Maman, сраженная уничижительной отповедью дамы, шепнула Ксении:
– Ну вот видишь, дочка, после того как она меня пропесочила, нам все-таки помогут!
– Поэтому, сеньора, вы и ваша дочь можете оставаться в моем доме, – продолжала дама. – Но с одним условием...
– О, все, что угодно! – воскликнула Елизавета Порфирьевна. – Нам не потребуется много места, хватит и одной комнаты! И объедать мы вас не будем! И нам даже не требуется кушать вместе с вами за одним столом!
Дама, усмехнувшись, ответила:
– То, что вы не будете сидеть за одним столом вместе со мной и моей семьей, сеньора, вполне очевидно. Потому что слуги в моем доме питаются на кухне!
Самдевятова непонимающе уставилась на даму, а та продолжала:
– Вы можете остаться у меня в том случае, сеньора, если будете оплачивать свое проживание! Мне требуется пара горничных, вы и ваша дочка вполне подходите на эту роль! Так что я беру вас на работу!
Елизавета Порфирьевна застыла на месте, думая, что ослышалась. Кровь бросилась ей в лицо, она прошипела:
– Что вы себе позволяете, сеньора! Я обратилась к вам, потому что рассчитывала на ваше христианское сострадание, а вы хотите, чтобы я прислуживала вам – убирала вашу спальню, мела пол или ходила за вашими сопливыми детишками! Ксения, немедленно покинем этот ужасный дом! Я ведь...
– ...дочь графа, и мне это известно, – сказала дама. – И я всегда мечтала, что заносчивая аристократка будет мне прислуживать, сеньора! И вот этот момент наступил! Я не буду вас неволить, и вы можете отвергнуть мое предложение, если оно кажется вам неподходящим. Однако вы напрасно тешите себя иллюзиями, если считаете, что кто-то приютит вас! Вы и ваша дочурка – парии в эльпараисском обществе! И я – единственная готова предоставить вам кров! Вы будете получать двадцать пять реалов в неделю, а также питаться за мой счет! Разве это не справедливо?
Елизавета Порфирьевна парировала:
– Сорок пять, и ни реалом меньше! Иначе мы точно уйдем, и тогда вы не сможете кичиться перед своими безродными подругами тем, что на вас работают дочь и внучка русского графа!
– Согласна! – ответила дама. – Ну, а если так, уважаемые, то Люсьена покажет вам ваши апартаменты! Я сжалюсь над вами и позволю приступить к работе не сегодня, а завтра.
Дама повела носом и заметила:
– Но перед тем как начнете выполнять свои обязанности, не забудьте хорошенько вымыться! Люсьена! – На ее зов появилась высокая полная молодая мулатка в сером платье. Указав на Самдевятовых, хозяйка приказала: – Отведи их в комнату для слуг, накорми, объясни, в чем будут заключаться их обязанности, и проследи, чтобы они обе вымылись!
С этими словами она выплыла из холла, оставив Ксению и Елизавету Порфирьевну наедине с Люсьеной.
Та, улыбнувшись, подошла к ним и произнесла:
– Рада с вами познакомиться! Наша хозяйка, сеньора Диас, резкая и властная, но справедливая женщина. Если вы будете работать усердно и выполнять все ее приказания, то не стоит ни о чем беспокоиться. Сеньора не любит нерасторопных и дерзких.
– Боже мой! – шептала по-французски Елизавета Порфирьевна, шествуя за дочерью и Люсьеной на половину прислуги. – До чего же я докатилась! И это вы во всем виноваты, чертов папенька! Это ваши сатанинские козни! Ну подождите, вы у меня за это еще поплатитесь!
Служанки, в основном мулатки и негритянки, высунули носы из своих комнат, шепчась и обсуждая занимательную новость – отныне в доме будут работать две бывшие светские дамы. Maman, чувствуя любопытные взгляды и шепоток, поежилась:
– Ах, не следовало мне соглашаться на такое унижение, Ксения! Но это все из-за твоего упрямства!
