– Не заставляй меня садиться на этот драндулет снова.
– Всего на несколько минут, – повторила Мадлен. – Я же говорю: надо тебя осмотреть.
– Мне не нужна нянька, – пробовал отмахнуться Рэнсом. – Ты сама говорила, что ничего не смыслишь в…
– В медицине я мало разбираюсь, но, надеюсь, мне хватит ума, чтобы промыть виски твои царапины. Ладно, снимай рубашку! – приказала она.
– Прямо сейчас?
– Как вы уже однажды изволили выразиться, я «уже видела все это однажды», поэтому стесняться нечего.
Потупив глаза от притворного смущения, Рэнсом начал неторопливо расстегивать рубашку, морщась от боли. Когда Мадлен увидела на его туловище огромные синяки и ссадины, у нее перехватило дыхание.
– Какой кошмар! Болит?
Рэнсом покосился на нее:
– А ты как считаешь?
– Может, стоит… не знаю… как-нибудь перевязать тебе ребра?
– Я бы предпочел, чтобы ты вообще не прикасалась к моим ребрам. Ну так что, я могу наконец одеться?
– Когда это ты успел стать таким скромным? – фыркнула Мадлен.
Ничего ей не ответив, Рэнсом положил руки ей на талию:
– А ты мне свои синяки показать не хочешь?
– У меня синяки не такие ужасные, как твои, – покачала она головой.
Рэнсом насмешливо посмотрел на нее:
– Тогда, может, снимешь рубашку? Теперь твоя очередь…
Мадлен мгновенно зарделась и, положив руки на плечи Рэнсома, пробормотала:
– По-моему, ты не в той форме…
– Ты получила удовольствие, когда мы с тобой в последний раз?… – Рэнсом не сводил с нее пристального взгляда.
– Что? – Мадлен вытаращила на него глаза от изумления.
– Ты слышала, что я сказал, не притворяйся.
– Слышала, но не пони…
– Правда? А ты подумай хорошенько…
– Если ты имеешь в виду нашу прошлую ночь, – подчеркнуто сухо начала Мадлен, – то знай: когда я переспала с тобой, то сделала это абсолютно осознанно. – Ей самой стало смешно от того, насколько серьезно она говорила.
– Осознанно? – повторил Рэнсом.
– Да. Я… – Мадлен еще больше покраснела – не привыкла вести подобные разговоры. – Я… чувствовала себя потом превосходно.
– А как ты чувствуешь себя сейчас? – Рэнсом смотрел на нее все так же пристально.
Пытаясь уйти от признаний, Мадлен попыталась освободиться из его рук. Но это оказалось не так-то просто: Рэнсом держал ее крепко-крепко…
– Не пытайся от меня убежать! – строго предупредил он ее. – На этот раз у тебя ничего не выйдет.
Мадлен вздрогнула, как будто на нее вылили ушат холодной воды. Она посмотрела Рэнсому прямо в глаза и честно сказала:
– Если тебе нужны мои извинения – пожалуйста. Что еще ты хочешь от меня услышать?
Мадлен тут же почувствовала, как он напрягся, и испугалась. Зачем она причинила ему боль?
Но Рэнсом уже взял себя в руки и спросил:
– Скажи, почему ты тогда так поступила со мной?
Мадлен затаила дыхание:
– Почему я…
– Я хотел спросить, – пояснил ей Рэнсом, – почему ты сбежала от меня утром, даже не попрощавшись.
– Я… – начала Мадлен и замолчала. Что ему ответить? Господи, разве можно выразить свое тогдашнее состояние словами? – Я…
– Ну так что же? – повторил вопрос Рэнсом, притягивая ее ближе.
– Ты сердишься? – с изумлением спросила Мадлен. Странно – после последней их ночи она ожидала от Рэнсома чего угодно, но только не гнева.
– Мэдди, ну конечно, я сержусь! Я должен, в конце концов, понять, почему ты убежала от меня. Чего ты боялась: что я об этом кому-нибудь расскажу? Буду тебя шантажировать? Скажи мне, скажи…
На этот раз Мадлен удалось выскользнуть из его объятий. Но сейчас Рэнсом и не пытался ее удерживать.
Отступив на несколько шагов, Мадлен вытащила бутылку виски и рулон туалетной бумаги.
– Не хочу об этом говорить, – спокойно сказала она.
– Придется, – спокойно проронил Рэнсом.
Мадлен намотала туалетную бумагу на ладонь и обильно смочила виски.
– Теперь-то какая разница?
– О-о-ой, – простонал Рэнсом, когда Мадлен прижгла виски его царапины. – Дай мне лучше глотнуть!
– Держи! – И Мадлен протянула ему бутылку.
Отхлебнув из горлышка, Рэнсом произнес:
– Представь себе, как раз теперь разница очень большая. Прежде всего потому, что я сплю с тобой… – Когда Мадлен ничего не ответила, он схватил ее за руку и прямо спросил: – Или наша вторая ночь тоже не в счет?
Мадлен опять не знала, что ответить, и чуть не плача смотрела на него, желая только одного – чтобы он отпустил ее.
– Мадлен, вторая ночь считается?
– Ты предоставляешь решение этого вопроса мне? – спросила она его наконец.
– Думай что хочешь, но я останусь при своем мнении, – вздохнул Рэнсом.
Он поднял ее на руки, усадил на сиденье мотоцикла и, внимательно осматривая царапины на ее коленках, спросил:
– Значит, секс мы оставляем исключительно для тех моментов, когда ты впадаешь в душевный кризис?
Мадлен попробовала спрыгнуть с мотоцикла, но Рэнсом не отпустил ее. Обильно смочив туалетную бумагу виски, он провел ею по исцарапанным и ободранным до крови коленкам Мадлен. Та поморщилась.
– В ту ночь, когда мы впервые встретились, – продолжил Рэнсом, – ты чувствовала себя одинокой, беззащитной и потерянной. – Он протер ранку на ее локте. – Поэтому ты и расслабилась – до такой степени, что пошла спать с совершенно незнакомым человеком.
– Я…
– Да, я был для тебя незнакомцем, но, как я посмотрю, ты гораздо увереннее чувствуешь себя с незнакомыми, чем с близкими тебе людьми.
– Но я…
– Хотя мне кажется, тебя никто из твоих знакомых по-настоящему не знает. А прошлой ночью, – он покачал головой, продолжая промывать ранку на локте, – мы снова оказались в положении, мягко скажем, не совсем обычном.
– И тебе не понравилось, что утром я перед тобой не извинилась? Чего ты от меня хочешь? – взмолилась Мадлен.
– Зачем мне твои извинения? При чем тут вообще какие-то извинения? – разозлился Рэнсом.
Тщательно обработав ссадину на локте Мадлен, он снова занялся ее коленями:
– Наверняка здесь у тебя сильно болит…
