Иванович! Вы мне только дайте до них добраться, а уж я… Как миленькие! Как на духу!
«Умом Россию не понять, подумал я, прав был поэт. И аршином не измерить. Второй такой страны нет. И быть не может».
Майор Никитин долго пыхтел и мялся, глядя, как я дописываю последние строчки протоколов.
— Ты это… Ну, в общем, — сказал он, дождавшись, пока я отложу ручку в сторону. — Как это… Ну… М-м…
Он явно хотел сказать что-то, что представляло для него огромную трудность. Говоря иначе, «У него язык не поворачивался». Со стороны могло показаться, что он вынужден оповестить меня об увольнении и изгнании из органов без заслуженной пенсии. Но, зная его не первый год, я понимал, что как раз это он бы сказал без запинки. Потому с интересом ждал, что за ужасную фразу он никак не в силах вымолвить.
— Это… Тьфу! Короче, молодец, Куницын! С некоторой натяжкой можно сказать, что ты неплохо поработал. Четыре доказанных эпизода за один день довольно неплохо.
Я с ужасом уставился на него. Последний раз он хвалил сотрудника три года назад. Похвала досталась лейтенанту Семину за то, что после попойки с капитаном Ращупкиным из соседнего отдела он не бросил на произвол судьбы товарища, которого постовые подобрали с улицы, а героически предпринял штурм вытрезвителя, куда доставили потерявшего документы капитана, в одиночку справился с дюжиной ошарашенных сотрудников и помимо Ращупкина выпустил на свободу двадцать пять уныло ожидавших своей участи пропойц… Но тогда похвала звучала с другими интонациями и окончилась приказом о «неполном служебном», в личное дело. Скандал с трудом удалось замять. Сейчас я не слышал иронии в голосе начальника, только легкое неудобство от непривычной роли. Кажется, он говорил всерьез.
— Я тут созванивался с начальством, — продолжал Семен Викторович. — Мы так подумали… У тебя скоро присвоение очередного звания… Мы решили, разумеется, в счет твоих будущих заслуг… Снять с тебя взыскания, чтобы не портить… Но что-то мне подсказывает, — голос его привычно окреп, что до приказа о звании ты успеешь еще что-нибудь выкинуть, так что особо не обольщайся. Начальник, кстати, того же мнения. Мы с ним даже поспорили на пол-литра, что тебя не хватит на два месяца нормальной, обычной жизни, без выговоров и предупреждений.
— Кто поставил на меня? — поинтересовался я.
Он хмыкнул и, выходя из кабинета, бросил через плечо:
— А ты как думаешь? Кто тебя лучше знает: я или он?..
Я насупился, собираясь ответить, но в это время меня отвлек звонок телефона.
— Слушаю, — снял я трубку. — Алло! Вас не слышно!..
— Я! Я это! — донесся едва слышимый за многочисленными помехами голос Разумовского. Я звоню из телефона-автомата, они здесь все разбиты, как после бомбежки. Ты слышишь меня? Арест людей Копылова твоя работа?
В какой-то степени.
— Неплохо сделано! Там сейчас такое творится!.. Коля, плохие новости. Он собирается уезжать из страны на пару месяцев, пока все не уляжется… Надо что-то делать, месяц другой — это слишком долго…
— Где ты видел, чтоб серьезное дело в пару месяцев решалось?!
— Они мои «жучки» нашли… Три из пяти. Скоро чистку делать будут. А там и мое логово засекут. Идеи есть?
— Непрактичные. Он замешан в какой-то афере с депутатом Госдумы. Что-то серьезное. Даже есть какая-то уликовая кассета. Больше ничего не знаю.
— Откуда узнал? Это не дезинформация?
— Информация от Сухо…
— Не ори по телефону фамилии. Как мы это можем использовать?
