Крячко с территории и попросил приехать?
– Зачем я тебя вызвал? Не знаешь? Я по телефону вчера ничего конкретного не говорил?
– Что-то о личной версии, Лев Иванович, – ответил Крячко несколько удивленно. – Вы сказали…
– Откуда «вы» появилось? – Гуров вспомнил разговор с Орловым. – Дистанцию устанавливаешь?
– Больно вид у тебя зачумленный.
– Ты майора Турова знаешь?
Крячко пожал плечами, считая вопрос праздным, не ответил.
– Что он за человек? – спросил Гуров. – Отвечай, пожалуйста.
– Подонок. Все знают.
– А чего мы молчим?
– Говорите. – Крячко цинично улыбнулся. – Погляжу, что у вас получится? Или вы хотите моими руками? Представляю: капитан Крячко, без году неделя в МУРе, поднимается на партсобрании и бездоказательно начинает убеждать офицеров-коммунистов, которые и без него отлично знают…
– Станислав, чего ты такой злой? – перебил Гуров. – Ну, глуп мой вопрос, признаю.
– Ты у нас добрый! – Крячко говорил шепотом, хотя и были они в кабинете одни. – Ты меня год за горло держишь и умиляешься своей доброте. Вы, Лев Иванович, цельно-золотой. И пробу вам надо прямо на лоб поставить, чтобы все видели и не сомневались.
Странно, но Гурову от злых слов товарища на душе полегчало, словно гнойник вскрыли, боль еще чувствовалась, но отпускало.
– Загибаешь. – Гуров неожиданно рассмеялся, провел пальцами по лбу. – Не надо клейма, я больше не буду. Есть для тебя дело. – Он отпер сейф, вытащил тоненькую папочку, перебросил на стол Крячко. – Я данной версии цветастое название придумал: «Дуплет в угол». Сколько меня продержат, неизвестно, а работу спросят. Так что читай, вникай, задавай вопросы и двигай. Я посижу, бумажное хозяйство приведу в порядок.
Гуров вынул из сейфа папки, разложил на столе. Крячко сидел напротив, читал рапорты и справки по версии, которую пытался создать Гуров, заложив в фундамент кусочек мела.
«Все это вилами на воде писано, – рассуждал Крячко, перечитывая справки. – Но, признаться, ты, капитан, мелок в руки не взял, ямочку на нем не углядел и ничего похожего не придумал».
Из отделения милиции позвонил майор Светлов, доложил, что провел очередной инструктаж участковых инспекторов, спросил, нет ли чего нового.
– Ни порадовать, ни огорчить, – ответил Гуров. – Просьба, Василий Иванович, позвони мне домой, скажи, что услали меня на несколько дней в тундру. Мол, я звонил, но никого не застал.
– В какую тундру? – не понял Светлов.
– В такую тундру, где нет телефона и я звонить домой не могу, – пояснил Гуров. – Придумай.
– Хорошо. – Светлов тяжело вздохнул. – Может, Станислав?
– У него глаза профессионального лгуна. Ты у нас мужик открытый, правдивый. Выполняй.
– По телефону глаз не видно, – сказал Светлов. – Хорошо, я тебе перезвоню.
– Насчет лгуна в мой адрес? – поинтересовался Крячко.
– Нет, в мой.
– Докатились до личных оскорблений.
– Между прочим, писать тебе на лбу я не предлагаю. – Гуров не сумел закончить, зазвонил телефон. – Ну, что она? – сняв трубку, спросил опытнейший сыщик.
– Она интересуется, теплые носки в тундре не нужны? – ответила Рита. – Неужели у тебя нет никого с голосом поправдивее? Как вы работаете?
– Правдивость нас и губит, – признался Гуров. – Ты моя любимая и друг. Два-три дня меня не будет.
– Хорошо, я подожду. Целую.
– Эх, конспираторы! – Крячко встал, вернул Гурову папочку с бумагами. – Поехал. Адреса я без ваших указаний знаю. Значит, роста, телосложения и возраста среднего. А вы правы, майор, это не такие уж плохие приметы.
Гуров остался один, ему предстояло ждать.
