– Вот ключи, – заявил один из бандитов, потрясая связкой, – он нам их дал, прежде чем вся эта катавасия пошла.
– Три трупа, – подытожил высоченный мужик в шинели. – Борьке черепушку расшибли, однако жить будет. И все ради чего? Чтобы ключики получить! Говорил же я с самого начала, надо динамитом трахнуть – и никаких забот.
– А трупов вообще-то будет четыре, – сказал другой бандит, с длинными волосами и крошечных очочках, больше похожий на нерадивого студента (он в самом деле был таковым, и даже кличка у него имелась соответствующая – Васька Студент). Он подошел к кричащей Варе и сладострастно произнес: – Ух, люблю я детишек, особенно кишки им выпускать...
В его руке сверкнул нож, но в то же мгновение в кадык Студенту уперлось дуло. Подросток в кожанке, державший Варю, сказал:
– Девочку никто не тронет, ясно? Иначе будете жалеть, что вообще на свет появились.
– Тикать нам надо, – подал голос другой грабитель, – а ребенка все равно кончать потребуется.
– Он что, свидетель? – спросил подросток. – Ребенка возьмем с собой, потом придумаю, что с ним делать. А тут оставлять его нельзя.
– У тебя что, материнский инстинкт проснулся? – с гнусной улыбочкой заговорил Студент, однако замолк, когда дуло снова оказалось у него под носом.
Прихватив ценные вещи, а также ключи от банка, хранившиеся у Александра Фридриховича, бандиты скатились по лестнице и вышли на улицу, где бушевала вьюга и их ждали два быстроходных автомобиля. Долговязый тип в шинели, распахивая дверцу перед подростком, буркнул:
– Студент прав, к чему нам буржуйское отродье. Брось его в подворотню, через пять минут мороз все за нас довершит.
Подросток, стянув кепку, под которой оказались длинные рыжие волосы, сказал:
– Динамит, покуда я принимаю решения, будете выполнять то, что я скажу!
– Ладно, Зойка, – ответил тот почтительно, но в глазах его сверкнул гнев.
Несколько мгновений спустя автомобили сорвались с места и устремились прочь от особняка на Караванной, на четвертом этаже коего остались лежать три трупа.
В ту ночь квартира Истыховых подверглась нападению банды, возглавляемой легендарной Зойкой по кличке Брильянтовая Шейка. Вообще-то в преступном мире Петрограда у нее было много прозвищ – Мармеладка, Гром-Баба, Царица Ночи и даже Крокодильша, однако сама Зойка предпочитала, чтобы ее называли Зойкой Брильянтовой Шейкой. Прозвище укрепилось за ней после того, как, обчистив ювелирный магазин на Невском, она оказалась в безвыходном положении – ее дружки удрали, а сама Зойка находилась во дворе-колодце, подступы к которому заблокировали чекисты. Тогда Зойка просто нацепила украшения на себя (по большей части то были колье и ожерелья, которые она повесила на шею), замотала их шарфом, прикрыла одеждой и, изображая больную нищенку, двинулась прямо на своих преследователей. То ли Зойка так вдохновенно играла роль, то ли чекисты не могли представить, что трясущаяся побирушка и есть их враг, но они прогнали «нищенку», полагая, что бандит, преследование которого они вели, засел на верхнем этаже дома. А Зойка вынесла драгоценностей на баснословную сумму, да еще вышла живой и невредимой из опасной переделки. Эта история и положила начало ее славе, со временем перешедшей в разряд легенд.
После нападения на квартиру Истыховых бандиты направились к одному из банков, управляющим которого и был покойный Александр Фридрихович. Пристрелив сторожей, они без труда влезли в хранилище, вскрыли все решетки при помощи украденных ключей и вынесли мешки с деньгами, которые погрузили в неприметный фургон. На следующий день весь Петербург говорил о новом дерзком ограблении, осуществленном шайкой Зойки Брильянтовой Шейки.
Штаб-квартира Зойки находилась за городом, на одной из заброшенных дач, где когда-то отдыхали летом состоятельные петроградцы, теперь сидевшие по квартирам около буржуек или драпанувшие за рубеж. На одном месте Зойка долго не оставалась, понимая, что за ней охотятся чекисты и милиционеры. Однако деятельность свою она не прекращала, поскольку обожала риск, а еще больше – деньги и бриллианты.
