Я исследовал остатки старого тиса. Все данные у меня есть, почва в саду Белого замка отличается повышенным содержанием…
— Ульрих, меня не интересует, чем у них почва напичкана: железом, нитратами или поваренной солью, — прервала его Эльке Шрепп. — Да хоть золотом и дерьмом! Повторяю — ты готов подтвердить, что, во-первых, настойка, которой отравили Герлинду, могла быть приготовлена только осенью, а именно прошлой осенью, и, во-вторых, что ее сделали из хвои того тиса, который рос до марта в ее саду и был поражен молнией?
— Могу, — лаконично ответил профессор. — Мои выводы я отправлю тебе сейчас же по факсу.
— Люблю тебя! — вскричала комиссарша Шрепп, поймав себя на мысли, что доселе еще никогда не говорила подобного ни одному мужчине.
Эльке, положив трубку, почувствовала, что у нее дрожат руки. С ней такого никогда не бывало! Что же получается — Катя знакомится с Герлиндой в июле, та умирает первого сентября, а настойка, которой отравлена старушка, приготовлена еще прошлой осенью? Конечно, Катя могла сделать ее заранее… Но как бы она смогла использовать для этого хвою тиса, который рос у Герлинды в саду и сгорел? Она что, прокралась к ней в прошлом ноябре и насобирала хвою? И вообще, Ипатова тогда еще понятия не имела, что Герлинда Ван Райк — ее родственница. Конечно, можно предположить, что Катя знала обо всем уже давно, а на самом деле ее поведение — лишь тонкая игра. Но с таким же успехом можно предположить, что президент США на самом деле поборник мира и всеобщего благоденствия и вообще в душе добрый Санта Клаус!
Вот оно, несоответствие! Лет десять назад Катерину бы осудили, не моргнув и глазом, на основании тех улик, которые обнаружили у нее в комнате. Но ведь ни на одной из этих улик — ни на атласе, ни на пипетке с остатками яда, ни тем более на флаконе — не было ни единого отпечатка пальцев Кати. Даже фрагментарного! Там вообще не было ни одного отпечатка, как будто кто-то тщательно протер все предметы, прежде чем подложить их Ипатовой. Если Ипатова уничтожила отпечатки сама, то зачем она вообще хранила компрометирующие предметы, а не избавилась от них? Это же так просто — швырнуть их в Эльбу, которая течет всего в двух сотнях метров от виллы!
Получается, что эти улики Кате подсунули. И настойку она сделать не могла! Но кто же тогда стоит за этим зловещим и подлым планом? Если бы не достижения генетики, то Ипатова оказалась бы в тюрьме на много лет, возможно, даже до конца жизни.
Эльке Шрепп была теперь уверена в том, что Катерина Ипатова не преступница, а жертва. Кто-то очень хотел сделать из нее убийцу, но фатально просчитался. Наука идет вперед, и скоро, говорят, можно будет устанавливать отпечатки пальцев, даже если преступник был в перчатках. Тот, кто сделал настойку, не подумал о том, что можно узнать, когда именно она была приготовлена и из хвои какого дерева.
Остается только один реальный подозреваемый — родная сестра Катерины Ева Ван Райк. Ева, вокруг которой, как вокруг Медузы Горгоны, — сплошные покойники.
Эльке знала — нужно действовать как можно быстрее. И на свой страх и риск. Пока она утрясет с начальством разрешение на те действия, план которых мгновенно созрел у нее в голове, пройдет вечность. Катя должна помочь ей поймать Еву с поличным!
После разговора, при котором присутствовал, кроме самой комиссарши, Вадим, Катя долго не могла прийти в себя. Эльке изложила ей свою версию событий, согласно которой виновницей смерти тети Герли была Ева.
Катя не могла в это поверить! Ее родная сестра, Ева, которую она любит, убила тетю Герлинду и свалила всю вину на Катю!
— Попыталась свалить, — сказал Вадим. — Катюша, я же говорил тебе, что госпожа комиссар — лучшая голова в гамбургской полиции. Но как нам теперь быть?
— Спровоцировать Еву, — ответила Эльке. — Она чувствует себя в полной безопасности, еще бы, ее сестра арестована, следствие ведет работу. Ева уверена, что скоро начнется процесс против Катерины, который завершится ее осуждением и многолетним тюремным сроком. А все деньги достанутся ей одной.
— Ева собирается замуж за Юргена Людеке, — сказал Вадим. — Он же наследник одного из самых богатых людей в Германии! Так что не удивлюсь, если Ева в тиши планирует и последующее уничтожение мужа, и, возможно, его отца-миллиардера.
Эльке усмехнулась:
— Ну, в голову пока современная наука залезть не может, мысли прочитать не в состоянии. Но, вполне вероятно, вы и правы.
— Этого не может быть! — воскликнула Катя, которая находилась в тот момент в следственном изоляторе одной из гамбургских тюрем. Его окна выходили прямиком на сад «Плантен ун Бломен», сюда доносился гул большого города. Свобода всего в нескольких десятках метров — и в то же время так далеко!
— Я не верю, Ева на такое неспособна, это ошибка! — настаивала Катя, чувствуя со страхом, что на самом деле в голове у нее шевелится холодная и юркая, как ящерица, мысль: «А ведь они правы! И доказательства серьезные!»
— А вот Ева не защищает вас столь рьяно, — сказала Эльке Шрепп и протянула Кате свежий выпуск одной из бульварных газет. На первой полосе было дано изображение Кати: при помощи фотомонтажа на нее надели полосатую тюремную пижаму и посадили за решетку. Рядом — фото элегантной Евы в серебристом брючном костюме и с бриллиантами в волосах. Аршинные кровавые буквы вопят: «Моя сестра — убийца! Но я все равно нежно люблю ее!»