Ваш выстрел – второй
Улица, на которой группа Гурова приняла под наблюдение Ивана Петренко, не походила на столичную. Асфальт на мостовой в трещинах и выбоинах, чахлые деревца вдоль тротуара, облупившиеся безликие дома, на перекрестке ни светофора, ни указателей, хлопающая дверью булочная, табачный киоск. Лишь в дальнем конце улицы, за забором, высовывал решетчатую шею башенный кран, поднимая современное здание, дотянул его уже примерно этажа до десятого.
На этой улице в пятиэтажном доме с тяжеловесными балкончиками и жила сестра Петренко. Его самого засекли около шести утра. Петренко вышел из-за угла, не оглядывался, не суетился, устало и привычно вытянул на себя тяжелую дверь подъезда и скрылся в нем. Тут же проверили, нет ли черного хода, сообщили дежурному по городу. Оперативники, обрадованные, что свое нудное, утомительное задание выполнили, ждали группу захвата, но полковник Орлов их разочаровал:
– Спасибо за службу, продолжайте наблюдение, вас сменят после десяти, – он посмотрел на удивленные лица окружающих, усмехнулся: – Человек будет есть, пить, мыться, спать. Гурова и ребят не беспокоить, пусть отдыхают, они еще нахлебаться успеют.
– В квартиру может прийти слесарь, электромонтер, – потирая еще не бритую после суточного дежурства щеку, предложил помощник дежурного.
– Если только вас переодеть, – задумчиво ответил Орлов. – Не желаете?
– Я не специалист, товарищ полковник, но, если прикажут…
– Не бойтесь, не прикажут. – Орлов сердился, что пустыми разговорами его отвлекают, и незаслуженно обидел человека: – Нам не нужны ни подвиги, ни трупы! Ясно? – И, еще больше разозлившись, теперь уже на себя, вышел, хлопнув дверью, тут же вернулся и сказал: – Во-первых, переключайте все разговоры с наблюдателями на мой кабинет. Во-вторых, объясните им, что они будут передавать Гурову не подъезд, в который вошел разыскиваемый, а его самого, в натуральном виде.
Еще до появления Петренко установили, что его родная сестра Смирнова Лидия Степановна, тридцати двух лет, разведенная, работает секретаршей в стройконторе, занимает однокомнатную квартиру, которая раньше принадлежала ее мужу, исчезнувшему два года назад. Оперативники его судьбой не интересовались. Лидия характеризовалась как женщина, «совершенно не употребляющая», дисциплинированная, скромная. Появился соблазн вступить с ней в контакт и, не вдаваясь в подробности, просить помощи. Даже сверхосторожный генерал Турилин сказал, что надо, мол, подумать. Но полковник Орлов категорически запретил. Они из одного гнезда, и ее реакция совершенно непредсказуема.
Итак, Петренко в дом сестры пришел в шесть утра, в восемь она убежала на работу. К одиннадцати подъехал Гуров с группой. Нина в форме лейтенанта с жезлом в руке встала на нерегулируемом перекрестке. Небольшой грузовичок, из кузова которого торчали лопаты, дорожные знаки, остановился не далеко, но и не близко. Виктор Терентьев и Александр Прохоров в затертой рабочей одежде, которая скрывала их телосложение, выпрыгнули на мостовую и стали придумывать себе занятие. Гуров в «Волге» с шашечками остановился в другом конце малолюдной улицы. Леня Симоненко расположился на заднем сиденье. Он был в форме студенческого стройотряда, пистолет лежал в специально пришитом внутреннем кармане курточки. В «такси» имелся городской телефонный аппарат. Гуров позвонил Орлову, сказал, что прибыли и начали ждать.
– Терпения вам, ребята, – ответил полковник. – Он может вообще до вечера не выйти на улицу. – И неизвестно в который раз напомнил: – Не подходить, наблюдать, изучать. Главное, блокировать от случайных контактов с мужчинами.
Группе повезло, Петренко вышел из подъезда около двенадцати, ждать практически не пришлось. Он был высок, худ и сутул, шел, чуть приволакивая ступни, и казался значительно старше своих лет.
Гуров вспомнил доклад наблюдателя: «Правую руку он держал то ли в левом внутреннем кармане пиджака, то ли под его полой, неизвестно, факт, что дверь подъезда он открыл левой рукой».
Сейчас правая рука Петренко была забинтована и лежала чуть пониже груди в повязке, накинутой на шею.
