твои бродяги не справились с ним.
Хондемир пожал плечами:
– Ну и что. Он мог примкнуть к согарийскому отряду. Предложить службу капитану Джеку, в том числе в качестве шпиона. Не бойся, сейчас он не опасен. Если после битвы он уцелеет, я отдам его тебе на забаву. Не стоит огорчаться по таким пустякам!
– Хорошо, если так, – вздохнула Лакшми. – Может, это просто совпадение. – Чувство тревоги, однако, не отпускало ее. – Идем в шатер! Мне надо успеть в гирканийский лагерь до рассвета.
– Зачем? – спросил Хондемир. – Оставайся со мной. Ты сделала все, что необходимо, и теперь я наверняка смогу получить власть над разумом и душой Бартатуи.
– Нет, я должна вернуться. Кто знает, вдруг что-то изменится в их планах? – На самом деле Лакшми не до конца верила в успех туранского мага.
Он опять пожал плечами:
– Твое дело. Может, это и лучше, если ты отсидишься во время боя в безопасном месте и присоединишься к нам потом. – Он посмотрел на полную луну, висевшую в небе подобно огромному черепу. – Ну а завтра после заката все будет кончено.
ГЛАВА 16
– Самое главное, – наставлял Конан, – не открывай рта, какие бы мучения ни раздирали тебя. Что бы ни болтали гирканийцы, что бы ни грозило твоему городу или твоей стране – делай, что я сказал, или умрешь.
– Я запомню, – ответствовал Мансур. В его душе царили одновременно страх и радостное возбуждение. Они – в самом сердце вражеского лагеря! Дело опасное – но героическое! Какие стихи можно будет написать, когда все кончится…
– Хорошо, – кивнул Конан, похлопав юношу по плечу. – Подумай, какую потерю понесет поэзия, если с тобою что-то случится!
Пробираясь в лагерь мимо гирканийских постов, они заметили две человеческие фигуры; одна из них была закутана в черный плащ. Мансур не обратил на нее внимания, но Конан хмуро усмехнулся, когда существо в черном плаще исчезло из виду.
Среди кочевников, одетых и вооруженных весьма пестро – всякий клан и род на свой обычай и манер, – Конан и Мансур не привлекали к себе особого внимания. Они избегали освещенных мест, а при лунном свете лиц было не разглядеть. Конан искал самый большой костер и вскоре нашел его. Подобравшись поближе, киммериец узнал в сидевших у костра самого Бартатую и его военачальников.
– Приветствую тебя, каган, – произнес Конан, вступая в освещенный круг.
Человек, сидевший у ног Конана, обернулся и фыркнул:
– Это Учи-Каган, ты, невежа… – Тут сидевший разглядел лицо Конана, и у него отвисла челюсть. – Во имя Предвечного… – Он вскочил на ноги, сжимая рукоять меча.
Десятки жадных рук разом вцепились в гиганта-варвара. Киммериец не сопротивлялся: это значило бы верную смерть.
– Стойте! Не убивайте его! – рявкнул Учи-Каган. Конана держали все той же мертвой хваткой. Бартатуя подошел к варвару вплотную. – Не думал я снова увидеть тебя, киммериец. – Он повернулся к Мансуру: – А это кто? Одет по-согарийски.
– Он немой, Ба… Учи-Каган. Прибился ко мне в степи. Скорей всего караванный погонщик. Последний раз останавливался в Согарии, отсюда и платье.
Степняки удивленно таращились на Конана и его спутника. Они рады были бы перерезать им глотки, но сам правитель, казалось, имел другое мнение по поводу непрошеных гостей.
– Что ж, Конан, – процедил Бартатуя. – Поговорим наедине. Отпустите его.
Тут же загремел хор протестующих голосов.
– Нет, господин мой! – выскочил вперед каган герулов. – Это ловушка. Чужеземец хочет убить тебя.
Бартатуя коротко рассмеялся:
– Он прошел незамеченным в трех шагах от места, где я сидел. Неужели он не мог вогнать в меня нож прежде, чем кто-нибудь из вас дернулся?
