пришлют кого-нибудь другого – покрепче – чтобы закончить работу. Если мы убьем Миштиго, они поймут, что мы по-прежнему существуем, протестуем, твердо стоим на своем.
– …И он не боится за свою жизнь, – пробормотал я.
– Нет? Ну и что из этого?
– Не знаю. Но хочу выяснить.
– Каким образом?
– Думаю, что просто спрошу его.
– Вы лунатик, – и она повернулась уходить.
– Делайте, как я говорю, или не делайте вовсе.
– Тогда все равно, что делать. Это уже неважно. Мы проиграли.
Я взял ее за плечи и поцеловал в шею.
– Еще нет. Вот увидите.
Она стояла, вся сжавшись.
– Возвращайтесь домой, – сказала она. – Скоро ночь.
Я так и поступил, пошел обратно, в большой старый дом Якова Коронеса, где остановились мы с Миштиго, и Фил.
Я постоял в той комнате, где Фил уснул последним сном. На письменном столе по-прежнему лежал «Прометей Раскованный», рядом стояла пустая бутылка. Он говорил о своей близкой смерти, когда связался со мной по радио в Египте; он перенес сердечный приступ, через многое прошел. По всему выходило, что он должен был оставить старому другу письмо по такому важному поводу.
Поэтому я открыл бесполезный эпос Перси Биши Шелли и заглянул внутрь.
Оно было написано на чистых страницах в конце книги, написано по-гречески. Не на современном греческом, а на классическом языке.
Примерно так:
Дорогой друг!
Хоть я и ненавижу писать что-нибудь такое, что нельзя потом переписать, но сейчас я чувствую, что лучше с этим поторопиться. Дела мои плохи. Джордж хочет отправит меня на скиммере в Афины. Утром я полечу. Но сперва о том, что касается здешних дел.
Любой ценой сделай так, чтобы веганец выбрался с Земли живым.
Это очень важно.
Это самое важное дело в мире.
Я боялся рассказать тебе об этом прежде, потому что думал, что Миштиго может оказаться телепатом. Вот почему я не поехал с вами вместе с самого начала, хотя всем сердцем был бы рад это сделать. Вот почему я делал вид, что ненавижу его – это позволяло мне держаться от него как можно дальше. Я решился присоединиться к вам, только тогда, когда получил подтверждение что он не телепат.
По поведению Дос Сантоса, Дианы и Хасана я заподозрил, что Сеть жаждет крови Миштиго. Будь он телепатом, он должен был понять это и сделал бы все необходимое для обеспечения своей безопасности. На случай, если он окажется не телепатом, я все же сохранял великую веру в твою способность защитить его практически от всего, в том числе и от Хасана. Но я не хотел, чтобы ему стало известно о моем знании. Однако, если ты помнишь, я все же пытался тебя предостеречь.
Его дед, Татрам Иштиго – одно из самых утонченных и благородных существ на белом свете. Это философ, великий писатель, администратор-альтруист служит обществу. Я познакомился с ним тридцать с лишним лет назад, когда жил на Талере, а позднее мы стали близкими друзьями. С тех самых пор мы поддерживали между собой связь, и еще тогда он посвятил меня в планы Веганской Системы, касающиеся судьбы Земли. Я поклялся, что буду хранить тайну. Даже Корт не должен знать, что мне это известно. Старик непоправимо потеряет лицо, если все это дело до времени выплывет наружу.
Веганцы оказались в очень затруднительном положении. Наши эмигрировавшие земляки сами постарались усилить свою экономическую и культурную зависимость от Веги. Во время Восстания Сети веганцы получили представление – и очень наглядное! – о наличии на Земле местного населения, располагающего собственной мощной организацией и стремящегося к возрождению нашей планеты. Веганцы тоже хотели бы, чтобы это возрождение совершилось. Им не нужна Земля для себя. Зачем? Если бы им хотелось эксплуатировать землян, то их больше на Талере, чем здесь у нас на Земле – и их все равно не эксплуатируют; по крайней мере, в массовом порядке или особенно злокозненно. Наши бывшие сограждане сделали свой выбор и предпочли возвращению сюда ту меру эксплуатации, которую они способны вынести. Что это значит? Это значит, что ретурнизм – тупик. Никто не вернется обратно. Вот почему я покинул ретурнистское движение. Вот почему ты тоже, как я полагаю, его покинул. Веганцы хотели бы избавиться от проблем нашего мира. Конечно, им хочется сюда ездить. Это познавательно, это отрезвляет и смиряет гордыню, это просто-напросто пугает – приехать сюда и увидеть, что можно сделать с миром.
Самым главным для них оказалось найти путь в обход правительства наших бывших земляков на Талере. Талериты вовсе не горели желанием лишиться Управления – единственного источника для взимания налогов и получения средств к существованию.
После долгой торговли и всяческих уговоров экономического характера, включая предоставление нашим бывшим землякам полноправного веганского гражданства, удалось найти способ все это сделать. Реализация плана была отдана в руки рода Штиго, в первую очередь – Татрама.
Он, в конце концов, как ему кажется, нашел средство снова сделать Землю способной к самостоятельности и сохранить ее культурное достояние.
С этой целью он и послал своего внука Корта в эту «инспекционную поездку». Корт – странное создание; его истинный талант – лицедейство (все представители рода Штиго даровиты), и он любит позировать. Думаю, ему очень хотелось сыграть роль чужака, и я уверен, что он это сделал умело и добротно. (Татрам рассказал мне также, что эта роль будет для Корта последней. Он умирает от «дринфан» – эта болезнь неизлечима; я думаю, что именно поэтому он и был выбран для этого дела.) Поверь мне, Константин Карагиозис Коронес Номикос (а также все остальные, кого я не знаю), поверь мне, Конрад, то что он не занимается обследованием недвижимости – правда.
Но я позволю себе последний байронический жест. Поверь мне на слово – он должен выжить, дай мне сдержать мое обещание и сохранить доверенную тайну. Ты не пожалеешь об этом, когда все узнаешь.
Прости, что я так и не закончил твою элегию, и будь проклят за то, что тогда в Керчи отобрал мою Лару!
Фил. Ну что ж, хорошо, решил я, значит, веганцу выпала жизнь, а не смерть.
Так сказал Фил, и я не сомневался в его словах.
Я вернулся за обеденный стол у Микара Коронеса и оставался рядом с Миштиго, пока он не был готов к отправлению. Я проводил его обратно к Якову Коронесу и понаблюдал за тем, как он заканчивает свои сборы. За все это время мы обменялись едва ли десятком слов.
Его вещи мы перенесли на площадку перед домом, где должен был приземлиться скиммер. Прежде чем остальные (включая Хасана) подошли сказать ему «до свидания», он обернулся ко мне и спросил:
– Скажите, Конрад, зачем вы разбираете пирамиду?
– Чтобы подложить свинью Веге, – ответил я. – Чтобы дать вам понять, что если вы хотите заполучить это место и вам удастся отобрать его у нас, то оно достанется вам в еще более ужасном состоянии, чем было после Трех Дней. Смотреть тут будет не на что. Мы спалим остатки нашей истории. Вам, ребятки, не достанется ни клочка.
Тонкий, жалобный вой, вызванный выходящим из глубины легких воздухом, по нашим меркам означал,
