Мы покорно закивали головами, как будто соглашаясь с каждым его словом. Звякнул телефон, Кранах поднял трубку, я, заявив, что мне требуется посетить ванную комнату, вышла в коридор. Для убедительности хлопнув дверью и пустив струю воды из крана, я проскользнула в одну из комнат. Спальня инспектора. Кто бы мог подумать, что он так любит свою мамочку, – на стене висела фотография красивой женщины, одетой по моде начала семидесятых.
Из спальни я пробралась в смежный с ней кабинет. Меня поразили два больших деревянных комода, в которых в старых библиотеках обычно хранят книжные картотеки. Похоже, у инспектора Кранаха имеется своя собственная коллекция – но чего?
Я выдвинула один из ящичков и мельком просмотрела содержимое – вырезки из старых газет, библиографические указатели, фотографии… На одной из фотографий была изображена бедно обставленная комната, и я вспомнила, где видела этот мотив: в Интернете, на сайте, посвященном жертвам Сердцееда. Так и есть, инспектор Кранах собирает все, что связано с убийствами в 1923 году.
И не только с ними – во втором комоде была рассортирована информация о Вулке Климовиче и его жертвах и процессе над ним. Вот это да, оказывается, хобби Кранаха – два кровавых Вулка! Странно только, что он никогда не говорит об этом. Чтобы собрать такое количество материалов, требуется много лет и кропотливая работа. Неужели Кранах до такой степени увлечен этими двумя сумасшедшими, что вырезает из газеты каждую статью, в которой о них идет речь? Это уже похоже на манию!
– Что вы здесь делаете? – раздался грозный окрик, и я, подпрыгнув, обернулась.
На пороге стоял Фердинанд Кранах, я судорожно пыталась закрыть ящик, но его, как назло, заело. Инспектор подошел ко мне, грубо оттолкнул и задвинул ящик.
– Не стоит выдумывать очередную ложь, – он схватил меня за руку и выволок из кабинета. Закрыл его, а ключ положил в карман. – Вам и госпоже Компанеец пора уходить.
– Скажите, инспектор, почему вы уделяете такое повышенное внимание двум Вулкам и их преступлениям? – поинтересовалась я.
Кранах пристально посмотрел на меня и сказал:
– То, что я сейчас скажу вам, прошу сохранить в тайне. Моя мать Эльзбешка… стала одной из жертв Климовича!
Я глуповатым тоном произнесла:
– Я не знала, инспектор… Мне очень жаль!
– Мне тоже! – отрезал он и со всего размаху закрыл дверь кабинета.
Мы с профессоршей ретировались.
– Кранах не отличается хорошими манерами, – произнесла я, массируя запястье, на котором выделялись синие пятна – следы железной хватки инспектора. Впрочем, я понимала его недовольство моим любопытством. И его одержимость Вулком.
Кира подлила масла в огонь:
– А вы, Дана, заметили, что он выбросил из квартиры только нас, а Виолетта осталась? Они быстро нашли общий язык. И вообще, такое впечатление, что они старые знакомые.
– Ну это вряд ли, – ответила я. – Кранах познакомился с ней совсем недавно.
Я предложила Кире подвезти ее до института. Когда я затормозила на одном из перекрестков, дожидаясь зеленого сигнала светофора, произошло невероятное – профессор вылетела из салона и понеслась по трассе к тротуару. Не понимая, что случилось, я бросилась за ней.
– Кира Артемьевна, вы что, спятили! – орала я. Машины отчаянно сигналили – еще бы, мое авто блокировало движение. Я настигла профессоршу около газетного киоска.
– Вот, смотрите! – ткнула Кира пальцем в большой плакат, на котором была размещена огромная цветная фотокопия первой страницы последнего выпуска «Королевского Сплетника». – Я увидела это из салона.
