Степняки продолжали свое неторопливое движение, и Конан почувствовал, что сердце его готово вырваться из груди. Нет, так он не привык воевать! Конан видел, как многие воины, в одеждах различных гирканийских племен, отстают. Вперед рвались только одни ашкузы…
Когда кочевники подкатили к валу вплотную, воины наверху тут же изменили угол обстрела. Внезапно за спинами защитников появился ряд конников. Они принялись разить стрелами степняков прямо поверх голов своих пеших товарищей. В результате стрелы посыпались гуще.
Конан нахмурился, видя потери гирканийцев, А ведь они еще не убили ни одного врага!
– Теперь все на вал! – прокричал он. – Еще несколько шагов, и нам будут не страшны их луки.
И в этот момент гирканийцев оглушил стук копыт. Справа и слева от наступающих кочевников появились Красные Орлы. В таком бою преимущество на стороне тяжелой конницы. Согарийцы рубили легковооруженных врагов, как облачка дыма. Мечи и копья вздымались и опускались, расплескивая кровь, кромсая плоть и дробя кости. Стрелы, словно диковинные змеи, вгрызались в ряды гирканийского воинства. Тяжелые, шипастые палицы вышибали из человеческих голов липкие ошметки мозга. Копыта разгоряченных схваткой лошадей хлюпали в месиве из крови и разрубленного мяса. Кое-кому из степняков удавалось подсечь сухожилия согарийских скакунов и добить упавшего всадника. Но по большей части сражение превратилось в беспощадную бойню. Беспомощных пехотинцев топтали, рубили, кололи.
Две линии всадников врезались в толпу кочевников, пытающихся пробиться ко входу на Курганы. Тут резни была особенно жестокой. Конные согарийцы секли гирканийцев, как серп пшеничные колосья.
Конан вышиб очередного врага из седла и повернулся к Бартатуе, который сражался с воином, скатившимся с раненой лошади.
– Дело плохо! – прохрипел киммериец. Учи-Каган извлек кинжал из тела убитого врага. – Надо отступить и перегруппироваться, – пояснил Конан, – Так они нас всех перебьют!
– Да, – согласился Бартатуя.
Вражеская стрела чуть не ужалила кагана в лицо и впилась в горло стоящего рядом степняка. Воин рухнул, с губ его скользнула струйка крови.
– Назад! – громовым голосом прокричал Бартатуя. И подал сигнал к отступлению бьющимся поблизости воинам.
То же самое сделал и Конан. Постепенно, линия за линией, гирканийцы стали отходить. И еще многих степняков отыскали стрелы согарийцев.
Кован отступал, по-прежнему прикрываясь щитом. Одна стрела оцарапала варвару бедро, другая задела лодыжку. Только изощренное боевое мастерство да лучший, чем у других кочевников, доспех, спасли киммерийца от верной смерти.
Оказавшись вне досягаемости вражеских стрел, кочевники расстроили боевые порядки и разбились на небольшие группки. Учи-Каган с отчаянием и гневом смотрел на покинутое поле брани.
– Каковы потери?
– Тысячи. А у них – хорошо, если сотня погибла. Может, сто пятьдесят. Конан оглядел притихших воинов, усевшихся на землю. – И по крайней мере каждый третий ранен, многие – серьезно.
Они вновь соединились с северным крылом войска. В этих отрядах кочевники пострадали меньше, поскольку подступали к склонам не с такого дальнего расстояния, да и защищен северный вал был хуже.
Встретиться с тяжелой кавалерией гирканийцам не довелось. Выслушав донесения вождей, Бартатуя отвел Конана в сторону.
– Они знали! – зло проговорил каган. – Они знали, что атака с севера только уловка. Они хорошо подготовились, выставили стрелков и конников именно к южному проходу. А тяжелая кавалерия стояла у западного и восточного краев вала, готовясь окружить нас, как только мы минуем линию пеших защитников. – Он помолчал. – Это Лакшми. Ведьма побывала прошлой ночью на Курганах и разболтала врагам весь мой план атаки. Как долго удастся скрывать это от остальных вождей? Кто станет уважать правителя, доверившего важнейшие секреты рабыне-чужестранке?
