настолько досадно.
Все, о чем мечтала всю жизнь я, — так это быть в семье единственным ребенком. Фотограф восклицает:
— Отлично!
Глава семнадцатая
Сестры Рей — это трос мужчин с тощими белыми лицами, которые днями напролет просиживают в своем номере в «Конгресс отеле» в нейлоновых комбинациях и туфлях на высоких каблуках, покуривая сигареты. С их плеч то и дело спадает то левая, то правая бретелька. Они — это Китти Литтер, Софонда Питере и жизнерадостная Вивьен ВаВейн.
Их лица намазаны белыми, как яичный белок, увлажняющими кремами. Им нравится музыка «ча-ча-ча», под которую танцуют, делая быстрые и медленные шаги. Такую теперь нигде не услышишь, разве что в лифте в некоторых учреждениях.
Волосы сестер Рей, их волосы короткие и сплошь усеяны плоскими заколками. Возможно, в холодное время года они напяливают поверх заколок какие-нибудь шапки-парики. Но чаще им неизвестно, лето на дворе или осень. Шторы на их окнах никогда не раздвигаются, а в устройство для автоматического переворачивания пластинок на проигрывателе всегда вставлено с дюжину виниловых дисков с записью музыки «ча-ча-ча».
У них светлая мебель и стереофонический проигрыватель «Эр-Си-Эй Филко» на четырех ножках. Иглой этого древнего проигрывателя можно, наверное, вспахать поле. Металлический тонарм весит около двух фунтов.
Позвольте представить их:
Китти Литтер.
Софонда Питере.
И жизнерадостная Вивьен ВаВейн.
На сцене известные также как сестры Рей.
Это ее семья, Бренди Александр сама рассказала мне об этом в кабинете логопеда. Не при первой нашей встрече, нет. Не в тот день, когда я плакала и посвящала ее в свою печальную историю о потере лица. И не тогда, когда она пришла в больницу с плетеной корзинкой для шитья, полной способов скрыть от людей то, что я монстр.
Это случилось в другой день, один из множества дней, когда мы беседовали с ней в кабинете логопеда.
— Обычно, — рассказывает Бренди, — Китти Литтер отбеливает на лице ненужные волосы или выщипывает их. Занимаясь этой неприглядной процедурой, она по нескольку часов просиживает в ванной. Все злятся на нее, но ей ни до кого нет дела. Смотреть на себя в зеркало — ее страсть.
Эти Рей, именно они сделали Бренди тем, чем она является. Ее несравненное величество перед ними в неоплатном долгу.
Бренди запирала дверь в кабинете логопеда на замок. Если бы кто-то постучал снаружи, мы завопили бы так, как вопят, достигая оргазма. Мы стонали бы и кричали и шлепали бы ногами по полу. Я бы стала хлопать рукой об руку, имитируя специфические звуки, которые известны каждому. Кто бы ни постучал в дверь, тут же умотал бы.
А мы спокойно возобновили бы беседу и продолжили бы накладывать на глаза косметику.
— Софонда, — рассказывала Бренди, — Софонда Питере — наш мозг. Да-да, она такая. Мисс Питере своими пальцами с фарфоровыми ногтями целыми днями крутит диск телефонного аппарата. Звонит агентам или дилерам и все что-нибудь продает, продает, продает.
Кто— то постучал в дверь, и я издала кошачий вопль и ударила себя по бедру.
Без сестер Рей, продолжила рассказывать Бренди, без них ей было бы не выжить.
Когда они нашли ее королевское величество, она занималась синхронным озвучиванием любительских видеошоу.
Ее волосы, ее фигура, ее несравненная походка «от бедра Бренди Александр» — все это создали сестры Рей.
Перенесемся в тот момент, когда навстречу мне, мчащейся по автостраде в сторону города, попадаются две пожарные машины. Я стремительно удаляюсь от объятого огнем дома Эви. В зеркале заднего вида «фиата спайдера» он уже выглядит обычным костром. Я в персиково-розовом пеньюаре Эви. Страусовые перья, обдуваемые мощным потоком ветра, неистово хлещут по мне. Подол пеньюара прихлопнут машинной дверцей, но мне на это наплевать.
Я пропитана запахом дыма. Дуло винтовки на пассажирском сиденье смотрит в пол.
Груз — моя любовь — в багажнике не произносит ни звука.
Я направляюсь в единственное место, где меня могут принять.
Позвонить Бренди я не в состоянии. Оператор все равно не сможет меня понять. Поэтому я еду к ее королевскому величеству без предупреждения. Мой путь лежит к «Конгресс отелю».
Перенесемся к истории о том, как сестры Рей благодаря кукле по имени Катти Кэти заполучили кучу денег. Эту историю мне тоже рассказала Бренди в перерывах между имитацией оргазмических воплей в кабинете логопеда. Катти Кэти — одна из тех здоровенных кукол с немыслимыми объемами. 46-16-26 — вот какие были бы ее размеры, если бы речь шла о реальной женщине.
Если бы речь шла о реальной женщине, то из готовой одежды Катти Кэти не смогла бы купить себе абсолютно ничего. Вы наверняка видели таких кукол. Их продают голыми в блистерных упаковках по доллару за штуку. Но одежды для них стоят целое состояние. Вот какие они реалистические, эти куколки.
Для такой куклы можно купить сотни четыре отдельных частей туалета, скомбинировать их и получить три приличных наряда. В этом смысле она ужасно похожа на живую женщину. Так похожа, что делается страшно.
Блестящая идея пришла в голову, конечно же, Со-фонде Питере. Она изобрела Катти Кэти, изготовила прототип, продала его и получила огромную прибыль. Этих денег хватает на жизнь им всем.
Катти Кэти умеет разговаривать, поэтому ее и купили так быстро.
Вместо обычной веревки в ее спине короткая золотая цепочка. Когда дергаешь за эту цепочку, она говорит:
— Это платье очень нарядное. Если именно нарядной ты хочешь выглядеть.
— Твое сердце — мои пенаты.
— Ты собираешься надеть на себя вот это?
— Мне кажется, наши с тобой отношения только улучшились бы, если бы мы начали ходить на свидания с другими людьми.
— Целую. А еще:
— Не прикасайся к моим волосам!
Сестры Рей продали коротенькое болеро Катти Кэти. Они сшили его в Камбодже, затратив на работу сущие гроши. А в Америке получили за него шестнадцать долларов. Люди с радостью заплатили им такие деньги.
Перенесемся ко мне, припарковывающей «фиат» с грузом — моей любовью — в багажнике у обочины.
Я иду вверх по Бродвею к «Конгресс отелю». Я — женщина без половины лица, приехавшая в роскошную гостиницу, сооруженную сотню лет назад из стекла и камня цвета терракоты. В гостиницу, похожую на замок. На мне персиково-розовый пеньюар. Та его часть, которая была прихлопнута дверцей машины, наполовину оторвалась и волочится за мной по земле. Страусовые перья опалены. Вуалей и покровов на мне нет.
Я стараюсь держать свою винтовку в большом секрете. Она у меня под мышкой, как костыль.
Кстати, на мне всего одна тапочка. Вторую я где-то потеряла.
Портье во фраке с золотыми галунами даже не смотрит на меня.
О, что стало с моими волосами! Я вижу свое отражение в начищенной до блеска металлической дощечке с надписью «Конгресс отель». Прохладный ночной ветер превратил мою чудесную прическу в какое-то волокнистое безобразие.
Перенесемся ко мне, стоящей у конторки портье в «Конгресс отеле».