— Можно попытаться навести его на мысль, что вся суета организована спецслужбами именно из-за этого дела. Пусть прячет концы в воду. Только не знаю, как это сделать…
— Стоп! По телефону больше ни слова. Приезжай сюда сам. Прямо сейчас. Номер квартиры помнишь?.. И вот что… Захвати что-нибудь перекусить. Чего-нибудь простенького и немножко… Килограммчика два колбасы, парочку цыплят, яичек десяточек, пару батонов, сыра килограммчик. У вас там неподалёку большой продуктовый магазин, возьми там дюжину котлет, огурчиков…
Я тихо опустил трубку на рычаг.
— И это все? — разочарованно протянул иерей, заглядывая в принесенный мною пакет. — А сыр? А котлетки? А цыплята?
— И поросенок жареный, — с сарказмом подхватил я, рассматривая поставленную на стол технику прослушивания. — Как ты эту квартиру нашел?
Женщина одна сдала. На недельку. Хорошая такая женщина, искренне верующая…
— Понятно. Опять «использование служебного положения в личных целях». Кстати, батюшка, я тут на днях узнал, что Папа Римский «отлучил» джинсы от церкви?! Ссылаясь на какой-то там параграф N 66 церковного устава, запрещающий ношение служителям церкви мирской одежды, кроме особых случаев. Если это правда, то накрылись твои любимые «Джордаш».
— «Кроме особых случаев», — напомнил Разумовский. Или ты считаешь наш случай повседневным?
— Ох, и влетит тебе когда-нибудь от начальства… Но вернемся к делу, — и я пересказал ему услышанное от Сухорощенко.
— Это компромат на депутата, а не на Копылова, возразил иерей, выслушав. — Нам от этого не легче. Сам Сухорощенко с деньгами расставаться не желает?
У него нет денег даже на комнату. Работал-то он не один, а заставить отдать уже добытое сразу трех-четырех бандитов представляется мне сомнительной версией. Да и не но душе мне этот вариант, смахивает на взятку. Даже в нашем случае. Давай попытаемся все же додавить Копылова. Не получится — так не получится.
— Попытаться-то можно… Лучшего варианта все равно нет. Как говорится, «за неимением гербовой пишут на простой», — иерей тяжело вздохнул и, сев к столу, надел наушники. — «Жучки» тоже слишком рано нашли. По-моему, мы провалились. Не выходит ничего.
— Да, с наскоку не взяли, — согласился я. — Ничего, не мытьем, так катаньем. Попытаемся сыграть ва-банк… Тебя в разведшколе не готовили? Ты в этих наушниках на агента из комедийного фильма про шпионов похож. Можно я буду называть тебя «пастор Шлаг»?
Разумовский укоризненно посмотрел на меня:
— Ты в солдатики по вечерам не играешь? Как ребенок малый, право слово… Видимо, придется отказаться от этой идеи. Кто из бывших соседей хотел приютить старушку у себя? Уж больно не хочется пристраивать ее в дом престарелых…
— Теперь на попятную идти поздно. Кашу уже заварили. Попытаемся еще разок.
— А-а, так значит, идеи все-таки есть?! Делись.
По мере того как я рассказывал свой план, выражение недоверия на лице Разумовского уступило место одобрению.
— Это может сработать, — наконец сказал он. — Но нужен еще один человек Мало кто согласится участвовать в такой авантюре. У тебя есть такой сумасшедший на примете?
— Найдем, — пообещал я и, не прощаясь, вышел.
Старшего оперуполномоченного Сергеева я застал в отделе, сидящим в своем кабинете в отчаянии, близком к истерике.
— Витя, мне очень нужна твоя помощь, — начал, было, я, но, присмотревшись, осекся. — Что случилось?
Сергеев поднял на меня страдальческие глаза:
— Хана мне! Ксиву потерял!.. Не поверишь: трезвый, как стеклышко, во рту ни капли! Утром, когда на работу в метро ехал — была, а после обеда спохватился… Как и где, ума не приложу! Бумажник,
