Весной 1930 года Николай Евграфович Черновяцкий по возрасту покинул пост директора школы- интерната, и новой его властительницей стала-таки Нина Вениаминовна. Наконец-то свершилось то, о чем Крыса мечтала многие годы! Одним из первых ее распоряжений было закрыть драмкружок. Варя знала, что Крыса терпеть ее не может, а еще более ненавидит Лилию Демьяновну, кружок же считает пустым времяпрепровождением. А еще через три недели после того, как власть оказалась в руках Крысы, Лилии Демьяновне пришлось покинуть школу-интернат – она позволила себе высказать мнение, противоположное мнению директрисы, во время педсовета, и Крыса выставила ее за дверь.
Потянулись унылые, серые дни. Нина Вениаминовна, ненавидевшая Варю, всячески шпыняла девочку, в чем ей усердно помогала Тоська, превратившаяся в активную помощницу и правую руку директрисы. Варя выросла и стала грациозной, красивой девочкой с темными волнистыми волосами и большими, печальными глазами. Она подумывала о том, чтобы убежать из школы-интерната, но Лилия Демьяновна, с которой она переписывалась, строго-настрого запретив ей и думать о подобном, обещала постараться перетащить ее в новую школу в Ленинграде, где она получила место.
Однако переход в другую школу затягивался – Крыса чинила своей сопернице массу препятствий. Вскоре Лилия Демьяновна потеряла место и в новой школе: кто-то накатал на нее анонимный донос, обвиняя в низкопоклонничестве перед Западом, использовании сомнительных буржуазных приемов воспитания и разложении здорового духа пионеров. А затем письма от Лилии Демьяновны перестали приходить вовсе, а когда Варя позвонила своей покровительнице домой, выяснилось, что в ее квартире живут совершенно посторонние люди, о судьбе прежней жилицы ничего не ведавшие или говорить о ней решительно не желавшие. Бывший директор Черновяцкий, уже совсем старичок, посетивший школу-интернат летом того же года, долго качал головой, хмурил кустистые брови, а потом, улучив момент, сообщил Варе:
– Ты больше на адрес Лилии Демьяновны не пиши и не звони ей.
– Но почему, Николай Евграфович? Она переехала в другой город? – спросила девочка. И, испугавшись, добавила: – Или Лилия Демьяновна тяжело заболела и находится в больнице?
Осмотревшись по сторонам, бывший директор тихо сказал:
– Лилию Демьяновну арестовали. Был и суд – она получила восемь лет строгого режима. Такие уж времена, хорошая моя, настали: за каждое неосторожное слово можно поплатиться свободой, а то и жизнью.
Варя была поражена – за что Лилия Демьяновна оказалась в лагере? Она ведь не совершила никакого преступления! Неужели все только из-за того, что учительница отдавала душу занятиям с ребятами и старалась не следовать строгим инструкциям из комиссариата образования, предпочитая этому что-то спонтанное и увлекательное?
Арестовали и одного из преподавателей школы-интерната. Причем на глазах у всех учащихся, во время утреннего построения Виктора Тихоновича, учителя труда и физкультуры, увели люди в форме и затолкали в черный автомобиль. Виктор Тихонович излучал покорность, и Варя с ужасом подумала, что больше никогда не увидит его. И не ошиблась: всего через неделю стало известно, что Виктор Тихонович, оказывается, был сыном купца (а вовсе не железнодорожника, как стояло в его анкете) и вообще занимался подрывной деятельностью, планируя устроить в школе-интернате диверсию. Но также Варя знала, что Виктор Тихонович несколько раз во всеуслышание заявлял о своем несогласии с планами директрисы, критиковал ее и обещал даже пожаловаться наркому просвещения. Получается, что за арестом учителя труда и физкультуры снова стояла Нина Вениаминовна?
Прежняя беззаботная атмосфера сплоченности и веселья исчезла, вдруг в одночасье уступив место наушничеству, ябедничеству и страху. Боялись и учителя, выполнявшие приказания Крысы, боялись ученики, боялась даже сама директриса. Варя никак не могла понять, чем объясняется такая страшная перемена. Она даже вместе с несколькими воспитанниками решила написать послание товарищу Сталину, в Кремль, чтобы попросить его заступиться за Виктора Тихоновича и Лилию Демьяновну. Но еще до того, как был готов черновик письма, Крыса обо всем пронюхала (не иначе как через своих верных шпионов, которыми заправляла Тоська) и, вызвав к себе Варю, долго кричала, отчитывая ее, а затем отправила в карцер (при Николае Евграфовиче он практически не использовался, зато Крыса велела обустроить три дополнительных, чтобы наказание могли отбывать сразу несколько человек одновременно).
