раньше воющий звук вспарываемого лезвием воздуха заставил Конана остановиться, впрочем, ненадолго: киммериец сдернул пояс, на котором болтались пустые ножны, и, раскрутив его перед собой, попытался захлестнуть клинок Айсы. Это ему удалось, правда, лишь отчасти: свист, резкий рывок и в кулаке у варвара остался коротенький, не длинней воробьиного хвоста, обрубок кожаного ремня. Ножны глухо ударились в потолок и загремели в куче посуды за спиной, едва не задев его по макушке. Пригнувшись, дрожа от ярости, Конан отскочил назад и прорычал сквозь зубы:
Успокойся, ты, гадюка… Или я убью тебя, слышишь?!
Только подойди, подонок, дерьмо шакала, я тебе кишки выпущу! раздалось в ответ из угла.
Киммериец замер, как оглушенный. Дело было не в ужасающей наглости сказанного, нет, Конан даже не расслышал обращенных к нему слов, настолько поразил его тембр голоса дочери Хеир-Аги.
Повтори… пробормотал он, встряхнув головой, чтоб успокоить шумящую в ушах кровь.
Отойди с дороги, вонючая собака! немедленно отозвался ломающийся юношеский басок. Обладатель его явно трясся от страха, явно собирался дорого продать жизнь и столь же явно не мог быть ни Айсой, ни какой-либо другой дочерью наместника. И вообще ничьей дочерью.
Ты кто? с трудом выдавил Конан. В углу молчали, тяжело дыша.
В памяти киммерийца замелькали разрозненные обрывки воспоминаний: нежный девичий голос, окликающий невольниц, браслет на тонком запястье, громадные от испуга глаза в полумраке святилища… Стремительная бесшумная погоня по коридорам гарема, свист меча в умелой руке… Удар коленом в пах…
Судорожно пытаясь свести концы с концами и чувствуя, что не в силах постичь происходящее, Конан открыл было рот спросить все равно о чем, услышать ответ, прогнать наваждение, но затаившийся у стены мальчишка дернулся в сторону, и киммериец инстинктивно, вслепую чиркнул ребром ладони по воздуху, защищаясь от собственного меча. Соперник болезненно вскрикнул, и Конан, услышав, как упал под ноги выбитый клинок, бросился на крик, поймал край женской одежды.
Парень рванулся и, высвободившись, шмыгнул к полуоткрытой двери. На мгновение мелькнул в проеме его силуэт, потом скрылся и тут же раздался глухой удар, полузадушенный вопль, еще вопль, возня…
Конан выскочил на глухую черную улицу, сгреб в охапку яростно сцепившихся в пыли беглеца и Ухарту, внес их обратно в лачугу. Затем он метнулся к ложу, нашарил светильник, захлопнул дверь и, привалившись к ней, неторопливо разжег огонь. Два подростка катались по полу, переплетясь в причудливый клубок ног, рук, лохмотьев и тонкой узорчатой ткани. Незнакомец, несомненно, ловко обращался с боевым оружием, но в жесткой уличной драке без правил Ухарта быстро одолел его, прижал к лопатке выкрученную руку противника и, приподнявшись, с интересом уставился на браслет, украшающий исцарапанное запястье. Конан молча прошел через комнату, подобрал меч, вернулся к двери и велел Ухарте:
Отпусти его.
Тот поднял глаза, взглянул варвару в лицо, улыбнулся легко и загадочно, но не сказал ничего. Потом он отпустил юношу, отошел к ложу и уселся там, спрятав подбородок в колени. Конана неприятно задела эта улыбка словно Ухарта знает что-то, чего Конану знать не дано. Впрочем, сейчас у киммерийца были дела поважнее, и он, отогнав неясное беспокойство, обратился к пленнику:
Кто ты?
Мальчик медленно поднялся на ноги, стряхнул с плеч остатки женского тряпья, неторопливо обмотал им бедра. С ненавистью, исподлобья посмотрел на Конана, потом, потеряв на миг самообладание, стрельнул глазами по сторонам. «Выход ищет», догадался киммериец и сказал:
Окон здесь нет.