Со стороны дороги доносились призывные гудки и яростные ругательства, но меня это больше не занимало. Буквы, с которых словно стекали капли крови, складывались в заголовок: «ВУЛК КЛИМОВИЧ ЖИВ! Откровения Вулка: знаменитый маньяк дал эксклюзивное интервью нашему корреспонденту Траяну Бурмистрову. Вулк открыл тайну своей личности – он – ВУЛК КЛИМОВИЧ, бежавший двадцать лет назад из тюрьмы накануне расстрела. Власти скрывали этот вопиющий факт в течение долгих лет, и только благодаря нашему корреспонденту это стало известно общественности. Вулк заявляет: «Я БУДУ УБИВАТЬ И ЕСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ СЕРДЦА, И НИКТО НЕ СУМЕЕТ МЕНЯ ОСТАНОВИТЬ!!!»
Чувствуя, что колени у меня подгибаются, я облокотилась о прилавок и прошептала:
– Дайте мне свежий номер «Сплетника»!
Молоденькая продавщица развела руками и сказала:
– Все расхватали еще утром. Обещали подвезти допечатку через часок. Народ словно взбесился – еще бы, там такое пишут!
Заметив, что продавщица сама читает «Королевский Сплетник», я перегнулась через прилавок и схватила газету.
– Эй, дамочка, ты что себе позволяешь! Отдай немедленно газету! Держи воровку! – завопила девица.
Мы с профессоршей ринулись к моему автомобилю, позади которого образовался приличный хвост машин.
– Уносим ноги, вернее, колеса! – я прыгнула за руль. У машины возникло перекошенное личико продавщицы. Она забарабанила по стеклу, крича:
– Отдай газету! Я твой номер запомню и в полицию сообщу! Гадюка!
Я газанула, оставляя позади истерично кричащую продавщицу из газетного киоска. Мы неслись по улицам Экареста.
– Наш знаменитый журналист Траян Бурмистров, который уже не в первый раз становится автором сенсационных репортажей, как, впрочем, и жертвой неприкрытой агрессии инспектора Фердинанда Кранаха, снова возглавившего следственную бригаду по поимке Вулка, раскрыл тайну личности этого великого маньяка, – читала Кира. – Боже мой, так и написано – «этого великого маньяка», как будто речь идет о заслуженном ученом-физике или почтенном писателе!
– Дальше! – прервала я кудахтанье Киры.
Злость охватила меня. Как толстяк Траян, который сто раз, встречаясь со мной на светских раутах и тусовках, предлагал мне переспать, искренне полагая, что он мечта любой женщины, смог узнать о том, что Климович жив?
Следующие строчки сразили меня наповал.
– Великий маньяк связался с Траяном и поведал ему о своем побеге из самой тщательно охраняемой тюрьмы за два дня до расстрела двадцать лет назад, – читала профессор. – Вулк Климович, которого все считали мертвым, на самом деле жив! И продолжает свое кровавое дело! «Ибо сущность моей жизни – сеять смерть, – так заявил господин Климович Траяну. – И никто из жителей Экареста не может быть застрахован от того, что я не приду к нему ночью со скальпелем. Я – повелитель страха!»
Траян Бурмистров был чрезвычайно доволен происходящим. После того как он получил посылку от Вулка с человеческим сердцем, что положило начало серии статей о зверствах маньяка, тираж «Королевского Сплетника» возрос на тридцать семь процентов. А независимый журналистский комитет, спонсируемый из капиталов покойного олигарха Аристарха Богдановича, объявил о присуждении Траяну престижной премии Цицерона – «за отстаивание прав средств массовой информации доносить до народа истину и высочайший профессионализм». Бурмистров был на седьмом небе от счастья, а газеты, в том числе и «Сплетник», оповестили читателей о том, что «Траян стал Цицероном!».
Скрежеща зубами, Траян был вынужден наблюдать за тем, что Кранах снова возглавил следственную бригаду. Он надеялся, что инспектора выбросят из полиции за рукоприкладство, однако вместо этого его поощряли! Бурмистров неустанно звонил своим могущественным друзьям из правительства и парламента, напоминая, что он постоянно заботится об их интересах и регулярно упоминает их имена в самых положительных тонах в «Сплетнике», и намекал, что ждет от них услуги – жестких мер в отношении Кранаха.
Вечером двадцать седьмого ноября Траян вернулся домой около половины десятого. К нему с урчанием
