротив, именно после секса он старался отдать женщине всю свою ласку и заботу, как-то помочь, защитить. Понимая значение физической близости, Рэнсом никогда не ставил ее на первое место в собственной жизни.
Но никогда и ни к кому он еще не чувствовал такой нежности – чтобы начинало щипать в горле. Он ощущал себя совершенно беззащитным перед Мадлен: любое ее неосторожное слово могло ранить его, причинить боль. Пропало чувство защищенности, которое Рэнсом привык считать одним из основных в своей жизни. Никогда еще, ни с одной женщиной не испытывал Рэнсом такого счастья – просто от того, что лежал рядом: казалось, ничего большего ему и не надо. Лежать бы так всегда – и сжимать ее в объятиях. Он был готов пожертвовать ради нее всем – даже собственной жизнью.
А вдруг она снова замышляет, как бы от него удрать?
Как же хочется курить! Но к сожалению, солдаты забрали у него все сигареты, после того как избили до потери сознания.
Воспоминание о побоях заставило Рэнсома в очередной раз вспомнить о собственных болячках. У него все болело – мышцы, ребра, кости, – и сильнее, чем он говорил Мадлен. Рэнсом глубоко вздохнул и поморщился. Но никакая боль на свете не помешает ему хотя бы попытаться спасти Мадлен. Как бы ему ни было плохо, он все равно решился на побег.
Мадлен вдруг вздрогнула, отвлекая его от собственных мыслей. Он обнял ее рукой за талию – словно боясь, что она снова от него ускользнет. Он должен непременно узнать у нее об этом!
– Скажи, а почему… – Нет, сейчас спрашивать не время. И вместо вопроса, который вертелся у него на языке, Рэнсом задал ей другой: – О чем ты думаешь?
– Я думала… – Мадлен замялась. – Думала о том, как же тебя зовут.
Рэнсом понял, что она хотела сказать ему что-то другое, но в последний момент словно опомнилась и решила задать вопрос о его имени. Как будто и она не желала признаваться ему в каких-то своих мыслях и догадках. Значит, он поступил правильно – нельзя сейчас спрашивать ее; сейчас, когда она кажется ранимой и беспомощной.
Он тихонько рассмеялся и поцеловал ее в голову.
– Не скажу…
– Но почему? – удивилась она.
– Не хочу, и все.
– Да, но…
– Хватит об этом, – оборвал он ее. – И не воображай, что я расслабился и разболтаю тебе все свои