– Если хотите, возьмите мое оружие, – подал голос Конан. – Я не причиню кагану вреда.
– Не дурачь нас, шакал, – огрызнулся вождь будини. – Каган – мужчина крепкий, но твою силу мы все знаем. Тебе ничего не стоит свернуть шею любому.
– Ну так свяжите мне руки, – невозмутимо отозвался киммериец.
~ Нет, – отмахнулся Бартатуя. – Думаю, он хочет сказать что-то важное. – Каган повернулся к своим людям: – Возьмите у него оружие и следуйте за нами на небольшом расстоянии. – Он обратился к Конану: – Я любознателен, но не глуп. Идем со мной. Твоему товарищу дадут еды и вина.
Они отошли от костра на несколько шагов; отсюда были хорошо видны огни на Курганах. За повелителем последовало несколько степняков – ладони их по-прежнему покоились на рукоятях мечей.
– Признаю, – начал разговор Бартатуя, – я поторопился приговорить тебя к смерти. Особенно, – тут он улыбнулся, – когда узнал, сколько поганых шаманов ты отправил на тот свет. – Он вновь принял серьезный вид, – Но что за глупость ты натворил! Зачем ты напал на мою женщину? Я и сейчас мог бы тебя прикончить за это!
– Вот как раз о твоей женщине я и хотел бы сейчас поговорить.
– Вот как? – голос кагана был устрашающе тихим и мягким.
– Она тебе изменила.
Учи-Каган повернулся к Конану. Сейчас он походил на взбесившегося быка.
– Изменила? С тобой?
– Не так изменила, как ты думаешь, – спокойно продолжил Конан. – С Хондемиром.
– Говори быстро, киммериец, – приказал Бартатуя. – Твоя жизнь сейчас подвешена на тоненьком волоске!
– Моя жизнь уже не раз висела на волоске, – усмехнулся варвар. – Со мной случалось такое, что лучше забыть об этом и никогда не вспоминать.
Киммериец немного помолчал, а потом коротко рассказал Учи-Кагану о событиях той злополучной ночи. Рассказал, как Лакшми его оклеветала, как участвовала в сладострастных шаманских плясках.
На лице Бартатуи проступила гримаса неподдельной муки, но Конан даже бровью не повел, будто собирался свалить кагана правдой наповал.
Киммериец рассказал о своем бегстве и о песчаной буре, о том, как нашел Мансура. Он только утаил, кем является юноша на самом деле. В конце концов киммериец передал те слова, что услышал в лагере Хондемира прошлой ночью. Некоторое время Учи-Каган не мог раскрыть рта.
– Конан, – произнес он в конце концов сиплым голосом, – если ты лжешь, то тебя ожидает такая смерть, какой еще не ведал ни один человек. Столетия спустя будут рассказывать страшные сказки про гибель Конана-киммерийца.
– Я не лгу, каган, – просто ответил Конан. – Или теперь надо говорить Учи-Каган?
– Каган… Хороший титул, – прохрипел Бартатуя. – Нет более славного под Предвечным Небом. Учи- Каган – это так, бахвальство победителя. Не знаю почему, Конан, но в глубине души я тебе верю. Твои слова ранят меня больнее вражьих стрел, но в них есть жуткий отзвук правды. И все равно мне трудно поверить. Может быть, я отдал ей свое сердце, потому что всегда мечтал о женщине, которую смогу полюбить. Но я верю тебе, поскольку давно хотел иметь настоящего преданного друга.
У киммерийца от таких слов слегка дрогнуло сердце.
– Если хочешь убедиться в моей правоте, Бартатуя, – твердо сказал он, пойди сейчас в шатер к своей женщине. Пробираясь сюда, я видел, как она направляется к Курганам. С ней был еще один воин. Она несла Хондемиру то, что нужно ему для колдовства.
На некоторое время Бартатуя опять потерял дар речи.
– Теперь, – промолвил он после долгого молчания, – даже если я завоюю мир, сладость победы будет
