Первые месяцы он даже и не замечал мадемуазель Пинэ, регистрируя ее присутствие только за столом. Она прекрасно справлялась со своими обязанностями, Машенька и Танечка были без ума от новой воспитательницы и проводили с ней почти весь день.
Князь безутешно горевал о скончавшейся Сашеньке и думал о том, что жизнь его окончена. Плотские мысли, посещавшие его особенно часто во снах, он старался гнать от себя, считая это оскорблением памяти покойной жены.
Летом он впервые обратил внимание на мадемуазель Пинэ – как-то, проходя мимо ее комнаты, он сквозь неплотно прикрытую дверь увидел гувернантку абсолютно нагой. Сердце князя быстро забилось, он отвернулся, чтобы, однако, через мгновение снова направить свой взгляд на мадемуазель Пинэ. Надо же, он и подумать не мог, что она так хорошо сложена!
Раньше, предаваясь греховным размышлениям, князь всегда грезил о покойной жене, однако после этого он никак не мог избавиться от картинки, засевшей у него в голове: молочная кожа мадемуазель Пинэ, плавные изгибы ее девичьего тела, небольшие, но красивые груди с коричневыми сосками, округлый живот...
Князь по вечерам стал намеренно проходить мимо комнаты мадемуазель, втайне надеясь, что он снова может увидеть ее обнаженной. Как-то ему повезло, она снова оставила дверь неплотно прикрытой, и Платон Дмитриевич во все глаза уставился на голую швейцарку. Но в тот раз все закончилось конфузом: мадемуазель заметила, что за ней наблюдают, вскрикнула, прикрылась простыней и захлопнула дверь.
На следующий день, за завтраком, князь вел себя как ни в чем не бывало; мадемуазель тоже не подала виду. Однако время от времени они бросали друг на друга странные взгляды, смысл которых был понятен только им двоим!
Князь не решался признаться себе, что мадемуазель его заинтересовала. Он ведь поклялся хранить верность покойной жене! Хотя сделать это так сложно, ведь ему всего пятьдесят...
Во снах ему теперь являлась не Сашенька, а мадемуазель Пинэ, и Платон Дмитриевич, утомленный этими кошмарами, принял решение – дать мадемуазель расчет, да причем как можно быстрее!
Он убедил себя в том, что это единственно верное решение. Она исчезнет из его жизни и не будет более смущать его дух и плоть. И все будет как раньше. Поэтому его светлость приказали просить к себе в кабинет мадемуазель Пинэ для серьезного разговора.
Меряя комнату шагами, князь думал о том, что ей скажет. Нет, ничего говорить он не будет, просто сухо сообщит, что они более не нуждаются в ее услугах. Младшие дочки, конечно, поднимут крик, они так привыкли к мадемуазель, но ведь он в доме хозяин!
– Ваша светлость, – услышал он тихий голос и обернулся, – вы желали меня видеть?
Мадемуазель Пинэ стояла в дверях. Князь растерялся, все слова, которые он заготовил, вылетели из головы. И почему он ведет себя как мальчишка в присутствии этой особы? Уж не влюбился ли он? Нет, совершенно невозможно!
– Мадемуазель, – произнес он, обретая дар речи, – прошу вас.
Он указал на кресло. Бонна, словно подозревая о том, что он хочет сообщить ей, присела в кресло, опустив голову. Князю внезапно сделалось совестно – и в чем он винит эту несчастную? Ведь это исключительно его вина!
– Мадемуазель, я должен вам сказать... – начал Платон Дмитриевич и сбился. Луиза подняла на него взгляд, и сердце у него защемило. Чем она так пленила его? Она ведь и не красавица (хотя тело у нее совершенное!), и умом особым не обладает...
Он замолчал. Бонна внимательно следила за князем. Наконец он выдавил из себя:
– Я принял решение повысить вам жалованье на двенадцать... нет, пятнадцать... нет, двадцать пять рублей! Я... чрезвычайно доволен вашей методикой воспитания, мадемуазель Пинэ.
– Благодарю, ваша светлость, – прошелестела мадемуазель, опуская взгляд.
Князь испытал небывалое желание – подойти к ней и поцеловать! Нет, он должен, просто обязан держать себя в руках!
– Вы можете быть свободны, – глухо произнес он.
