– А в сортир по-маленькому сходить можно? – грубовато спросила Тамара Павловна. – И курить хочется ужасно! А то мы прям как в детективе про Пуаро, вам, товарищ следователь, только усов не хватает.
Следователь покачал головой:
– Разумеется, мы не препятствуем вашему свободному перемещению. Все желающие могут выйти по надобности, покурить или сходить в столовую. Однако прошу вас делать это поодиночке. Два человека не должны одновременно покидать помещение. Надеюсь, вы готовы рассказать нам все, что вам известно? Это в ваших же интересах.
– Тогда я первая! – сказала Тамара Павловна и ринулась к двери. – Ребята, простите, но уже мочи нет. Я не задержусь! Всего одна сигаретка.
– Скажите, господин следователь, – произнес Виктор Медведев. – А то, что вы устанавливаете такие жесткие правила – выходить по одному, оставаться всем в одной комнате, – входит в ваши полномочия? Мне кажется, что нет.
– Виктор Романович, – сказал следователь, – мы только просим вас придерживаться определенных установок. Ваше право – соблюдать их или нет. Однако я уже сказал, руководство завода пристально следит за ситуацией. Вашим шефам первым хочется узнать, имеет ли отношение кто-то из сотрудников «Хаммерштейна» к смерти Тимчук и фактам промышленного шпионажа. Вы вольны делать все, что хотите, но это может повлечь за собой…
Что именно повлечь, следователь не прояснил, но Лена поняла: тот, кто не будет сотрудничать с органами, может впасть в немилость у генерального директора. А значит: этому человеку рано или поздно придется покинуть «Хаммерштейн». Терять же такое хлебное место никто не желал.
– Елена Николаевна, прошу, мы уж доведем беседу с вами до логического завершения, – следователь распахнул перед ней дверь кабинета. Монастырская, вздохнув, шагнула к креслу. Похоже, придется рассказать о встрече с Тимчук.
– Я не хотел вас напугать, – произнес следователь, занимая место начальника отдела. – Вы мне чрезвычайно симпатичны, вы умная дама, у которой большое будущее в концерне. Да, да, не краснейте, это так. Я работаю с людьми уже пятнадцать лет, стал за это время каким-никаким психологом. Поэтому, милая Елена Николаевна, расскажите мне все, что считаете необходимым. Наша беседа – не допрос, я буду задавать вам только наводящие вопросы, а инициатива принадлежит вам.
Несмотря на то что Лена поняла: следователь применяет тактику «кнута и пряника», его слова бальзамом растеклись по ее душе. Ну в самом деле, не ставить же под удар свою карьеру в «Хаммерштейне» ради пары фактов?
– Как я уже сказала, – начала Лена, – я не звонила Любови Сергеевне. Уверяю вас, это так. Судите сами, где-то с половины первого до половины второго сотрудники уходят на обед, поэтому отдел обычно пустует или в нем остаются только один-два человека. Позвонить с моего аппарата мог каждый.
Следователь мягко улыбнулся Елене и произнес:
– Ну вот, видите, вы уже мне помогли. Как я понимаю, если в столовую уходят все, то отдел запирается? Кто-то из соседнего отдела не может проникнуть в помещение в это время и позвонить? Ага, значит, нам требуется один из шести. Или одна. Конечно, сейчас уже сложно вспомнить, кто в тот день выходил и приходил в отдел, кроме того, виновный будет стараться запутать следы. Можете ли вы сказать, в каком порядке сотрудники покидали отдел в обед?
Лена задумалась. Она никогда не замечала таких пустяков. И было это уже несколько дней назад. Итак, она ушла с Михаилом… Да, так и было, но он на полпути покинул ее, сказав, что ему нужно срочно узнать что-то в финансовом отделе. Он пришел в столовую, когда она уже начала обедать, то есть через пятнадцать минут, а разговор длился тринадцать…
Преодолевая гадливое чувство (словно она предает кого-то), Лена рассказала следователю об этом эпизоде. Тот методично все записывал в большой блокнот. Лена завершила:
– Но я только излагаю факты! Я не думаю, что Михаил… Что он имеет к звонку отношение.
– Я склонен вам верить, Елена Николаевна, вы – честная молодая женщина. Но, похоже, вы скрываете от меня что-то. Нехорошо, я же просил вас быть со мной откровенной!