В ту ночь бандиты отмечали удачное дело: еще бы, им в руки попали мешки с деньгами, а также царские золотые червонцы и даже драгоценности, изъятые у классовых врагов для диктатуры пролетариата. Зойка, удалившись к себе в апартаменты, на сей раз участия во всеобщей попойке не принимала. У нее появился ребенок – та самая девчонка, которую она прихватила из квартиры Истыховых. Зачем она это сделала, Зойка и сама толком не могла объяснить. Во всяком случае, она не хотела, чтобы малышка стала жертвой садиста Студента, который часто издевался над беззащитными людьми, то выкалывая им глаза, то отрезая уши.
Глава 23
Когда-то давно, еще в старорежимные времена (хотя на самом деле прошло всего восемь лет), Зойка работала горничной в богатом доме, и звалась она тогда не Зойкой Мармеладкой, Зойкой Крокодильшей или Зойкой Брильянтовой Шейкой, а просто Зоей, и даже фамилия у нее была – Минкина. Так уж получилось, что Зоя, в отличие от своих братьев и сестер, обладала живым воображением и огромным честолюбием. Ей хотелось стать богатой или знаменитой, а лучше всего – и богатой, и знаменитой. Она наивно мечтала о том, чтобы сделаться звездой синематографа, но угодила в служанки. Хозяева были добрые, относились к Зое хорошо, что больше всего ее и злило. Поэтому Зоя сбежала однажды, прихватив драгоценности хозяйки, и решила, что отправится в Париж, а уж там-то сумеет стать знаменитой киноактрисой.
Ее поймали на границе, состоялся суд, и Зою приговорили к десяти годам каторги. Она отправилась по этапу в Сибирь, где познакомилась с наиболее колоритными представительницами криминального мира Российской империи: Светкой Душегубкой, Кровавой Машкой, тетей Сашей, Ириной Сергеевной и, конечно же, с легендарной мадам Живодеркиной, на совести которой было семь убийств, не меньше пяти дюжин ограблений, подделка казначейских билетов, шантаж и контрабанда. До того как она оказалась в Сибири, Зоя не была закоренелой преступницей. После суда она даже поклялась перед иконой в тюремной церквушке, что душой очистится, выйдет из заключения другим человеком и вообще подастся после отсидки в монастырь. Но обо всех своих благородных порывах Зоя вскоре забыла – ведь именно на каторге она и превратилась в настоящую бандитку.
У нее были лучшие «учителя», которых можно было себе представить, а Зоя была усидчивой ученицей. Через пару лет Зоя бежала с каторги вместе с Кровавой Машкой и Ириной Сергеевной. Прибыв в Москву, троица тотчас принялась за разработку ограбления, а затем его осуществление. Наконец Зойка достигла того, о чем мечтала: у нее была куча денег, груда драгоценностей и толпы воздыхателей. Однако становиться подружкой одного из бандитов, даже самых важных, она не хотела и, будучи суфражисткой, выступала за уравнивание прав мужчин и женщин во всех областях – в том числе и в криминальной.
Счастье длилось недолго – Кровавую Машку подстрелили, а Ирина Сергеевна оказалась подлой стукачкой и заложила Зойку полиции. Зою арестовали, снова судили, навесили двадцать пять лет и отправили опять на каторгу. Там, встретившись со все той же Светкой Душегубкой, тетей Сашей и легендарной мадам Живодеркиной, Зоя прошла курсы повышения квалификации, а затем и сама превратилась в учительницу для молодых зэчек. Сбежать с каторги, как в прошлый раз, все не представлялось возможным, но Зоя терпеливо ждала, понимая, что рано или поздно подвернется случай и она им непременно воспользуется. Оказавшись на свободе, она не будет совершать бессмысленные и хаотичные преступления, а разработает план, итоговая цель которого – стать самой знаменитой бандиткой империи и перещеголять даже саму мадам Живодеркину.
Помимо того, что она была умна, Зоя считалась красавицей. В нее без памяти влюбился один из охранников, и девица в итоге убедила его, что тот должен помочь ей с побегом, и тогда они начнут новую, естественно, мирную жизнь где-нибудь в глухой провинции. И охранник помог ей покинуть пределы каторги, даже снабдил деньгами и поддельными документами, а Зойка совершила свое первое убийство – без сантиментов прихыкнула, говоря привычным уже ей языком, влюбленного мужчину и закопала тело в лесу. Никаких чувств она к охраннику не испытывала, тот был только частью ее плана, а первое убийство далось на удивление легко – никаких слез, никаких истерик, в отличие от первого «мокрого дела» той же мадам Живодеркиной. Это и укрепило Зойкину уверенность в том, что она во сто крат лучше всех своих товарок,
