Рассудительная речь киммерийца отрезвила вождей. Они стали хмуро расходиться – каждый к своим бойцам.
– Как быть с этими, Учи-Каган? – спросил воин, охранявший связанных шаманов.
Бартатуя обернулся:
– С грязными ублюдками? Прикончи их. С этого дня каждого шамана, который ступит в мой лагерь, – убивать на месте.
Он повернулся и направился к войскам, а стражник тем временем стал методично резать шаманам глотки.
Конан подал знак Мансуру, и они отошли в сторону.
– Мансур, – сказал Конан, когда они были уже достаточно далеко. Теперь можешь говорить, но тихо.
– Там, в лагере, мои братья, согарийцы! Черт с ними, с туранцами, но Красные Орлы… Я не могу стоять и смотреть, как их убивают.
– Тогда, – киммериец недоуменно пожал плечами, – считай, что они мертвы. Степняки вряд ли кому- нибудь дадут уйти. Даже если кто-то из солдат вырвется отсюда, гирканийцы догонят его и убьют. Они ступили на освященную землю… Лучше уж – быстрая смерть в бою. Так подобает умирать воинам.
– Но они охраняют Ишкалу! – запротестовал Мансур.
– Это уж наша забота, – ответил Конан. – Я буду на Курганах первым. И сделаю все возможное, чтобы найти твою девчонку и вытащить из мясорубки. Может, под шумок, вам двоим и удастся сбежать.
– Нет! – возразил Мансур. – Я умру с моими братьями! Конан вздохнул:
– Я боялся этого. Значит, такова судьба…
Не говоря больше ни слова, он занес над Мансуром свой огромный кулак и тюкнул юношу по голове. Тот свалился на землю, как куль с овсом. Киммериец проверил его дыхание, потом вскинул юношу на могучее плечо и отнес парнишку к оврагу. Там он связал Мансура на всякий случай. Пусть побудет тут в безопасности до конца битвы…
Уже светало, когда два воина отвели Лакшми в шатер. Мерзавка к тому времени состряпала план бегства, решив действовать напористо и быстро. Она присмотрелась получше к своим сторожам. Обычные кочевники-ашкузы, не похожие на таких ярких людей, как Бартатуя и Конан. С этими будет полегче.
У входа в шатер женщина обернулась к своим стражам:
– Вы, конечно, пройдете со мной… Как иначе вы будете следить, чтобы я не убила себя?
Воины последовали за ней.
Палатка была небольшой, и стражи оказались совсем рядом с соблазнительной вендийкой.
– Разве это не приятнее, чем биться в рукопашной? – кокетливо спросила она. – Разве мое общество хуже вражеских мечей?
– Молчи, женщина, – хмуро отозвался один из часовых. – Мы здесь, чтобы сторожить тебя, а не болтать попусту.
– Но вы же меня не обыскали, – притворно забеспокоилась Лакшми. – Ведь я же могла спрятать оружие!
Она сбросила на пол черный плащ. В глазах у степняков вспыхнул огонек похоти. Наложница кагана стояла перед ними в одной набедренной повязке и сандалиях. Никогда прежде они не видывали подобного зрелища.
– Разве я не хороша? – лукаво вопрошала Лакшми, показывая свое шелковистое тело. – Я вендийская куртизанка, воспитанная в особой школе. Я знаю сотни способов доставить мужчине блаженство, о котором простые солдаты и мечтать не могут.
Она прошлась мимо обалдевших воинов, вздымая грудь, как будто предлагая себя и одновременно сама млея от наслаждения. Стражников словно удар хватил.
– Кстати, мы не закончили обыск.
Лакшми сбросила сандалии и стала разматывать набедренную повязку; шелковая ткань соскользнула на землю. А плутовка успела ловко подхватить кинжал и спрятать его в ладони.
– Вот, – проговорила она. – Я нага. Я ничего не прячу. Но если хотите убедиться, можно подойти поближе. – При этих словах она сама шагнула навстречу стражникам.
