встретивший конец,Присел он на порог – и что кипелоВ его груди, то знает лишь творец! Часы бежали. Небо потемнело;С росой на землю пала тишина;Из туч косматых прянула луна.XXIIIБледней луны сидел он недвижим.Вдруг слышен топот: все ясней, яснее,Вот мчится в поле конь. Как легкий дымВолною грива хлещет вдоль по шее;И вьется что-то белое над нимКак покрывало… Конь летит быстрее…Знакомый конь!.. вот близко, прискакал.Но вдруг затрясся, захрипел – и пал.XXIVИздохший конь недвижимо лежит,На нем колеблясь блещет покрывало:Черкесской пулей тонкий холст пробит:Кровь запеклась на нем струею алой!К коню в смущенье Акбулат бежит;Лицо надеждой снова заблистало:«Спасибо, друг, не позабыл меня!»И гладит он издохшего коня.XXVИ покрывала белого конецНетерпеливой поднял он рукою;Склонился – месяц светит: о творец,Чей бледный труп он видит пред собою?Глубоко в грудь, как скорпион, свинецВпился, насытясь кровью молодою;Ремень, обвивший нежный стан кругом,К седлу надежным прикреплен узлом.XXVIКак ранний снег бела и холодна,Бесчувственно рука ее лежала,Обрызганная кровью… и лунаПо гладкому челу, скользя, играла.С бесцветных уст, как слабый призрак сна,Последняя улыбка исчезала;И, опустясь, ресницы бахромойБездушный взор таили под собой.XXVIIУзнал ли ты, несчастный Акбулат,Свою жену, подругу жизни старой?Чей сладкий голос, чей веселый взглядБыл одарен неведомою чарой,Пленял тебя лишь день тому назад?Все понял он – стоит над мертвой Зарой;Терзает грудь и рвет одежды он,Зовет ее – но крепок мертвых сон!XXVIIIДа упадет проклятие людейНа жизнь Селима. Пусть в степи палящейОт глаз его сокроется ручей.Пускай булат руке его дрожащейИзменит в битве; и в кругу друзейТоска туманит взор его блестящий;Пускай один, бродя во тьме ночной,Он чей-то шаг все слышит за собой.XXIXДа упадет проклятие аллыНа голову убийцы молодого;Пускай умрет не в битве – от стрелыНеведомой разбойника ночного,И полумертвый на хребте скалыТри ночи и три дня лежит без крова;Пусть зной палит и бьет его грозаИ хищный коршун выклюет глаза! XXXКогда придет, покинув выси гор,Его душа к обещанному раю,Пускай пророк свой отворотит взорИ грозно молвит: «Я тебя <не> знаю!»Тогда, поняв язвительный укор,Воскликнет он: «Прости мне, умоляю!..»И снова скажет грешнику пророк:«Ты был жесток – и я с тобой жесток!»XXXIИ в ту же ночь за час перед зарейС мечети грянул вещий звук набата.Народ сбежался: как маяк ночной,Пылала ярко сакля Акбулата.Вокруг нее огонь вился змеей,Кидая к небу с треском искры злата;И чей-то смех мучительный и злойСквозь дым и пламя вылетал порой.XXXIIИ ниц упал испуганный народ.«Молитесь, дети! это смех шайтана!» —Сказал мулла таинственно – и вотКакой-то темный стих из алкоранаЗапел он громко. Но огонь реветИ мечется сильнее ураганаИ, не внимая жалобным мольбам,Расходится по крышам и стенам.XXXIIIИ зарево на дальних высотахТрепещущим румянцем отразилось;И серна гор, лежавшая в кустах,Послышав крик, вздрогнула, пробудилась,Ее невольно обнял тайный страх:Стряхнув с себя росу, она пустилась,И спавшие под сению скалыВзвилися с криком дикие орлы.XXXIVСгорел аул – и слух об нем исчез;Его сыны рассыпаны в чужбине.Лишь иногда в туманный день черкесОб нем, вздохнув, рассказывает нынеПри малых детях. И чужих небесПитомец, проезжая по пустыне,Напрасно молвит казаку:«Скажи, Не знаешь ли аула Баетунджи?..»
