лошади, и о его смерти в Крыму, и о прочих видениях), он промолвил:
– Мисс Мельникофф, то, что вы рассказали, выше моего понимания. Однако я работаю в столичной полиции свыше тридцати лет и знаю, что необходимо уделять внимание любой истории, какой бы необычайной она ни казалась на первый взгляд. Кстати, кто, кроме вас, может подтвердить факт так называемых видений?
Мне пришлось признать, что все, кто был в курсе, или остались в России, или уже мертвы.
– Ну что ж, тогда нам придется действовать на свой страх и риск, – сказал представитель Скотланд- Ярда. – Будь на вашем месте кто-либо другой, я бы ни за что не поверил, однако ваша прямота и пылкость меня убедили. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что ко мне обратился мистер Пэриш, являющийся одним из столпов нашего общества. Я не могу проигнорировать его просьбу. Как, вы говорите, выглядел тот тип в вашем видении?
Я подробным образом обрисовала господина, который склонялся над мертвой Зоей. На следующее утро ко мне пришли двое инспекторов, один из которых принес с собой большую папку, где располагались фотографии всех наиболее известных членов лондонского бомонда. Я внимательно просмотрела картотеку, уделяя повышенное внимание мужчинам лет пятидесяти – пятидесяти пяти с седыми усами, но того, кто убил Зою, не обнаружила.
Мэрион, заметив, что я несколько приуныла, успокаивала меня, как могла. Мы отправились на прогулку, а когда наш автомобиль подъехал к особняку ее отца, то я заметила нескольких джентльменов, усаживавшихся в большой черный «Бенц». Один из них, в цилиндре, с тростью, на мгновение повернулся – и я онемела, тотчас узнав в нем убийцу моей приемной матушки.
– Вот он! – прошептала я, указывая на господина, но тот уже исчез в недрах автомобиля, почти мгновенно тронувшегося с места.
Мы с Мэрион взбежали по ступенькам и бросились в кабинет мистера Пэриша, ее отца.
– Папа, кто только что был у тебя? – спросила Мэрион. – В особенности нас занимает господин в цилиндре и с тростью с серебряным набалдашником.
Мистер Пэриш удивленно посмотрел на нас (наверняка мы в этот момент являли собой занимательное зрелище).
– Дорогая, ты имеешь в виду лорда-канцлера Фальмингтона?
Мэрион бросилась к одной из полок, вытащила оттуда том Британской энциклопедии, раскрыла его – и я увидела того самого господина, который рассматривал мертвую Зою. Под фотографией значилось: «Его сиятельство лорд-канцлер Джеймс К. Фальмингтон».
– Это он убил мою мачеху! – вырвалось у меня.
Мистер Пэриш несколько секунд смотрел на меня, наклонив голову к плечу, затем медленно, чуть ли не по слогам, произнес:
– Ирина, вы уверены в этом?
– Да, я готова поклясться перед судом! – заявила я.
На что Мэрион тут же возразила:
– Но, увы, там не допускаются в качестве доказательств видения и вещие сны.
Мистер Пэриш молча прошелся по кабинету. Наконец заговорил:
– Лорд-канцлер – второй по значимости человек в стране после премьер-министра. У лорда Фальмингтона имеются многочисленные сторонники в стане вигов, и у него есть все шансы занять кресло главы правительства, став новым Ллойд Джорджем.
– Значит, нашей империей будет управлять убийца? – запальчиво выкрикнула Мэрион. – Папа, ты не можешь такое допустить! Сделай что-нибудь, прошу тебя!
Мистер Пэриш снова долго размышлял – молчание длилось не менее десяти минут, и ни Мэрион, ни я не рискнули нарушить тишину.
– Законы Британии таковы, что любой, вне зависимости от своего статуса и титула, несет наказание за преступление, – вымолвил наконец он. – Но очень многим не понравится, если правда будет оглашена. За лордом-канцлером стоят могущественные силы консервативной партии.
– Но это не дает ему права выйти сухим из воды и сделаться премьер-министром, – настаивала на своем Мэрион. – Папа, я же знаю, ты обладаешь большим весом в мире политики. Или ты готов променять справедливость в обмен на важные государственные заказы твоим фабрикам?