Их комната была небольшой, но уютной: две кровати, заправленные чистым бельем, металлическое распятие, висевшее на стене, умывальник с фаянсовым кувшином, платяной шкаф и окно, выходящее в сад.
– Как тебя зовут? – спросила Люсьена Ксению.
Узнав ее имя, служанка пояснила:
– Ты будешь помогать мне. Работа начинается в шесть утра, к этому времени ты должна быть на ногах, опрятно одетая в форму. Я сейчас принесу тебе и твоей мамане подходящее платье. В доме сеньоры Диас всегда предостаточно работы.
Елизавета Порфирьевна крутила головой, с ужасом осматривая их новое жилище. Она осторожно присела на кровать, та жалобно скрипнула.
– А как зовут тебя? – обратилась к ней Люсьена.
Самдевятова не смогла ответить, так как не говорила по-испански. Узнав это, служанка вздохнула:
– Тогда ей тяжело придется. Ну ладно, что-нибудь придумаем! Скорее всего ее определят в прачечную, там много разговаривать не надо, только драй хозяйские вещи!
Люсьена принесла им форму – серое платье с белым чепцом. Елизавета Порфирьевна пожаловалась:
– Я не люблю мышиный цвет! И этот чепец делает меня похожей на старуху! Ах, Ксения, если ваш отец узнает об этом, он скончается от горя!
– У papa предостаточно собственных проблем, – ответила девочка.
Они спустились в прачечную, где Люсьена с горем пополам объяснила Елизавете Порфирьевне, что от нее требуется. Увидев неподъемные лохани, груду грязного белья, которое требовалось в течение следующего дня выстирать, высушить и выгладить, и огромные чугунные утюги, maman едва не грохнулась в обморок. Затем они поочередно приняли ванну – точнее, процедура помывки, которую Елизавета Порфирьевна называла столь громкими словами, заключалась в том, что им пришлось залезть в бочку, наполненную теплой водой.
После всех мучений они отправились на кухню, где повариха дала им остатки хозяйского ужина. Поглощая холодную телячью ногу и овощное рагу, Елизавета Порфирьевна костерила сеньору Диас:
– Эта гусыня, идиотка, выскочка, да что она о себе возомнила! Ксения, учти, мы долго здесь не задержимся!
– Мамочка, – ответила дочь, – ты же понимаешь, что нам в любом случае потребуются деньги, и получить мы их можем только собственным трудом! Я не вижу ничего зазорного в том, чтобы работать в качестве горничной!
– Зато я вижу! – заявила maman и неожиданно громко зарыдала. – Как же ты не понимаешь, Ксения, что мы утратили свой статус и превратились в прислугу!
– Зато у нас есть комната, регулярная еда и мы получаем деньги, – ответила Ксения.
Ночь прошла неспокойно – Елизавета Порфирьевна ворочалась с боку на бок на непривычно жесткой кровати, вздыхала, время от времени рыдала и молилась. Ксении, которая то и дело просыпалась и снова засыпала, было очень жаль maman, но она не знала, как утешить ее. Разве можно отправиться на улицу, что бы их там ждало: нищета, голод, компания шлюх да мошенников и скорая смерть.
В половине шестого в их дверь постучали. Возникла Люсьена, которая стащила с Ксении одеяло и провозгласила:
– Пора подыматься, начинается новый день!
Сонная Ксения с трудом выбралась из кровати. Ей еще не приходилось вставать в такую рань, дома она могла спать сколь угодно долго, и никто не тревожил ее. Но наступили иные времена.
Елизавета Порфирьевна, натянув на голову тонкое одеяло, храпела. Люсьена сдернула с maman одеяло и прокричала той в ухо:
– А тебе, неженка, требуется отдельное приглашение? Подъем, я сказала!
– Какая вы нахалка, я вас немедленно уволю, – прошептала, поворачиваясь на другой бок, Самдевятова. – Оставьте меня в покое, и немедленно!
Ксения прыснула – похоже, мамочка все еще считает, что находится у себя в доме. Люсьена схватила фаянсовый кувшин, наполнила его ледяной водой из-под крана и, подойдя к безмятежно спящей Елизавете
