– все же я была намного легче и проворнее. Труба с лязгом врезалась в стену, с которой посыпалась кафельная крошка. Куприянова, ревя, развернулась и снова кинулась на меня.
Я оказалась около двери, но та была закрыта. А через мгновение кусок трубы просвистел в миллиметре от моего уха, я еле успела отскочить. Сероводородная Бомба, раскрасневшись и раззадорившись, снова пошла в атаку.
Но тут я ринулась на нее, желая боднуть головой в живот, но зацепилась ногой за выбоину в полу и упала, труба ударилась об пол совсем рядом с моей головой. Куприянова, победоносно взирая на меня, снова подняла железку и теперь целилась прямо в лоб.
Мне не оставалось ничего иного, как лягнуть ее в колено. Толстуха, завыв, рухнула на пол, выронив свое оружие. Тяжело дыша, сказала противнице:
– Куприянова, знаешь, что тебе за это будет? Не Зина, а ты загремишь по полной программе. Ты ведь пыталась меня убить!
Но Сероводородная Бомба вдруг навалилась на меня своей медвежьей тушей и принялась душить. Как ни старалась я высвободиться, все было бесполезно. Я уже чувствовала, что мне не хватает воздуха, ощущала звон в ушах…
Тут раздался свист, затем послышалось какое-то чмоканье и хрюканье. Куприянова ослабила хватку, распласталась на мне, как большая плита. С трудом я выкарабкалась из-под нее и увидела Зину, стоявшую рядом с тем самым куском трубы в руке.
– Письмо… ты оставила его у себя на кровати… Я его прочла, поняла, что это ловушка… и помчалась сюда… – лепетала девушка. – Увидела, как она тебя душит… Мне не оставалось ничего иного, как ударить ее… Но я не хотела…
Зина выронила из рук кусок трубы. Я подошла к ней и обняла. Неужели история повторилась? То, что Зина чем-то похожа на Тоню, я поняла уже давно. Но означало ли это, что Зина, как и Тоня, совершит убийство?
Девушка начала плакать, я же обратила свой взор на Сероводородную Бомбу. Та, раскинув руки, с закрытыми глазами лежала на полу. И не дышала.
– Нет, нет, не может быть, что она умерла! – запричитала Зина, давясь слезами. – Пусть Куприянова и плохая, но все равно я не хочу, чтобы она умерла! Ей ведь можно еще помочь?
Зина подошла к Сероводородной Бомбе, опустилась около нее на колени и попыталась нащупать пульс.
– Сердце не бьется… – прошептала девушка испуганно. – Я убила ее, убила!
В этот момент Сероводородная Бомба резво поднялась с пола, схватила Зину за шею и стала ее душить у меня на глазах. Я схватила трубу и, подскочив со стороны широкой спины Куприяновой, ударила ее по плечу. Сероводородная Бомба взвыла, но Зину не отпустила. Тогда я опустила свое оружие на голову Куприяновой. Раздался мерзкий хлюпающий звук, и конец железки окрасился кровью.
Толстуха повалилась на пол. Кашляя и спотыкаясь, Зина отскочила в сторону. Я же, встав над поверженной Сероводородной Бомбой, занесла трубу в третий раз.
– Нет! – крикнула Зина, но я процедила сквозь зубы:
– Оставлять ее в живых нельзя. Во-первых, гадина обязательно будет врать, что это мы на нее напали. Во-вторых, все равно не оставит попыток убить нас. В-третьих, она все равно не жилец.
И труба в третий раз опустилась на череп Куприяновой. Я не испытывала удовольствия или радости – смерть Сероводородной Бомбы была исключительно необходимостью.
Зина, прикрыв лицо руками, тихо рыдала. Я проверила, насколько могла, рефлексы Куприяновой. Нет, на сей раз она была точно мертва – окончательно и бесповоротно.
– Что же делать? – спросила Зина в ужасе. – Нам ведь дадут новый срок, причем наверняка большой. Ведь мы убили человека!
– Я убила, – поправила я. – Однако никто никакого нового срока не получит. Потому что никто не узнает, что имело место убийство.
