Заплетающиеся языки с трудом выкрикивали слова лести, из ослабевших рук вываливались полуобглоданные кости, глаза осоловело моргали.
— М-м-музыка! Где у барона Ф-ферндина м-музыка?! Вчера не было музыки, что, и сегодня н-не будет?! А где красивые девочки?! У барона Р-р-редборнского всего должно быть вдоволь — и вина, и музыки, и д-д-девочек… женщин…
Сидевший справа от Ферндина толстяк, тот самый, который на Турнире расплатился собственной задницей за жажду славы и наград, смотрел на хозяина масляными глазами и тоже бормотал:
— Д-да… Без музыки нельзя… Даже в харчевнях бывает музыка… И д-девчонки! И в Ред… Ред… борне тоже должны быть!
— Ну, откуда у старого Дисса быть музыкантам?! — Ферндин пронзительным взглядом желтых глаз оглядел хмельных гостей, но его лицо и улыбка выражали простодушное удивление. — Я думаю, здесь, в глуши, и звон наших кубков сойдет за музыку! А, впрочем, можно попробовать! Эй, Эгист! — Он грозно сверкнул глазами в сторону распорядителя. — Я, кажется, видел вчера на хорах арфы и флейты, быстро найди, кто из слуг хоть как-то умеет играть! Иначе… Он наклонился в сторону оцепеневшего от ужаса слуги и прищурился. — Иначе я велю сбросить с башни в ров сначала твою голову, а потом все остальное! Подойди поближе, я скажу тебе еще кое-что… Двух служанок и этих девчонок из деревни тоже приведешь сюда, но сначала… — И он что-то прошептал в самое ухо дрожащего Эгиста.
Тот кивнул и, согнувшись в поклоне, бросился к боковой двери. Поддерживая готовое угаснуть веселье, барон Ферндин, едва прикасаясь губами к вину, рассыпался в похвалах и благодарностях гостям, осчастливившим Редборнский замок своим присутствием. Зорким глазом оглядывая стол, он вовремя брошенной шуткой или покровительственным замечанием успевал погасить то и дело вспыхивающие огоньки пьяных ссор.
«Да, я мог бы держать в руках не только Бергхейм, но и все королевство!» — самодовольно подумал Ферндин, чувствуя себя могучим владыкой, восседая во главе этого пиршественного стола, оглядывая стены, украшенные затейливой резьбой и шпалерами, изображавшими сцены охоты знатных рыцарей на медведей, вепрей и оленей. Кто-то робкими шагами подошел к нему сбоку, и, не поворачивая головы, барон Ферндин услышал тихий дрожащий голос вернувшегося слуги:
— Мой господин, я нашел двоих, но они едва умеют перебирать струны… А девушки готовы, они ждут за дверью!
— Ладно, зови сюда твоих музыкантов, а сам будь поблизости, вдруг гости захотят еще чего-нибудь!
Из боковой двери, со страхом глядя на нового хозяина, вышли двое молодых слуг с позолоченными арфами. Гости встретили их появление радостными криками:
— Ну вот, наконец-то! Эй, кто там, еще вина! Живо!
Ферндин, беззвучно шевеля губами, поочередно взглянул в глаза юношей, трясущимися руками сжимавших арфы, и отвернулся, потеряв к ним всякий интерес. Но музыкантов в тот же миг словно подменили: их лица застыли, будто вырезанные из дерева улыбающиеся маски, и пальцы проворно забегали по струнам, ублажая гостей старинными застольными песнями.
Звон кубков, хохот и недвусмысленные выкрики показывали, что гостям не терпится получить еще кое-что помимо угощения и музыки. И хозяин, привстав с высокого кресла, многозначительно улыбнулся, трижды хлопнув в ладоши. Тотчас широкая парадная дверь, охраняемая двумя неподвижными стражниками, распахнулась, и на середину зала выбежали слуги, неся огромный, скатанный в трубку ковер. В считанные мгновения они раскатали его на каменном полу и, без остановки кланяясь притихшим гостям, попятились к выходу.
Музыканты внезапно умолкли, и стало совсем тихо. Гости, замерев с недопитыми кубками и недожеванными кусками, уставились на распахнутую дверь, ожидая нового развлечения.
В зал вошли, гремя оружием, несколько дюжих стражников. Они расступились, и перед гостями оказались четыре юные девушки, в испуге жавшиеся друг к другу. Но, повинуясь едва заметному движению пальцев и пристальному взгляду хозяина, они вдруг затрепетали, словно пронзенные невидимой молнией, и легкими шагами, соблазнительно покачивая бедрами, двинулись к ковру.