Следователь играл с ней, как кошка с мышкой. Лена почувствовала головную боль. Нет, она пройдет все до конца. Не вылетать же из «Хаммерштейна» из-за пустяка.
Лена ответила:
– Да, я вынуждена признаться… Ах, это получилось совершенно случайно… Я встретилась с Любовью Сергеевной в кафе, это было, позвольте вспомнить…
Она изложила следователю ту сцену в кафе, стараясь припомнить каждую деталь. Тот внимательно слушал Елену, а затем воскликнул:
– Ну вот, видите, дорогая Елена Николаевна, какую неоценимую помощь вы оказали следствию! И что произошло с той самой папкой, могу я видеть ее?
– Она исчезла, – убитым голос призналась Лена. – И я не вру, это так и есть! Там был какой-то бред: секретные лаборатории, запрещенные опыты, похищения детей, что ли. Папки у меня нет!
Следователь выудил из Лены и подозрения относительно уборщицы Марины Степановны и электрика, якобы пришедшего вместо Ивана Ивановича в коттедж к Монастырской.
– Отлично, – похвалил ее следователь. – Это уже какая-никакая нить. Вы очень помогли следствию. Теперь я уверен, что вы не звонили госпоже Тимчук. Можете быть свободны. Попросите, пожалуйста, Тамару Павловну Воеводину!
Через два с половиной часа следователи, побеседовав со всеми сотрудниками отдела, покинули завод. Их визит вызвал у каждого совершенно разную реакцию. Тамара Павловна ходила из угла в угол и вещала:
– Они спросили, где я была вечером того дня, когда кокнули эту тетку. И мне пришлось рассказать правду: я была у любовника! Черт возьми, да я в таких вещах даже родной бабушке не признавалась, а тут – прокуратура! А следователь-то симпатичный, только повадками на Берию смахивает…
Регина была, наоборот, крайне напугана. Казалось, страх, который глодал ее с самого начала, вернулся снова. Дмитрий Львович призвал всех попытаться сосредоточиться на работе.
– Уж куда там! – заявила Воеводина. – Нам за вредность должны выплатить по премии и дать выходной! А то измочалили, пропустили через мясорубку – и после этого еще работай. Ну ладно, ладно, Дмитрий Львович, уговорил…
Вечером, возвращаясь домой, Лена заметила, что Михаил очень молчалив. Она спросила его, в чем дело.
– Да эти следователи, Леночка. Они ведь меня тоже спрашивали, где я был. Но мне скрывать нечего, моя тетка создаст мне железное алиби.
И все же что-то в словах Михаила насторожило Лену. Что именно, она не могла сказать. Она не знала, что следователи, которые были работниками прокуратуры Новгородской области, доложили обо всех подробностях беседы своему начальству, которое тотчас поставило в известность генерального директора завода. Собственно, тотальный опрос и был затеян с единственной целью – узнать, кто же именно поддерживал отношения с Любовью Сергеевной.
– Значит, девчонка контактировала с Тимчук, – спросил директор у генерал-майора, который явился к нему в кабинет, – и старая ведьма, до того, как ее сбила машина, успела передать ей документы?
Генеральный директор знал об этом проколе, еще бы, ведь именно по его приказу коттедж Елены Монастырской был снабжен подслушивающими устройствами, а кроме того, один из сотрудников службы безопасности, экипированный под электрика, изъял взрывоопасный материал. Но этого, судя по всему, было мало. Девчонка пока ничего не подозревает и не будет подозревать. Но если не она звонила Тимчук, что было бы весьма логично, то кто?
– Думаю, вам надо знать, на кого подумали наши ребята, – сказал генерал-майор, который получал от «Хаммерштейна» высокую премию в валюте как внештатный консультант службы безопасности. В действительности он снабжал руководство завода информацией.
Он назвал имя. Генеральный сжал руку в кулак и ударил ею по столу.
– Ну что ж, действуйте, – сказал он. – Найдите этого мерзавца!
На следующий день, придя на работу, Лена узнала, что Регина Станкевич заболела.
– У нашего хамоватого дитя тьмы воспаление чего-то там, – сказала Тамара Павловна. – Изображает из
