на хутор незнакомец может оказаться врагом.
— К старости ты стал подозрителен, — броллайхэн не упустил случая поддеть упыря. – Семь с лишним тысяч лет жизни среди двуногих, любого добропорядочного вампира вгонят в слабоумие.
— Не понимаю, почему ваше безмозглое племя умудряется превратить в дешевый балаган даже самое серьезное предприятие? — парировал упырь, и его немедленно поддержал Гвай:
— Не спорю, я всегда говорил, что мир нужно спасать с улыбкой на лице, но иногда следует придерживать ретивое. Проклятая брукса не выходит у меня из головы.
— Вас обоих, — Эйнар посмотрел на Гвайнарда и Рэльгонна, — словно в огуречном рассоле полгода вымачивали, если по лицам судить! Неужели не понимаете — ничего особенного не происходит! Все как в сказке — придем в логово чудовища, наскоро пообломаем ему рога, заткнем пасть собственными онучами, прихватим сокровищ, сколько сможем унести — и домой! Пиво пьянствовать и девок портить! Герои мы или кто?
— Насчет девок — не знаю, — усмехнулся упырь. — А ты, если не заткнешься, будешь «попорчен» самолично мною. Тебя давно вампиры не кусали?
— Давно.
— Все, господа, разговор окончен, — провозгласил Рэльгонн, не желая углубляться в бесцельные пререкания с Эйнаром. — До завтра.
Упырь расправил крылья-паруса, снялся с ветки, тяжело скользнул над самой травой и начал подниматься к небу. Асгерд помахала вслед ладонью.
— Возвращаемся, — коротко сказал Гвай. — Только поглядывайте по сторонам, мало ли…
Небольшое приключение поджидало бравых Ночных стражей возле самого хутора. Едва за деревьями показались громоздкие бревенчатые постройки, не устававший бдеть киммериец, углядел в кустах дикой малины неясное шевеление. Не барсук, не лиса и вообще не зверь — Конану почудилось, что он видит оживший заплесневелый пенек. Пень двигался, едва слышно гукал и вовсю жрал малину. Согласимся, что никакие уважающие себя пни не станут бродить ночью по лесу, а тем более собирать ягоды.
Варвар, окликнув Эйнара, с ужасающим треском вломился в кусты, но пенек оказался весьма шустрым — метнулся прочь, явно желая затеряться в подлеске, а когда Конан схватил его за самую верхушку, издал такой громогласный визг, что киммериец едва не разжал ладонь.
— В чем дело? — Гвай, поднявшийся на крыльцо застыл, глядя как варвар тащит в обеих руках нечто маленькое, вопящее и яростно отбивающееся. — Конан, что это такое? Выброси, зачем нам лесная кошка? Мышей ловить?
— Это не кошка! — прохрипел киммериец, и сразу был укушен за палец. — Демоны зеленые, это… Кусается, гаденыш!
Асгерд дожидалась приятелей в главной комнате дома и уже разлила по стаканчикам снадобье, возвращающее человеку нормальное зрение. Не перестававший удерживать невиданную добычу Конан, левой рукой схватил чарку, выпил, и вновь был тяпнут за запястье. Теперь уже до крови.
— Тварюга поганая! — взревел киммериец, и встряхнул пойманный пенек с такой силой, что тот обмяк и повис в руке, словно мешок. — Гвай, посмотри!
— Иштар Добросердечная… — Гвайнард с размаху плюхнулся на лавку, созерцая маленькое, в четыре ладони, существо, которое Конан крепко держал за шиворот. — Вот не ждали, не чаяли! Данхан! Батюшки, настоящий данхан! Их же не бывает!
— Не бывает, ждите! — досадливо бросил Конан. — Едва руку не откусил, мерзавец!
Малыш напоминал очень небольшого человечка, даже меньше знаменитого карлика немедийской королевы, считавшегося самым невысоким человеком на свете — всего один локоть и двенадцать пальцев. Седая бородища до пупа, маленькие, глубоко запавшие злобные глазки ярко-зеленого цвета, одежда сплетена из соломы, в густых волосах застряли веточки и травинки, на кривых ножках деревянные башмачки.
— Лешак, — немедленно определила Асгерд. — Ничего себе, сюрприз! Ты откуда взялся, уродец?