Хаджи Абрек
Велик, богат аул Джемат,Он ни кому не платит дани;Его стена – ручной булат;Его мечеть – на поле брани.Его свободные сыныВ огнях войны закалены;Дела их громки по Кавказу,В народах дальних и чужих,И сердца русского ни разуНе миновала пуля их.По небу знойный день катится,От скал горячих пар струится;Орел, недвижим на крылах,Едва чернеет в облаках;Ущелья в сон погружены:В ауле нет лишь тишины.Аул встревоженный пустеет,И под горой, где ветер веет,Где из утеса бьет поток,Стоит внимательный кружок.Об чем ведет переговорыСовет джематских удальцов?Хотят ли вновь пуститься в горыНа ловлю чуждых табунов?Не ждут ли русского отряда,До крови лакомых гостей?Нет, – только жалость и досадаВидна во взорах узденей.Покрыт одеждами чужими,Сидит на камне между нимиЛезгинец дряхлый и седой;И льется речь его потоком,И вкруг себя блестящим окомПечально водит он порой.Рассказу старого лезгинаВнимали все. Он говорил:«Три нежных дочери, три сынаМне бог на старость подарил;Но бури злые разразились,И ветви древа обвалились,И я стою теперь один,Как голый пень среди долин.Увы, я стар! Мои сединыБелее снега той вершины.Но и под снегом иногдаБежит кипучая вода!..Сюда, наездники Джемата!Откройте удаль мне свою! Кто знает князя Бей-Булата? Кто возвратит мне дочь мою?В плену сестры ее увяли,В бою неровном братья пали;В чужбине двое, а меньшойПронзен штыком передо мной.Он улыбался, умирая!Он, верно, зрел, как дева раяК нему слетела пред концом,Махая радужным венцом!..И вот пошел я жить в пустынюС последней дочерью своей.Ее хранил я, как святыню;Все, что имел я, было в ней:Я взял с собою лишь ееДа неизменное ружье.В пещере с ней я поселился,Родимой хижины лишен:К беде я скоро приучился,Давно был к воле приучен.Но час ударил неизбежный,И улетел птенец мой нежный!..Однажды ночь была глухая,Я спал… Безмолвно надо мнойЗеленой веткою махая,Сидел мой ангел молодой.Вдруг просыпаюсь: слышу, шепот, —И слабый крик, – и конский топот…Бегу и вижу – под горойНесется всадник с быстротой,Схватив ее в свои объятья.Я с ним послал свои проклятья.О, для чего, второй гонец,Настичь не мог их мой свинец!С кровавым мщеньем, вот здесь скрытым,Без сил отметить за свой позор,Влачусь я по горам с тех пор,Как змей, раздавленный копытом.И нет покоя для меняС того мучительного дня…Сюда, наездники Джемата!Откройте удаль мне свою!Кто знает князя Бей- Булата?Кто привезет мне дочь мою?»«Я!» – молвил витязь черноокий,Схватившись за кинжал широкий,И в изумлении немомТолпа раздвинулась кругом.«Я знаю князя! Я решился!..Две ночи здесь ты жди меня:Хаджи бесстрашный не садилсяНи разу даром на коня.Но если я не буду к сроку,Тогда обет мой позабудь,И об душе моей пророкуТы помолись, пускаясь в путь».Взошла заря. Из-за тумановНа небосклоне голубомГлавы гранитных великановВстают увенчанные льдом.В ущелье облако проснулось,Как парус розовый, надулосьИ понеслось по вышине.Все дышит утром. За оврагом,По косогору едет шагомЧеркес на борзом скакуне.Еще ленивое светилоРосы холмов не осушило.Со скал высоких, над путем,Склонился дикий виноградник;Его серебряным дождемОсыпан часто конь и всадник:Небрежно бросив повода,Красивой плеткой он махаетИ песню дедов иногда,Склонись на гриву, запевает.И дальний отзыв за горойУныло вторит песни