Лицо парня дрогнуло и тут же сделалось непроницаемым. Он замер, глядя прямо перед собой, на скулах заходили желваки. Конан смотрел на пленника почти с симпатией: умеет мальчишка держаться. Здесь, в городах Заморы, нечасто встретишь мужчину, способного вести себя как подобает воину. Время, однако, шло… Ночь катилась к рассвету, и спор с Хадиром был безнадежно проигран. Оставалось одно забрать браслет и уходить из Шадизара, или… Или перебить шайку Лысого и, опять же, уходить из Шадизара, ибо нарушителя условий спора, скрепленного именем Митры, будет ждать нож за каждым углом. Но, Кром, есть же какой-то третий выход, и нужно его найти!
Скажи, кто ты? терпеливо повторил Конан. Я не причиню тебе зла! Скажи!
Ты дашь мне выйти отсюда, если я скажу? хрипло спросил мальчик.
Да.
Я Айсор.
Конану это имя ни о чем не сказало, он оглянулся на Ухарту, но тот лишь пожал плечами да поднял брови. Пленник презрительно раздул ноздри и пояснил:
Сын наместника.
Повисло молчание. Конан мрачно воззрился на собеседника, соображая, какую выгоду можно извлечь из такого поворота дела, а Ухарта, смекнув что-то, быстро спросил:
Близнецы?
Айсор усмехнулся и, не повернув головы, бросил:
Да, Айса сестра мне. И добавил, обращаясь к киммерийцу: Так что ты обознался, чужестранец.
Он хотел еще что-то сказать, но Ухарта взорвался от хохота, сквозь смех выкрикивая:
Ты!.. Сын наместника!.. Шляешься среди евнухов… В… Ой!.. В женской одежде!..
Тут сохранявший до сих пор неподвижность каменного изваяния Айсор взвился от ярости до потолка, подлетел к Ухарте и, схватив его за грудки, прошипел:
Заткнись, крысенок! Не твое дело!
Он бы размозжил Ухарте голову о край ложа, но Конан отшвырнул его в угол и сказал, поигрывая мечом:
Снимай браслет и убирайся.
Нет! вскрикнул Айсор, схватил первый попавший под руку расколотый кувшин и выставил его перед собой.
Конан покачал головой:
Я не стану с тобой драться. Ты хотел уйти? Оставь браслет и иди.
Ха! Ухарта уже стоял у двери, ехидно ухмыляясь. Ты понял, мы тебя не убьем! Ты просто останешься здесь, с нами, пока не снимешь браслетик и не отдашь!.. Хоть до утра! А утром… Слышишь ты, сынок Хеир- Аги? Утром во дворце проснутся, правильно? И что будет дальше ты понимаешь, да?
Конан слушал Ухарту с нарастающим удивлением: сам он ровным счетом ничего не понимал, но Айсор, видимо, понял. Он посмотрел на них с безнадежным отчаяньем и сполз по стене на пол, пробормотав проклятие. А потом быстро и сбивчиво рассказал все: как давно заглядывался на одну из отцовских наложниц, и как сестра сжалилась, разожгла страсть прекрасной Лаиты рассказами о юной красоте брата, и как помогла ему пробраться на женскую половину, дала свою одежду и браслет потому что они близнецы, и очень похожи, и его в сестриной одежде евнухи не узнали бы, а теперь сестра ждет, когда он вернется. Если он не вернется до утра или придет без браслета, гнев Хеир-Аги будет страшен, и им обоим Айсору и сестре не жить тогда… Прошептав последние слова, юноша помолчал немного и виновато добавил:
Да я браслет и снять-то не могу… Замок хитрый… Только Айса умеет…
В наступившей тишине громадный варвар медленным кошачьим шагом прошелся от стены до стены, стискивая эфес меча так, что слышен был хруст то ли суставов, то ли стали, встал над дощатым пустым ложем и вдруг, коротко выкрикнув что-то на родном наречии, одним страшным ударом клинка разнес лавку вдребезги и рывком вложил оружие в ножны. Потом он пнул ногой обломки и обернулся к побледневшему Айсору:
Уходи.
Мальчик, не веря в спасение, еще только поднимался с пола, когда Конан быстро пересек комнату и, оказавшись перед Ухартой, сторожившим вход, буркнул фразу, смутно напоминавшую слова благодарности и прощания, потом отодвинул своего верного помощника с дороги, протянул руку к двери и остановился в недоумении. Легкого движения мощной ладони было достаточно, чтобы худенький подросток отлетел шагов на пять, однако Ухарта не двинулся с места, будто и не почувствовал толчка. Северянин нетерпеливо