Лешак молчал, сжав малюсенькие кулачки.
— Конан, поставь его на стол, — неожиданно резко потребовал Эйнар. — Не тряси! Гвай прав — это натуральный данхан, лесной карлик. Считается, что эта небольшая раса полностью вымерла, однако несколько семей данхан и сейчас живут в Аэльтунне. Интересно, почему он забрался так далеко от дома?
Данхан, утвердившись на ногах, поедал глазками людей и яростно фыркал на Конана. Гвай, Асгерд и варвар отвечали лешаку столь же изумленным взглядами. На их глазах ожила очередная легенда, повествующая о племени пакостных лесных карликов. Они мол, способны заблудить и завести человека в трясины или непроходимые чащи, они таскают у путников еду, они стращают людей дурными воплями и способны натравить волка… Словом, ничего хорошего от лешака ждать не приходится.
— Упырь говорить моя ходи сюда, — наконец, соизволил высказаться данхан. — Моя не хотеть. У? Моя все равно придти. Провожать дом плохой упырь. У?
— Это не бритунийский и не аквилонский языки, — сказал Конан, хотя это было вполне очевидно. — Ты хоть по-человечески разговаривать умеешь?
— Моя все умей, харя. У?
— Понял! — хлопнул рукой по столу Гвай. — Это наш провожатый. Тот самый, о котором говорил Рэльгонн. Давайте его отпустим, не хочется ссориться с лешим и его зубастыми покровителями.
Асгерд, положи на крыльцо кусочек хлеба и ломоть окорока — пускай поест.
Данхан слез на пол по ножке стола и заковылял к двери. Обернулся на пороге, сотряс воздух градом вполне понятных людям изощренных ругательств и исчез в темноте.
— Заповедник гоблинов, — опешивший Конан вернулся к своему исходному мнению о Ронинской провинции. — Не удивлюсь, если завтра это чучело приведет нас прямиком в пасть упыря… Кто как хочет, а я немного перекушу и на боковую.
— Спим здесь, по дому не расходимся, — сказал Гвайнард. — Один сторожит. Эйнар, ты все равно можешь сутками не спать, да и способности броллайхэн не чета нашим. Поэтому охранять будешь ты. Конан, налей-ка ягодного вина. Надо слегка расслабиться.
— Почему крайним всегда оказывается Эйнар? — уныло спросил сам себя броллайхэн. — Ничего, вот сговорюсь со всеми нелюдями Ронина и устрою охоту на охотников! Представляете полторы сотни лесных карликов, штурмующих этот дом? А сверху налетают зубастые упыри? А в ворота ломится ронинский Триголов? С восседающей на спине бруксой? Увлекательная, скажу я вам картина — скопище самой нечистой из всех нечистых сил Хайбории…
— Закрыл бы ты хлебало…
Эйнар философски вздохнул и потянулся к кувшину с вином. Одна маленькая радость в жизни затравленного людьми броллайхэна все –таки осталась.
Половина победы — в простоте!
Гвай, придерживаясь этой неоспоримой догмы, категорически запретил брать с собой любые ненужные вещи — зачем волочь на горбу снаряжение, которое никак не пригодится? А что пригодится?
Очень просто: сплетенная из гибких стальных нитей крепчайшая сеть, несколько мотков веревок, снабженных на концах крючьями наподобие рыболовных, особые фонарики, которые можно закрепить на груди. Оружие, само собой. Асгерд из двух своих клинков выбрала не посеребренный, а обыкновенный — каттакан нечистой силой не является, значит, серебро упырю не страшно. Эйнар вообще меч не взял, заявив, что обойдется магией и кривым туранским ножом. Гвайнард, кроме меча, прихватил необычный арбалет — его собственное изобретение. Внутри полой деревянной рукояти находились двадцать пять тонких и тяжелых металлических стрел, после выстрела тетива сама натягивалась пружинным механизмом, а стрела выталкивалась на ложе — из такого самострела можно палить непрерывно, пока болты не закончатся.
Конан остался при своем обычном вооружении: клинок за спиной, кинжал на поясе, подаренный райдорцами на празднике Солнцестояния замечательный охотничий нож — за голенищем сапога. Более чем