У меня уже имелся опыт в подтасовке фактов и заметании следов. И долгими ночами в колонии я, вырванная из сна своим постоянным кошмаром, таращилась в потолок, проигрывала одну за другой разные ситуации. Теперь я знала, где мы с Тоней допустили ошибки и как нам надо было избавиться от тела Автогена, чтобы его не нашли и не заподозрили нас в причастности к его гибели.
– Имел место несчастный случай. Или, впрочем, нет, произошло самоубийство, – сказала я, ставя ногу на трубу, при помощи которой отправила в мир иной Сероводородную Бомбу. – Да, именно самоубийство. Куприянова уже давно страдала дурью, не могла смириться с потерей своего статуса, поэтому и приняла решение покончить с собой. Вот так!
Зина в ужасе посмотрела на меня и прошептала:
– Но ведь нам никто не поверит… Если ее тело найдут здесь с раной на голове, то сразу станет понятно, что на нее кто-то напал.
Я усмехнулась и, подойдя к Куприяновой, взяла ее за толстые ноги.
– Кто сказал, что ее здесь найдут? Нет, ее найдут не здесь, а на улице.
– Но какая разница? – воскликнула Зина. – Все равно тело осмотрит врач и придет к выводу, что девушку отдубасили трубой или чем-то в этом роде!
– А надо сделать так, чтобы у врача не возникло никаких подозрений, – заявила я. – Рана на ее голове, конечно, не зарастет, значит, следует обставить мизансцену таким образом, чтобы она не бросалась в глаза.
– Не бросалась в глаза? – переспросила Зина в недоумении. – Что ты хочешь сказать?
– Сейчас поймешь, – сказала я и принялась действовать…
Куприянову хватились на вечерней перекличке, а обнаружили примерно час спустя. Ее тело находилось на асфальте около старого корпуса. Причем все указывало на то, что толстуха забралась по ветхой лестнице на крышу здания, а оттуда спикировала вниз. Причем головой шмякнулась о груду кирпичей.
Кусок трубы я тщательно протерла и зарыла. Следы крови в здании мы с Зиной уничтожили. Но зря мы боялись – версия о самоубийстве стала единственной. И никто не печалился о кончине Сероводородной Бомбы.
С той поры Зину и меня связала общая кровавая тайна. А еще через полгода мою новую подругу выпустили из колонии по условно-досрочному. Расставаясь со мной, она сказала, что не забудет того, что я сделала для нее. Вот только ни писем, ни иных весточек от нее не было. Я смирилась с тем, что придется еще долго сидеть, – и вдруг по колонии разнеслась весть о том, что меня тоже скоро выпустят.
Меня вызвал к себе начальник колонии, который сообщил, что мое дело было пересмотрено. Теперь я проходила не инициатором убийства, а как соучастница, и мне скостили срок. А одновременно я попала под амнистию.
Через три дня, еще ничего толком не осознав, я вышла на свободу. Так как мысль, что мне придется провести в колонии еще несколько лет, стала привычной, то я совершенно не представляла, что же меня ожидает там, за воротами.
А ожидал меня шикарный автомобиль. Я поплелась было мимо, к автобусной остановке, чтобы доехать до города, а оттуда на поезде отправиться куда глаза глядят, но раздался сигнал клаксона – и дверца черного монстра распахнулась. Из салона вышла элегантная, уверенная в себе молодая дама. Она приветливо замахала мне рукой, я же заробела и смутилась. Меня явно с кем-то спутали! Я и представить себе не могла, чтобы кто-то приехал встречать меня, да еще на таком автомобиле.
– Ну что же ты? Не узнаешь? – раздался знакомый голос, и я обомлела.
Передо мной стояла Зина, та самая невзрачная и сутулая Зина с блеклыми волосами. Но за прошедшие семь или восемь месяцев она превратилась в настоящую красавицу!
Я медленно подошла к автомобилю и осмотрела его. Вот это да! Когда я отправлялась в колонию, такие по нашим дорогам не ездили. Однако теперь все разительно переменилось – Советский Союз развалился, в стране сейчас рыночная экономика…
Облачена Зина была в элегантный костюм, а в ушах и на пальцах поблескивали крупные камни – явно не стекляшки и не фианиты, а самые что ни на есть настоящие бриллианты.
Зина обняла меня и поцеловала, и я ощутила тонкий аромат духов, исходивший от нее. Мне стало стыдно – а чем пахла я, только что вышедшая с зоны?