Все было сделано так, как приказал Ферндин: вместо обычных платьев девушек облачили в свободные ниспадающие одеяния из полотнищ тонкого шелка, схваченных на талии витыми серебристыми шнурами; распущенные волосы густыми волнами падали на плечи, спускаясь до пояса. Их лица, так же как лица безучастно стоявших в стороне музыкантов, превратились в неподвижно улыбающиеся маски. Маленькие босые ноги сделали последний шаг — и четыре стройные фигурки замерли на углах огромного пестрого ковра, вскинув над головой тонкие руки.
Ферндин слегка повернул голову в сторону музыкантов, и они, повинуясь тяжелому взгляду, вдруг заиграли какую-то незнакомую мелодию. Гости, услышав ее первые звуки, разочарованно зашумели, стуча по столу пустыми кубками и недовольно топая ногами. Но снова и снова повторявшиеся звуки обволакивали, успокаивая, и жадные глаза подвыпивших мужчин уже не видели ничего, кроме полуобнаженных женских фигур, стоявших на ковре.
Музыка заиграла быстрее, и рука барона Ферндина, до сих пор неподвижно лежавшая на столе, вздрогнула и шевельнулась. Девушки, послушные этому легкому движению, покачивая бедрами в такт музыке, медленно начали танцевать причудливый танец. Пальцы их господина, сверкая зелеными и синими камнями массивных колец, двигались по столу, как бы переставляя невидимые фигурки, и четыре юные танцовщицы то сходились, то расходились, кружась и изгибаясь, соблазнительными движениями своих тел доводя гостей до неистовства.
— Ну и ну! Откуда здесь, в глуши, взялись такие штучки? Я бывал и на королевских пирах, но таких танцовщиц видеть не доводилось! Ай да барон Ферндин, три дня прятал своих красоток, а теперь пришлось-таки показать! — шептал пронырливый граф Воллер, возбужденно елозя протертыми рукавами камзола по залитому вином столу, его сосед, почти не слушая, впился жадными глазами в одну из девушек и пытался дрожащей рукой нащупать стоявший рядом кубок, наконец наткнулся на него и осушил одним глотком, а потом перевел дух и прохрипел:
— Ты, болтун, запомни: вон та, рыжая, в зеленом — моя! И если кто к ней сунется — убью, понял?!
— Да ладно, ладно, Гертран, я приглядел блондинку, смотри, какая грудь мелькает, когда она наклоняется! Клянусь всеми демонами, что бушуют сейчас в моей крови, еще немного, и я… и я… — Он тоже поспешил опорожнить свой кубок и, не отрывая глаз от танцовщиц, крикнул: — Эй, вина, и поскорей! И все же откуда здесь такие плясуньи?! И музыканты играют что-то совсем незнакомое… От этой музыки я захмелел больше, чем от вина… Ах ты, разрази меня Нергал, смотри, что делают! Нет, я больше не выдержу! — Он с грохотом поставил кубок на стол и невольно привстал с кресла.
Остальные рыцари, забыв про вино и угощение, тоже не могли спокойно усидеть на месте: диковинный танец разжигал страсть и туманил головы, и вскоре уже все гости топали ногами и рычали от вожделения.
Музыка играла все быстрее, девушки кружились и извивались, как четыре разноцветные змейки. Легкие ткани, не поспевая за стремительными движениями танцовщиц, то и дело обнажали стройные ноги и высокие вздрагивающие груди…
Вдруг одна из девушек, черноволосая красавица, дернула за серебристый шнурок, поддерживавший ее одеяние, и, развязав, резким движением отбросила в сторону. Три девушки продолжали кружиться у нее за спиной, а она, остановившись, повела плечами, и алый шелк легким облачком упал к стройным ногам — замерев, черноволосая стояла, глядя невидящими глазами в сторону Ферндина, а гости невольно смолкли, любуясь обнаженным смуглым телом.
Но тут раздался грохот падающего кресла, и один из гостей швырнул на пол недопитый кубок, рыча и скалясь, как обезумевший от страсти зверь, кинулся к ней, расшвыривая менее проворных соперников.
Девушка сделала шаг навстречу, сойдя с ковра на каменный пол, и он, жадно схватив в охапку ее безвольное тело, прижал к себе драгоценную добычу и бросился к растворенным дверям. Стражники проводили его злобными завистливыми взглядами, сжимая алебарды в потных руках.
Умолкнувшие на мгновение музыканты снова заиграли свою мелодию: сначала медленно, потом быстрее, быстрее… Девушки опять закружились, и вот еще одна вышла вперед, развязывая серебряный
