Мама вздохнула и пожелала ей удачи.
— Выпейте, Олечка, таблетку, — предложила учительница истории, видя, как та мается и не находит себе места.
— Что это? — не взглянув на упаковку, вскинулась Оля.
— От сердца, от нервов, вы успокоитесь, все пройдет.
— Давайте. — Оля проглотила лекарство.
Через полчаса прямо за столом в директорском кабинете Оля, положив голову на руки, задремала. Ей снилась свадьба, Маша с Дашей, несущие свадебный шлейф ее платья. И Лелька. Она что-то кричит и тормошит Олю.
— Просыпайтесь! — кричали обе женщины. — Все кончилось! Их освободили!
— Жив? — разомкнув глаза, спросила Оля.
— В больницу районную всех увезли, — сказала московская коллега.
— Всех? — удивилась Оля.
— Кто ранен, — пояснила завуч местной школы.
— Значит, он… — Не договорив, Оля выскочила на улицу.
— Погодите, я мужу позвоню, до больницы десять верст…
— Ну и что?
— По бездорожью, — добавила завуч. — У нас «газик» военный. Списанный купили. А впрочем, звонить не буду, пойдемте прямо ко мне. Я мужа подниму.
«Газик» трясся по ухабам, подпрыгивая и урча.
Наконец лесная дорога закончилась, показались кирпичные двухэтажные строения.
— Санчасть, — пояснила завуч. — Нам туда.
Они подъехали к основному корпусу, где затертая надпись гласила: «Приемный покой».
Выскочив из машины, Оля ворвалась в здание. В приемном покое ни души.
Дальше в памяти фрагменты, как несмонтированная кинопленка.
— Где все? — кричит она и рвется в одну за другой запертые двери. Вылетев в коридор, где что-то мелькает, еще раз кричит в пустоту: — Где Заломов?
Она несется вслед за появившейся женщиной в белом халате, толкающей впереди себя каталку. В ней наверняка он, ее Кирилл!
Прикрепляя на ходу прозрачный пузырь с кровью, женщина распахивает перед собой двери. Одну за другой. Много дверей. У Оли кружится голова.
— Вам туда нельзя, — строго говорит кто-то Оле.
Она падает. Острый запах хлорки и какого-то еще лекарства бьет в нос. Забытье. Очнулась Оля на больничной койке. Перед ней склоненный мужчина в белом халате. Очки и чеховская бородка, верно, земский врач?
— Как дела? Как вы себя чувствуете? — мягко спрашивает он.
— Я к Заломову, что с ним? — Оля пытается вскочить с койки.
— Лежите спокойно. Давайте поговорим.
Напряжение на лице Ольги сменяется мертвенной бледностью.
— Он… жив?
— Вы его родственница? — почему-то издалека начинает доктор.
— Я-я… — не в состоянии вымолвить слово «невеста», Оля выдыхает: — знакомая.
В эту минуту Оля сама себе кажется мелкой и незначительной по сравнению с Кириллом, о котором здесь все знают и говорят.
— Я коллега, я знакомая Заломова, — мямлит она, но, набравшись мужества, твердо произносит: — Я его очень близкая знакомая.
— Близкая? — Доктор многозначительно смотрит на нее. — Приехали выручать?
Оля согласно кивает.
— А его родственники, случайно, сюда не приехали?
— Что, с ним так плохо? — Из глаз Оли катятся слезы. Ком подкатывает к горлу. Давясь от слез, она крепко трясет пожилого доктора за рукав: — Скажите мне правду, я выдержу, я видела, его на каталке везли?
— Разбираетесь в медицине?
— Да, — шепчет Оля. Громко говорить почему-то нет сил. — У меня бабушка медсестра.
Врач хмыкает.
— Она военная сестра, всю войну прошла.
— Это меняет дело. — Врач гладит Олю по голове, словно случилось что-то с ней, а не с Кириллом. — У него то все в порядке. Сквозное ранение… в предплечье. Пуля по касательной прошла. Но большая потеря крови. Нужна кровь.
— Я же видела кровь, у вас ведь есть кровь! — Прорезавшийся голос Оли звучит хрипло. Она пытается сесть на кровати.
— Успокойтесь. У нас есть кровь, даже очень много. Только у него редкая группа, — поясняет доктор, глядя на Олю как на больную. — Я интересуюсь, может, с вами прилетели его отец, мать, сестра?
— Нет. У него есть только отец, он там, в Москве, и… — Оля качает головой, которая совсем ее не слушается.
— Ничего страшного, не волнуйтесь вы так, милая девушка, не убивайтесь! Я уже из центра заказал. Обещали на вертолете доставить. У него ранение хорошее, повезло.
— Как вы можете такое говорить? «Хорошее ранение»?! — возмущается Оля.
— Не задеты важные органы, — мягко, как душевнобольной, поясняет врач. Он странно смотрит на Олю: — Вы себя сейчас берегите! Себя!
Только теперь Оля осознает, что на ней больничная одежда и она на больничной койке.
— Доктор, а действительно, что со мной?
— Теперь давайте поговорим о вас.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Бабушка Татьяна, встретив бледную, осунувшуюся внучку на пороге дома, всплеснула руками:
— Все ведь в порядке, детка? Что с тобой? На тебе лица нет! Жив, поправится. На свадьбе танцевать скоро станем!
— Не будет никакой свадьбы. — Оля бросилась в родные объятия. — Мы поссорились.
Слезы сами по себе вновь катятся из глаз.
— Когда это вы успели? — Обнимая внучку, бабушка вытерла салфеткой ее глаза.
— Успели. За ним и за ребятами военные самолет прислали. Я с ними вместе летела. У-у… — зарыдала Оля.
— И что, в самолете поссорились? — улыбнулась бабушка, стараясь успокоить любимицу.
— И в самолете, и до самолета, какая разница! — наконец остановившись, в сердцах бросила Оля. — Ну что ты так на меня смотришь? Есть причины.
— Конечно-конечно, причины для ссор найдутся всегда. Простить его надо, деточка, он столько пережил. По телевидению показывали. Настоящий герой!
— Конечно, герой! Для него все важно. Все, понимаешь, кроме меня!
Татьяна укоризненно смотрит на Олю.
— Ведь его же никто не просил возвращаться к ребятам? Хоть бы мне слово сказал! Хоть словечко! Каково мне было в загсе, когда все гости собрались, и цветы кругом, и машины ждут, а я ничегошеньки не знаю… Обо мне он подумал? — Гордо вскинув голову, Оля посмотрела на бабушку горящим взглядом: — Знаю, что ты меня осуждаешь: «Эгоистка, ребята его поддержки ждали, правильно поступил». А я — это