Один из воинов осторожно коснулся рукой ее потрясающе белой кожи. Взметнулось смертоносное жало. На ладони у стражника остался тонкий порез. Еще через секунду острие оцарапало щеку другого воина. Оба степняка не сразу пришли в себя от замешательства: слишком быстро соблазн превратился в опасность.
– Эй! – воскликнул один. Воин потянулся к мечу; и тут лицо его исказилось от удивления и ужаса: он почувствовал, что дотянуться до рукоятки меча стоит ему огромных усилий. Он попытался что-то сказать своему товарищу, но язык не слушался.
Лакшми смеялась, глядя на двух здоровенных мужиков, которые один за другим свалились на землю и корчились в агонии. Они извивались, будто изнутри их терзали стальные крючья, глаза вылезли из орбит, пальцы судорожно хватали воздух.
– Вы что, и впрямь вздумали, что можете обладать мной? – со смехом говорила коварная вендийка, переступая через умирающих, дразня их своей наготой. – Простая солдатня не смеет наслаждаться прекраснейшей женщиной мира, прекраснейшей, а вскоре – и самой могущественной. Мужичье вроде вас годно лишь на то, чтобы умирать по моей прихоти.
Женщина продолжала смеяться, пока два кочевника, последний раз конвульсивно дернувшись, не отошли в мир иной.
Лакшми быстро оделась. Выглянув из палатки, она увидела, что поблизости никого нет. Все на местах, готовятся к бою. Лакшми поспешила туда, где были привязаны лошади.
Конан стоял впереди войска. Степняки расположились в сухом русле реки на юго-востоке от Курганов. Позиция для атаки киммерийцу особо-то не нравилась. Воины лежали на брюхе, набившись, как сельди в бочке. Жалкое подобие боевых порядков растянулось на сотни шагов. До защитного вала далековато. На таком пространстве легче легкого получить стрелу в кишки. Но другого пути нет! Другого места, где столько воинов могли бы подойти к валу незамеченными с самого большого кургана, не было.
Помимо кольчуги и шлема, Конан прихватил и щит – самый большой, какой только смог подобрать. Не меньше двух футов в поперечнике, щит был отменно укреплен полосками вендийской стали. Такая надежная защита позволит в полную силу орудовать мечом.
Со стороны Курганов послышался шум. Зазвенели трубы, застучали барабаны, зацокали копыта.
– Они начали! – воскликнул Бартатуя, стоявший рядом с Конаном.
– Подождем еще несколько минут, – отозвался киммериец. Его воины заметно забеспокоились, вслушиваясь в шум боя.
– Не трогаться с места до приказа! – приказал Конан. – Иначе – верная смерть!
Сам он внимательно прислушивался к звукам движущихся войск. Когда шум переместился в северном направлении, киммериец вышел вперед и поднял щит.
– Вперед! – взревел великан варвар.
Степняки с кровожадным кличем двинулись за киммерийцем. Прикрывшись щитом, Конан устремился к склонам могильника. И вдруг топот сотен ног позади стал глуше. Конан обернулся. Гирканийцы порядочно отстали от своего предводителя.
– Вперед, сукины дети! Живее! – заорал варвар во всю глотку. – Вам что, жить надоело?!
Многие степняки делали жалкие попытки бежать так же резво, как могучий киммериец. Конан изрядно приуныл, увидев, что большинство кочевников никогда в своей жизни нормально не бегали. Мало кому из них доводилось протопать хотя бы пару сотен шагов. Они бы выглядели забавно, если бы им не грозило оказаться под градом вражеских стрел.
До безумия медленно степняки приближались к валу. На вершине маячил один-единственный часовой. Но когда кочевники подобрались к валу шагов на двести, часовой затрубил в серебряный рог, и на валу мгновенно появились воины. Туча стрел обрушилась на гирканийцев.
Конан сгруппировался на бегу, как только мог, и прикрылся щитом. Он слышал свист стрел, крики падающих воинов…
– Быстрее, Кром вас раздери! – рычал он.