Мистер Пэриш взял трубку телефона и, вздохнув, произнес в нее:
– Соедините меня с главой Скотланд-Ярда.
Со мной снова говорили полицейские. На сей раз сам глава ведомства, а также министр внутренних дел, присоединившийся к нему. Они не могли действовать только на основании моих показаний, даже если бы их обозначили не как видения, а сведения из анонимного источника. Чтобы провести обыск в доме лорда-канцлера, требовались неопровержимые доказательства.
И они обнаружились в особняке моей покойной матушки. Оказывается, в потайном ящике Зоя хранила дневник, в котором перечислялись все ее любовники, – она вела им скрупулезный учет. Последним в списке значился «Дж. Фальмингтон» (так было написано черным по белому рукой покойной балерины). Зоя сделала отметку, что он получил ключ от потайной калитки и черного хода, то есть мог проникнуть к ней в особняк в любой момент, в том числе и той ночью.
– Это очень серьезные улики, которые позволят нам нанести визит к лорду-канцлеру, – сказал министр внутренних дел. – И если он виновен, то будет предан суду!
Не ведаю, кто именно продал информацию бульварным изданиям, но на следующее утро они оповестили всю страну о том, что лорд-канцлер подозревается в убийстве Зои Орловой и главной свидетельницей обвинения выступает ясновидящая.
Так как скандал разразился и соблюдать конспирацию уже не имело смысла, то в доме лорда Фальмингтона был произведен обыск, который, впрочем, ничего не дал. У подозреваемого были взяты отпечатки пальцев, которые, однако, не совпали с обнаруженными на месте преступления.
Я никак не могла поверить, что ошиблась. Я же явственно видела, как Джеймс Фальмингтон склоняется над Зоей, а под ногой у него лежит кинжал. Ну конечно, он ведь был в перчатках, а отпечатки принадлежат другим любовникам Зои! Размышлять о произошедшем у меня не было времени, потому что лорд-канцлер, разъяренный предпринятыми Скотланд-Ярдом действиями, нанес ответный удар.
В особняк к Пэришам явилась делегация одетых во все черное господ, которые заявили, что я требуюсь им в качестве важного свидетеля. Мэрион вызвалась сопровождать меня, но ей воспретили, сославшись на британские законы. Меня запихнули в автомобиль, с обеих сторон сели два господина – видимо, они боялись, что я выпрыгну на ходу.
Меня доставили куда-то на окраину Лондона, к темному мрачному зданию, походившему на замок злой волшебницы. Оно было обнесено высоченным забором, а с колонн на меня взирали каменные крылатые демоны и чешуехвостые гарпии.
Со мной никто не церемонился и не отвечал на мои вопросы. Когда ворота захлопнулись и автомобиль остановился, меня попросту выволокли из салона и потащили в здание.
То была одна из психиатрических лечебниц английской столицы, причем пользовавшаяся – и заслуженно! – нехорошей славой. Лорд-канцлер, доказав свою непричастность к убийству Зои (его жена, дочь герцога, подтвердила, что он был всю ночь дома), решил заставить замолчать единственного невольного свидетеля.
Меня поволокли по темным, пропахшим лекарствами коридорам, доставили в подвал, где, нацепив смирительную рубашку (я отчаянно сопротивлялась и даже укусила одного из санитаров, но это не помогло), запихнули в крошечную камеру, обитую войлоком – я могла кричать и биться головой об стенку сколь угодно долго, меня все равно никто бы не услышал.
Так прошло, по моим подсчетам, не меньше трех дней. Хотя, может статься, и гораздо больше, потому что в камере постоянно горел яркий свет, резавший глаза и вызывавший слезы, и не было окон. Я чувствовала, что постепенно схожу с ума. Вероятно, именно этого и добивался могущественный политик, опасавшийся моих разоблачительных показаний. То, что он так поступил, лишний раз доказывало его вину – будь он невиновным, то не отдал бы приказания запереть меня в бедлам.
Я чрезвычайно ослабела. Голод утих, но меня терзала ужасная жажда. За глоток воды я была готова подписать любую бумагу. «Неужели этого они и добиваются?» – думала я в редкие моменты просветления,
