I «Теперь настал урочный час,[278]И тайну я тебе открою.Мои советы – божий глас;Клянись им следовать душою.Узнай: ты чудом сохраненОт убийц окровавленных,И отомстить за побежденных;И не тебе принадлежатТвои часы, твои мгновенья;Ты на земле орудье мщенья,Палач, – а жертва Акбулат!Отец твой, мать твоя и брат,От рук злодея погибая,Молили небо об одном:Чтоб хоть одна рука роднаяЗа них разведалась с врагом!Старайся быть суров и мрачен,Забудь о жалости пустой;На грозный подвиг ты назначенЗаконом, клятвой и судьбой.За все минувшие злодействаИз обреченного семействаТы никого не пощади;Ударил час их истребленья!Возьми ж мои благословенья,Кинжал булатный – и поди!» —Так говорил мулла жестокий,И кабардинец черноокийБезмолвно, чистя свой кинжал,Уроку мщения внимал.Он молод сердцем и годами,Но, чуждый страха, он готовОбьщай дедов и отцовИсполнить свято над врагами;Он поклялся – своей рукойИх погубить во тьме ночной.II Уж день погас. Угрюмо бродитАджи вкруг сакли… и давноВ горах все тихо и темно;Луна как желтое пятноИз тучки в тучку переходит,И ветер свищет и гудет.Как призрак, юноша идетТеперь к заветному порогу:Кинжал из кожаных ножонУж вынимает понемногу…И вдруг дыханье слышит он!Аджи не долго рассуждает:Врагу заснувшему он в грудьКинжал без промаха вонзаетИ в ней спешит перевернуть.Кому убийцей быть судьбинаВелит – тот будь им до конца;Один погиб; но с кровью сынаСмешать он должен кровь отца.Пред ним старик: власы седые! Черты открытого лицаСпокойны, и усы большиеУста закрыли бахромой!И для молитвы сжаты руки!Зачем ты взор потупил свой, Аджи?Ты мщенья слышишь звуки! Ты слышишь!.. то отец родной!И с ложа вниз, окровавленный,Свалился медленно старик,И стал ужасен бледный лик,Лобзаньем смерти искаженный;Взглянул убийца молодой…И жертвы ищет он другой!Обшарил стены он, чуть дышит,Но не встре<чает> ничего —И только сердца своегоБиенье трепетное слышит.Ужели все погибли? нет!Ведь дочь была у Акбулата!И ждет ее в семнадцать летСудьба отца и участь брата…И вот луны дрожащий светПроникнул в саклю, озаряяДва трупа на полу сыромИ ложе, где роскошным сномСпала девица молодая.III Мила, как сонный херувим,Перед убийцею своимОна, раскинувшись небрежно,Лежала: только сон мятежный,Волнуя девственную грудь,Мешал свободно ей вздохнуть.Однажды, полные томленья,Открылись черные глаза,И, тайный признак упоенья,Блистала ярко в них слеза;Но испугавшись мрака ночи,Мгновенно вновь закрылись очи… Увы! их радость и любовьИ слезы не откроют вновь!И он смотрел. И в думах тонетЕго душа. Проходит час.Чей это стон? Кто так простонет,И не последний в жизни раз?Кто, услыхав такие звуки,До гроба может их забыть?О, как не трудно различитьОт крика смерти – голос муки!IV Сидит мулла среди ковров,Добытых в Персии счастливой;В дыму табачных облаковКальян свой курит он лениво;Вдруг слышен быстрый шум шагов,В крови, с зловещими очами,Аджи вбегает молодой;В одной руке кинжал, в другой…Зачем он с женскими власамиПришел? И что тебе, мулла,Подарок с женского чела?«О, как верны мои удары! —Ужасным голосом сказалАджи, – смотри! узнал ли, старый?» —«Ну что же?» – «Вот что!» – и кинжалВ груди бесчувственной торчал…V На вышине горы священной,Вечерним солнцем озаренной,Как одинокий часовойБелеет памятник простой:Какой-то столбик округленный!Чалмы подобие на нем;Шиповник стелется кругом;Оттуда синие пустыниИ гребни самых дальних гор —Свободы вечные твердыни —Пришельца открывает взор.Забывши мир, и им забытый,Рукою дружеской зарытый,Под этим камнем спит мулла,И вместе с ним его дела.Другого любит без боязниЕго любимая жена,И не боится тайной казниОт злобной ревности она!..VI И в это время слух промчался(Гласит преданье), что в горахБезвестный странник показался,Опасный в мире и боях;Как дикий зверь, людей чуждался;И женщин он ласкать не мог!< · · · · · · >Хранил он вечное молчанье,Но не затем, чтоб подстрекнутьТолпы болтливое вниманье;И он лишь знает, почемуКаллы ужасное прозваньеВ горах осталося ему. Речка, кругом широкие долины, курган, на берегу издохший копь лежит близ кургана, и вороны летают над ним. Все дико.[279]
А з р а и л (сидит на кургане)
Дождуся здесь; мне не жесткаЗемля кургана. Ветер дует,Серебряный ковыль волнуетИ быстро гонит облака.Кругом все дико и бесплодно.Издохший конь передо мнойЛежит, и коршуны свободноДобычу делят меж собой.Уж хладные белеют кости,И скоро пир кровавый свойНезваные оставят гости.Так точно и в душе моей:Все пусто, лишь одно мученьеГрызет ее с давнишних днейИ гонит прочь отдохновенье;Но никогда не устаетЕго отчаянная злоба,И в темной, темной келье гробаОно вовеки не уснет.Все умирает, все проходит.Гляжу, за веком век уводитТолпы народов и мировИ с ними вместе исчезает.Но дух мой гибели не знает;Живу один средь мертвецов,Законом общим позабытый,С своими чувствами в борьбе,С душой, страданьями облитой,Не зная равного себе.Полуземной, полунебесный,Гонимый участью чудесной,Я все мгновенное люблю,Утрата мучит грудь мою.И я бессмертен, и за что же!Чем, чем возможно заслужитьТакую пытку? Боже, боже!Хотя бы мог я не любить! Она придет сюда, я обнимуКрасавицу и грудь к груди прижму,У сердца сердце будет горячей;Уста к устам чем ближе, тем сильнейНемая речь любви. Я расскажуЕй все и мир и вечность покажу;Она слезу уронит надо мной,Смягчит творца молитвой молодой,Поймет меня, поймет мои мечтыИ скажет: «Как велик, как жалок ты».Сей речи звук мне будет жизни звук,И этот час последний долгих мук.Клянусь воспоминание об немГлубоко в сердце схоронить моем,Хотя бы на меня восстал весь ад.Тот угол, где я спрячу этот клад,Не осквернит ни ропот, ни упрек,Ни месть, ни зависть; пусть свирепый рокСбирает тучи, пусть моя звездаВ тумане вечном тонет навсегда,Я не боюсь; есть сердце у меня,Надменное и полное огня,Есть в нем любви ее святой залог,Последнего ж не отнимает бог.Но слышен звук шагов, она, она.Но для чего печальна и бледна?Венок пестреет над ее челом,Играет солнце медленным лучомНа белых персях, на ее кудрях —Идет. Ужель меня тревожит страх? Дева входит, цветы в руках и на голове, в белом платье, крест на груди у нее.
ДеваВетер гудет,Месяц плывет,Девушка плачет,Милый в чужбину скачет.Ни дева, ни ветерНе замолкнут;Месяц погаснет,Милый изменит. Прочь печальная песня.
Я опоздала, Азраил.
