после чего палец сгниет и отвалится. Отец сказал, что палец придется отрезать, и весь день мыл мне руку и точил топор. Все это время он внушал мне, что человек должен нести ответственность за совершенные им поступки. Он сказал, что если я буду делать глупости, то мне придется заплатить за них соответствующую цену.
Весь тот день я слушал его слова. Никакого страха я не испытывал, не было ни слез, ни паники. В моем сознании четырехлетнего мальчонки отец оказывал мне великую услугу. Когда он отрубит мой распухший, багровый палец, мне будет больно, но это все-таки лучше, чем мучиться неделями и ждать, пока тот сгниет и отвалится.
Я опустился на колени перед деревянной колодой, где прямо на моих глазах было обезглавлено так много кур, и положил на нее руку. Во всяком случае, я был безумно благодарен отцу за помощь и решил больше никогда не винить других людей в моих бедах. Отец занес над колодой руку и, конечно же, промахнулся. Мы вернулись в дом, и там при помощи мыла и воды отец освободил мой палец.
Это почти забытая мною история. Почти забытая. Я не вспоминаю ее, то есть не рассказываю друзьям, ожидая, как они отреагируют. Потому что уверен: другим людям не понять урока, который преподал мне отец. Они наверняка усмотрят в его поступке жестокость. Боже меня упаси пересказывать это матери — она взорвется от праведного гнева. Подобно детским воспоминаниям отца о тех злополучных выстрелах, случай с топором — мое самое давнее воспоминание, и оно вот уже тридцать шесть лет остается моей тайной. И тайной отца. А теперь о ней знают эти две глупые женщины, Бонни и Молли, они рассказывают эту историю мне и моим подвыпившим друзьям.
Я никоим образом не собирался подыгрывать им. Пока Ина продолжала рыдать, я налил себе еще вина. Я улыбнулся и пожал плечами, заявив, что все это очень интересная болтовня, но тем не менее полная чушь. Через несколько минут одна из женщин свалилась на пол, совершенно больная, и попросила довести ее до машины. Вечеринка окончательно расстроилась, и мы с Иной остались допивать вино и доходить до кондиции.
В общем, вечеринка получилась удручающе неудачной и поистине глупой. Мне пришлось наблюдать за тем, как друзья с самым серьезным видом внимали этому вздору. Леди так ни разу и не появилась. Однако Патрик будет и дальше названивать мне, жалуясь на свои дурацкие проблемы с призраками. Брэнда будет и дальше вздрагивать и бледнеть, прежде чем объявить вслух свои бестолковые предчувствия. Что касается Бонни и Молли, то им просто повезло. Наверняка это был трюк. Все мои знакомые остались немного одураченными.
Я не могу объяснить магический трюк Бонни и Молли, но я и многое другое в этом мире не в состоянии объяснить. Ночью, когда был убит мой отец, за сотни миль отсюда, моей матери приснился сон. По ее словам, в дверь постучался отец, прося спрятать его. Во сне ему выстрелили в бок — позднее коронер подтвердил этот факт, — и он пытался убежать от человека с ружьем. Вместо того чтобы спрятать его, мать заявила, что дети не видели от него ничего, кроме стыда и боли, и захлопнула у него перед носом дверь.
В ту же ночь одной из моих сестер приснилось, будто она находится в том же месте, где мы росли. Она шла рядом с отцом и рассказывала ему о том, что ей жаль, что она росла без него и давно с ним не общалась. Отец прервал ее, сказав, что прошлое больше ничего не значит. А еще он ей сказал, что очень счастлив и что она тоже должна быть счастлива.
В ту ночь, когда его не стало, мне ничего не снилось. Никто не пришел ко мне во сне и не пожелал доброй ночи.
Через неделю мне позвонили из полиции и попросили зайти к ним, чтобы опознать личность убитого мужчины.
Мне бы очень хотелось верить в невидимый потусторонний мир. Это значительно ослабило бы тяготы и страдания мира материального. Однако девальвировало бы ценность денег на моем банковском счете, моего приличного дома и всей моей нелегкой работы. Можно было бы легко выбросить из головы все проблемы и наше счастье, потому что они стали бы менее реальными, подобно событиям книги или кинофильма. Невидимый вечный мир превратил бы наш привычный мир в иллюзию.
Действительно, мир призраков подобен педофилии и некрофилии. У меня нет опыта в подобных делах, и поэтому я абсолютно не способен серьезно воспринимать его. Он всегда будет казаться мне чем-то вроде шутки. Привидений не существует.
Потому что если они существуют, то что, черт побери, мешает моему отцу рассказать мне о них?
Портреты
Сама о себе
— Одно время, — говорит Джульетт Льюис, — когда мне хотелось узнать кого-нибудь получше, я давала людям список вопросов, на которые следовало дать ответ. Эти вопросы говорят обо мне больше, чем то, что я рискнула бы доверить моему дневнику.
Джульетт произносит это, сидя на антикварном диване в доме, который она снимает в Голливуде. Дом ослепительно белый и весь — сплошные вертикали, в духе музея Гетти, резкие линии без каких-либо украшений, но заставленный антиквариатом. В этом доме она живет вместе с мужем Стивом Берра. Это их временное жилище. Скоро они переедут в новый дом близ Студио-Сити. Джульетт держит написанный от руки вопросник, который только что откуда-то выкопала.
— Вы когда-нибудь били человека острым предметом или наносили человеку резаные раны? — читает Джульетт.
Она читает:
— Вам нравится спаржа?
Она читает:
— Как твое второе имя?
Она пьет чай. Она не смотрит телевизор. Она любит игральные карты. «Королевский угол» или «Короли за углом». Она пользуется этой новой туалетной бумагой, «Коттонель», которая на ощупь такая же нежная, как кашемировый свитер. В подвале хранится отрубленная голова Стива, вернее, ее почти натуральная копия, оставшаяся от видеозаписей о скейтбордистах и заснятая той же съемочной группой, которая запечатлела на пленку живот беременной Джульетт в фильме «Путь оружия». Джульетт зачитывает вопрос из списка:
— Кошки в роли домашних животных вас нервируют или же вы восхищаетесь их независимостью?
За последние сутки она поведала о своей семье, своем отце (Джеффри Льюисе), своей карьере, сайентологии, замужестве и сочинении песен. Песни играют немаловажную роль в ее жизни, потому что за долгие годы вынужденного озвучивания сценариев теперь это ее собственные слова.
Мать Джульетт, Гленис Батли, рассказывает:
— Да, это потрясающая история.
Сейчас в Лос-Анджелесе время завтрака. Гленис пьет много кофе, чашку за чашкой. У нее густые рыжие волосы. Она все еще выглядит привлекательно, почти как на той фотографии, которая вставлена в рамку и находится дома у Джульетт.
Гленис вспоминает:
— Я забеременела и сидела на этой невероятной диете, абсолютно чистой экологически, но мне не хотелось, чтобы со мной рядом кто-то был. Я почувствовала, схватки, они наступали с интервалом в пять минут, и поэтому я позвонила, и ко мне пришел врач, который мне нравился, и он сказал, что ребенок вот- вот появится на свет. Он сказал: «Главное, не надо тужиться». Поэтому я легла, и потом случилась новая схватка, и у меня возникло непреодолимое желание вытолкнуть младенца, и я подумала: «Ничего плохого,