Девочка провела там несколько дней. Хуже всего было то, что Тоська постоянно вертелась около двери, открывала зарешеченное окошко и, заглядывая в карцер, говорила гадости, насмехалась и спрашивала, не опоздает ли Варя на занятия драмкружка или в тюрьму, чтобы передать посылку Лилии Демьяновне.
Если раньше Варя получала высокие оценки и учителя ее любили, то с приходом к власти Крысы все изменилось: преподаватели принялись шпынять ее, или, в лучшем случае, делали вид, что не замечают ее успехов. Варя не сомневалась, что все происходит по прямому распоряжению Нины Вениаминовны. Зато новой «звездой» интерната стала Тоська, к своим семнадцати годам превратившаяся в высоченную жилистую девицу с покатым лбом, покрытым прыщами, волосатыми ногами и вечным запахом пота. Тоська во всем поддакивала Нине Вениаминовне, стучала ей как на учеников, так и на учителей, мечтала о том, чтобы поступить в педагогическое училище, а затем вернуться в интернат и со временем унаследовать пост директрисы. Варя не сомневалась, что так оно и будет, и сочувствовала тем детям, что будут страдать под игом директрисы Тоськи.
Варе приходилось едва ли не каждую неделю бывать по паре дней в карцере: то выяснялось, что она нагрубила учителю, то нарушила распорядок дня, то в столовой во время ее дежурства неправильно накрыли столы. Варя оказывалась виноватой во всем. Она теперь и представить себе не могла, что ей предстоит еще около четырех лет пробыть в интернате – девочка считала каждый день, надеясь, что вот- вот придет избавление, и одновременно понимая: чуда не произойдет.
Как-то она отбывала в карцере очередной «срок» за провинность, навешенную на нее Тоськой: та сказала директрисе, что Варя обидно отозвалась о ней. Собственно, это было совершеннейшей правдой – девочка позволила себе прилюдно назвать Нину Вениаминовну Крысой. В результате – неделя карцера. Варя, лежавшая на жесткой кровати, вспоминала прежние времена и в особенности занятия в драмкружке. Как бы ей хотелось, чтобы в школе-интернате появилась учительница, подобная Лилии Демьяновне! Сейчас же любая инициатива жестоко каралась, от всех требовалось одно – следовать инструкциям наркомата и воле директрисы.
Девочка услышала в коридоре топот и голоса и поняла: произошло что-то из ряда вон выходящее. Внезапно металлическая дверь карцера заскрипела, показалась физиономия одного из учителей.
– Варя, ты свободна! – сказал он.
– Но я не все еще отсидела, – сказала удивленно девочка. Что будет, если Крыса узнает об этом? Ее снова накажут.
– Так велела Нина Вениаминовна, – ответил учитель. – У нас в школе сегодня важные гости, поэтому карцер велено очистить, чтобы не создавать плохого впечатления. А три оставшихся дня отсидишь позднее.
«Почему три? Я не досидела всего один», – подумала Варя. Но вопрос задать не успела – учитель в спешке развернулся, и девочка зашагала вслед за ним по коридору.
Крыса приказала сделать внеочередное построение – видимо, для того, чтобы приветствовать важного гостя и произвести на него должное впечатление. В школу-интернат, считавшуюся образцовой, время от времени приезжали именитые посетители из близлежащего Ленинграда или даже из Москвы. Один из таких визитов ожидался и сейчас.
Крыса – в темно-синем костюме, со значком депутата Верховного Совета на лацкане (недавно она была удостоена такой чести как единогласно выдвинутая педагогическим коллективом) – стояла под флагштоком, на котором развевалось алое советское знамя. Трещали барабаны, пионеры печатали шаг. Во двор школы въехало несколько автомобилей. Вера осторожно спросила у соседки:
– А кто нас навещает?
– Да какой-то режиссер, – ответила та, пожимая плечами. – Райх, что ли. Никогда о нем не слышала!
В тот момент дверца одного из автомобилей распахнулась, и вышел полный мужчина в светлом чесучовом костюме. Варя в волнении узнала в нем того самого Генриха Олеговича Райха, одного из самых известных советских режиссеров. Его фильмы часто показывали в школьном кинотеатре, и Варя знала