шанса даже на то, чтобы спастись бегством, не говоря о том, чтобы победить все силы темной магии, противостоящие им. Этот дворец был его дворцом. Настолько его, что ему позавидовал бы любой обладатель дворца или замка.
Хруст выламываемых прутьев донесся до него. Дыхание чужаков, звук их шагов — все передавалось ему немедленно. Но сейчас ему было даже не до незваных посетителей. Дворец сам позаботится о них.
А сейчас настало время подготовки. Одно слово заклинания, движение рукой — и золотые портьеры поднялись, открыв взору сотню зеркал, составлявших стены зала. В каждом из них отражалось пылающее Сердце Аримана, но ни в одном не было видно отражения самого колдуна. Многолетние занятия черной магией сказались не только на зачерствевшей душе, но и произвели свои эффект на тело. У него не было отражения. Ни одно зеркало, никакая другая поверхность не возвращали ему собственного изображения.
В ряду зеркал было лишь два разрыва. Один — вход из коридора. Через второй он видел в беспросветной мгле освещенное пятно постели со все еще неподвижной Дженной на ней. Через него и проследовал Амон-Рама. Из зала донесся звук, словно от камня, упавшего в воду. Одно из зеркал треснуло. Сто одно отражение и само Сердце Аримана замерли в ожидании.
Акиро чуть не с хрюканьем перевалился через бортик колодца и замер, не замечая стекающей с него воды, рассматривая стены и орнамент из золота и серебра, настолько тонко высеченный в камне, что казалось невозможным, чтобы человеческая рука выполнила такую тонкую работу. Повсюду висели занавеси с вышитыми магическими словами и символами. Под ногами расстилались ковры, на глазах менявшие цвет.
— Акиро? — окликнул его Малак.
Старик лишь восхищенно покачал головой. Ни одной обыкновенной вещи. Все сделано при помощи колдовства. Ни одной из этих вещей еще не касалась рука человека.
— Акиро!
Колдун гневно обернулся: Малак в луже воды, с прилипшими ко лбу волосами, выглядел словно спасшаяся после потопа крыса.
— Ну?
— Они уходят, — сказал Малак.
Акиро взглянул в направлении, указанном Малаком, и издал пронзительный крик-предупреждение. Бомбатта и Зула как раз скрылись за углом коридора, а Конана уже и след простыл.
— Глупцы, стоите! — кричал он, передвигая как можно быстрее старые ноги. — Слабоумные! Вы врываетесь в обитель великого колдуна, как в дом богатого купца. Здесь ведь неизвестно что может случиться!
Повернув за угол, Акиро увидел впереди остальных; Конан был намного дальше всех. С мечом в руке киммериец рванулся в дверной проем, и в тот же миг дверь опустилась за ним, отделяя его от всех его спутников. Бомбатта и Зула обрушили на дверь град ударов шестом и рукоятью меча.
Ругаясь на разных древних языках, Акиро, подбежал к ним, лишь чтобы убедиться, что прохода нет. Дверь была прозрачна как стекло: они ясно видели киммерийца, оглядывающего зеркальную комнату, ни на секунду не опустив меч. Но при этом лупить по ней было столь же эффективно, как пытаться голыми руками выбить тяжелые, окованные железом крепостные ворота.
— Да он что, не слышит нас? — воскликнул Малак и позвал: — Конан! Когти Огуна! Конан!
Зула опустилась на четвереньки, разглядывая пол:
— Если бы удалось ее приподнять… Нет! Ни единой щелки!
— Отойди назад, — пророкотал Бомбатта, перехватывая саблю обеими руками. — Если ее вообще можно разбить — я разобью ее!
— Все отойдите назад! — умудрился перекричать его Акиро. — И всем молчать! — добавил он, роясь в мешочках на своем поясе и в складках мокрой одежды. При этом он не переставал нервно бормотать: — Это вам не кабацкая драка, и не пьяный солдат заперся там с какой-то девкой. Нечего зря мечами махать.