Катя прочла интервью, в котором Ева, вздыхая и причитая, говорила, как она любит сестру, как она любила тетю Герлинду и как ей ужасно жалко, что все произошло именно так.
— Ее слова исказили, — сказала Катя. — Ева не могла…
— Могла, — жестко ответил Вадим. — Мне по своим журналистским каналам удалось получить кассету с записью интервью, которое легло в основу статьи. Катя, журналисты напечатали самое безобидное из того, что говорила Ева! Она пытается внушить всем и вся, что отравительница — ты. Что ты виновна и подлежишь суровому наказанию!
Он положил на стол небольшой диктофон с крошечной кассетой. Эльке взяла диктофон в руки и задумчиво произнесла:
— Катерина, вы должны помочь. Нет, не следствию, себе в первую очередь. Если согласитесь с моим предложением, тогда я добьюсь, чтобы вас выпустили под залог. Придется внести круглую сумму, но вы окажетесь на свободе…
— Что мне придется делать? — спросила Катя и посмотрела в упор на комиссаршу.
Ева подъехала на своем красном кабриолете к отелю «Атлантик». Она сама хотела встретиться с Катей, но ее опередил Вадим, который позвонил Еве и чрезвычайно сухим, она бы даже сказала — издевательским тоном попросил ее «прибыть сегодня в девятнадцать ноль-ноль в апартаменты госпожи Ипатовой». И что строит из себя этот писака из «Моргенпост»! Когда все будет позади, Ева через Юргена или Карла-Хайнца, у которых полно влиятельных друзей, сделает так, чтобы Вадима вышвырнули на улицу. Когда все будет позади… То есть когда Катю осудят.
Кажется, все к этому идет. Но почему тогда сестру выпустили под залог после нескольких дней пребывания в СИЗО? Что это значит? И слухи, появляющиеся в газетах…
Ева была довольна интервью, которое дала одному из изданий. Пусть миллионы немцев, обожающие читать подобные дешевые сенсации, знают, что Катерина Ипатова и есть убийца!
Зачем Катя хочет ее видеть? И почему не позвонила сама, а попросила сделать это Вадима? Или сестра обиделась на нее за интервью? Ничего, Ева скажет, что и сама в ярости на журналистов, которые полностью исказили ее слова.
Ева в скоростном лифте вознеслась наверх. Ого, Катерина занимает самый роскошный номер в отеле! И кто оплачивает ей проживание? Кто внес залог в два миллиона евро?
Ева позвонила в дверь номера. Пришлось ждать, хотя она и прибыла ровно в семь вечера. Даже не опоздала, как обычно. Дверь не открывали. Ева позвонила еще раз. Ну да, она не ошиблась, Катя живет именно здесь. Ева в нерешительности сделала шаг к лифту. И тут дверь открылась, словно кто-то стоял с той стороны и выжидал.
Катя, облаченная в легкое белое платье, выглядела сногсшибательно. И вообще, подозреваемая в убийстве не должна быть такой красивой и сексапильной, ей бы больше подошла полосатая форма, в которой ее изобразили в газете. Ева сама подсказала идею этого коллажа журналистам.
— Здравствуй, — сказала Катя, распахивая дверь. — Я ждала тебя, Ева. Проходи!
В голосе равнодушие и даже вроде бы злость. Отчего же?
— Как дела? — начала Ева. — Ты хорошо выглядишь. Я так рада, что ты на свободе! Кстати, а кто внес два миллиона за тебя?
— Карл-Хайнц, — сказала Катя. Ева поежилась. Нет, этого не может быть, неужели старший Людеке до такой степени потерял голову от Кати, что заплатил за нее два миллиона? Кстати, Юрген и Карл-Хайнц внезапно улетели куда-то в Бразилию или Аргентину, она точно не помнит. И дозвониться до них нельзя.
Номер был обставлен роскошно, из огромного окна открывалась величественная панорама внешнего Альстера.
— Что это он так расщедрился? — спросила Ева, усаживаясь в кресло.
Катя ответила:
— Он не верит в мою виновность. Считает, что меня подставили.
Ева едва удержалась, чтобы не вскочить. Катя так спокойна и уверена в себе, как будто… Как будто знает, что тетю Герли отравила она, Ева. И смотрит на нее презрительно и холодно.
— Ты хочешь пить? — спросила Катя и предложила Еве стакан сока.
Та отпила глоток, затем спросила:
— А что это у него такой странный вкус?
— Алкалоид таксин, — ответила Катя. — Он горчит.
Ева поставила бокал на столик и воскликнула, чувствуя, что у нее учащенно бьется сердце, а ладони вдруг вспотели:
— Катя, что за идиотские шутки! К чему это все?
— Я просто сказала, что алкалоид таксин горчит, — улыбнулась первый раз за все время Катя. Но улыбка у нее была странная, будто торжествующая. — Неужели ты подумала, что в соке яд? Ева, как ты можешь! Разве я посмею отравить кого-то? Ты ведь не веришь, что я убила тетю Герлинду?
Ева взяла себя в руки. И действительно, что это она так бурно реагирует на безобидные реплики Катерины.
— Конечно, ты невиновна, я всегда это знала, — сказала она. — Катя, может, ты обижаешься на это интервью в «Бильде»? Но поверь, я ничего такого не говорила, я вообще подам на них в суд, они исказили мои слова и сделали из интервью статью, полную лжи!
Ева врет, подумала Катя, и эта мысль оставила ее равнодушной, скатилась каплей воды с ее сознания.