Конан ничего не ответил. Когда Бартатуя попросил совета, как организовать еще один штурм, киммериец вновь промолчал. Каган же продолжал злобствовать:
– Среди погибших – столько ашкузов, моих соплеменников! Именно на них держалась вся моя власть! А теперь придется начинать все сначала восстанавливать разрушенный союз, который основан именно на вере в мою непобедимость!
Конан увидел, что самоуверенный властитель, каким всегда выглядел Учи-Каган, превратился в простого человека, снедаемого сомнениями.
– Скажи же мне, Конан, как я могу спасти положение?
– Прежде всего – ничего не предпринимать до конца дня, – невозмутимо предложил киммериец. – Пусть люди отдохнут и соберутся с силами, помянут убитых друзей и родичей. А на закате мы снова атакуем. Для тех, кто боится сражаться в темноте, света будет еще достаточно.
Киммериец и каган глянули на вал. Враги ходили среди брошенных на поле тел, добивая раненых и вытаскивая из трупов стрелы.
– Они собрали все силы у этого прохода, – продолжил варвар, – а мы разобьемся на четыре группы и ударим сразу с четырех сторон. Жертв будет много, но такого, как сегодня, уже не случится. У врагов не хватит ни сил, ни оружия. А если б твои воины бегали порезвее, потери можно было бы еще уменьшить. Но это, увы, невозможно.
– По крайней мере спасем свою честь, – хмыкнул Бартатуя. – Что бы потом ни случилось.
– Об этом будет время позаботиться, – сказал Конан. – Может, придется отложить кампанию до следующего года. Достаточно одной победы и хороших трофеев, чтобы твои воины полюбили тебя, как прежде. Потери можно возместить – подрастут новые, молодые бойцы. А это – ценный опыт. Теперь ты знаешь, как защищаются другие народы, когда ты вырезаешь их под корень и у них нет пути к отступлению.
Учи-Каган криво усмехнулся:
– Хорошо, что не нуждаюсь в утешении! От тебя его не дождешься.
Конан пожал плечами:
– Я никогда не чувствовал в нем нужды, зачем же оно тебе? Тем, кто создан для власти, незачем жалеть друг друга.
– Это правда, – кивнул Бартатуя. – Что ж, идем подбодрим людей…
Но тут нечто новое привлекло его внимание. К поросшему травой валу, прямо к ведущему на Курганы проходу, промчался чей-то конь. На скакуне несся некто в черном плаще.
– Эта ведьма опять здесь! – воскликнул Бартатуя. – Да сгниет она заживо!
– Хватит с нее, – ответил Конан, – если в ее прекрасное тело попадет ловкий лучник.
Но увы, эта надежда оказалась тщетной – Лакшми невредимой достигла Курганов.
– Ладно, – проскрипел Бартатуя, – там я ее и прикончу. Только бы не исчезла до конца сражения! Легкой смерти она не дождется… Ну идем, дела не ждут.
ГЛАВА 17
Солнце уже лизнуло земной окоем, когда Хондемир приготовил все необходимое для таинства. Эта мрачная волшба была посложнее всего, что колдуну приходилось делать прежде. В удаче он не сомневался – его вера в собственные силы была беспредельна.
Рядом с ним на алтаре распростерлась княжна Ишкала со связанными руками. Утром, пока Красные Орлы сражались с гирканийцами, колдуну ничего не стоило послать нескольких воинов за княжной. А потом согарийцы были заняты приготовлениями к новому сражению. Некому было проверить, как себя чувствует дочь князя.
В багровых лучах заката видна была гирканийская орда, разделившаяся на четыре отряда. Когда солнце опустилось за линию горизонта, все четыре крыла степного воинства двинулись на штурм.
– Они опять атакуют! – воскликнула Лакшми. Одетая лишь в набедренную повязку, она стояла у алтаря,