Этот стигиец — колдун что надо. Мне до него… Так что ведите себя соответственно, а не то всем нам…
Сияя от удовольствия, он наконец извлек откуда-то крохотный флакончик, запечатанный чистейшим воском, с нацарапанным символом силы.
Вдруг Бомбатта хлопнул себя по лбу:
— Да пропади он пропадом, этот варвар. Нам нужно найти Дженну, а с чего мы взяли, что она там? Ну, а вор пусть сам выпутывается.
— Она здесь, — сказал Акиро, счищая воск с крышки. Это нужно было сделать осторожно, чтобы не нарушить целостность содержимого. — Неужели ты не чувствуешь… Хотя что с тебя взять. Девчонка там. Там, где сходятся все силы, вся энергия, пронизывающая дворец.
Остаток воска отлетел в сторону, открыв темное блестящее содержимое. Акиро коснулся этой массы ногтем левой руки, начертал несколько рун на правой стороне двери. Те же надписи он сделал слева ногтем правого мизинца.
Акиро недовольно поморщился, когда его знаки зашипели, словно масло на раскаленной сковородке. Но с этим ничего нельзя было поделать. Он начал молча читать заклинания, лишь шевеля губами. Появилась сила, он ощутил ее всем телом, сила реализовалась в давлении. Он вызвал силу, способную открыть то, что открыть нельзя, поднять то, что нельзя оторвать от земли. Давление росло, подчиняясь силе заклинании. По лбу колдуна ручьем стекал пот. Давление становилось все сильнее и сильнее.
Вдруг старик зашатался, застонал и упал бы на пол, если бы не ткнулся лбом в дверь.
— Ну? — спросил Бомбатта.
Акиро трясло, словно в лихорадке. Он в изумлении глядел на дверь. Сила все еще была здесь. Она давила, давила так, что остальные двери любого замка распахнулись бы как легкие пушинки… Стеклянная дверь стояла незыблемо.
— Слишком могущественный колдун. Невероятная сила, — прошептал Акиро.
Помолчав, он добавил, глядя сквозь прозрачную дверь в зеркальную комнату:
— Если вы верите в каких-нибудь богов — помолитесь им.
Глава тринадцатая
Конан медленно обходил зеркальный зал, держа меч наготове. Огромные зеркала тысячекратно повторяли его напряженную фигуру, отражая отражения отраженных отражений. И столько же раз был повторен в них мерцающий багровый камень на тонком постаменте в центре комнаты. Ряд зеркал нигде не прерывался, и Конан понял, что потерял то из них, которое упало вслед за ним, когда он ворвался в зал.
Сначала он обходил камень, лишь с опаской поглядывая на него. Это мерцание и кроваво-багровый цвет подсказали Конану, что это не просто украшение. Все эти магические штучки — лучше их не трогать, если не знаешь хорошо, для чего они и чего от них ждать. А если и знаешь, то тоже лучше особо не соваться — все равно хорошего от них не дождешься. Но поскольку больше в комнате ничего и никого не было, Конан все же приблизился к нему и протянул руку.
— Ты не очень-то терпелив, варвар. — Конан обернулся, ища того, кто произнес эти слова. Обнаружив его, он изумился не меньше, чем в первый момент, услышав их.
Одно из зеркал больше не отражало его самого. В нем появилась фигура человека в кроваво-красной хламиде с капюшоном. В голове Конана пронеслось, что по крайней мере по голосу и размерам это был человек, не больше и не страшнее любого другого. Глубокий капюшон скрывал лицо, и даже кисти рук были скрыты под складками мантии, — спускавшейся до самого пола.
— А уж тебя-то я вовсе терпеть не намерен, стигиец. Верни девушку или…
— Ты начинаешь утомлять меня, — два десятка голосов, как две капли воды похожих на голос