Мадемуазель поднялась и направилась к двери. Затем произошло то, что князь позднее счел перстом судьбы. Он опередил швейцарку, закрыл дверь на ключ и положил его в карман.
Мадемуазель взглянула на князя, и, что самое поразительное, она улыбалась. Это придало Платону Дмитриевичу храбрости, и он, не говоря ни слова, подошел к Луизе и сделал то, о чем так давно мечтал, – поцеловал ее.
Он думал (и, возможно, даже желал) – швейцарка закатит ему пощечину, ударит его в грудь или даже пронзительно завизжит. Но Луиза позволила поцеловать себя и даже закрыла глаза. Князь не знал, как долго это длилось: в дверь забарабанили, и раздались голоса Машеньки и Танечки:
– Papa, papa, конюшня горит!
Князь и бонна отпрянули друг от друга. Его светлость открыл дверь, и в кабинет ворвались две девочки. Они, конечно же, ничего не заметили, и мадемуазель тотчас занялась близняшками.
Платон Дмитриевич проворочался с боку на бок всю ночь, так и не сомкнув глаз. Странное дело, но он почти не думал о покойной жене: его мысли были заняты мадемуазель Пинэ.
После поцелуя последовала большая пауза, никто из них не решался сделать новую попытку сближения. Прошло почти полгода, в течение которого князь и бонна обменивались многозначительными взглядами.
Следующей весной, на Пасху, и произошло грехопадение. Вечером, когда все спали, князь, в последнее время страдавший бессонницей, отправился в библиотеку, чтобы выбрать себе какой-нибудь занудный философский трактат – он знал, что после двух страниц Монтескье или Гоббса тотчас начнет клевать носом, а глаза станут предательски слипаться. В библиотеке он наткнулся на мадемуазель Пинэ – она тоже выбирала себе что-то на сон грядущий!
И князь, и Луиза смутились, однако не подали и виду.
– Мадемуазель, разрешите посоветовать вам что-то из новейшей беллетристики, – начал Платон Дмитриевич. – Где-то имелись великолепные криминальные романы на французском...
Он отыскал книгу и протянул ее Луизе. Их пальцы соприкоснулись, и страсть, так тщательно ими скрываемая, прорвалась наружу. Криминальный роман с тихим шелестом полетел на ковер, князь привлек к себе Луизу и поцеловал ее.
Они любили друг друга прямо там, в библиотеке, забыв закрыть дверь – так велико было желание. Произошло это на большом кожаном диване – стоило кому-нибудь войти в помещение, и их немедленно бы увидели.
Акт животной страсти длился немногим более пяти минут, а затем и князь, и мадемуазель разошлись по своим комнатам. В первый раз за долгие месяцы Платон Дмитриевич сумел очень быстро заснуть (не понадобился и Монтескье с Гоббсом), и кошмары его не мучили!
Так и началась их любовная связь: они предавались греху везде, где это было только возможно. Князь окончательно потерял голову, да и Луиза была без ума от статного седого аристократа.
Как-то в конце знойного, полного безумной страсти лета Луиза пришла в кабинет к своему любовнику и, притворив дверь, сказала:
– Платон, я беременна!
Князь поставил перо в чернильницу и взглянул на бонну. Луиза прошептала:
– Да, я понимаю! Завтра же я покину твой дом! И ты больше никогда обо мне не услышишь! Но ты должен знать, Платон... Я... я... люблю тебя!
И, выпалив это, женщина выбежала из кабинета. Князь настиг ее в коридоре, развернул к себе и покрыл поцелуями заплаканное лицо.
– И я тебя тоже, Луиза, – сказал он, – и я тебя тоже!
Их беседу прервало падение медного таза, доверху заполненного ежевичным вареньем – одна из служанок застала их целующимися и выпустила из рук посудину. Князь, понимая, что пересудов и сплетен теперь не избежать, собрал у себя в кабинете на следующий день четырех старших дочерей. Присутствовал и супруг Елизаветы, молодой дипломат Евгений Крамской. Мадемуазель Пинэ скромно восседала в углу.
Оглядев всех присутствующих, Платон Дмитриевич сказал:
– Я должен сообщить вам что-то крайне важное. В моей жизни произошли чрезвычайно важные
