Он закрыл на мгновение глаза, подставив лицо солнцу, затем выпрямился и начал свой рассказ.
— Слушай же, сын мой, ибо более ты не услышишь подобного ни от кого на свете, — важно проговорил старик, и Конан сел поудобнее на теплом песке, догадываясь, что рассказ предстоит долгий. — Да будет тебе известно, что боги этого мира враждуют постоянно — ведь невозможен союз и согласие сил света и тьмы, добра и зла, творения и разрушения, любви и ненависти, ибо не может быть света без тьмы и добра без зла. Но ни светлым, ни темным богам недозволено нарушать Великое Равновесие. Ибо, если рухнет этот мир, доверенный им старшими богами, негде будет им творить ни добро, ни зло.
Но и боги могут просчитаться!
Быть может, слишком увлеклись они своей враждой и не выдержали страшной тяжести опоры, застонала гигантская Черепаха, что несет на себе и наш мир, и множество иных миров, треснул ее панцирь, праматерь съежилась, оберегая свою жизнь, и кусок тверди провалился, а на его место хлынули жадные волны.
Быть может, извне прилетел огромный камень-скала и ударился о сушу, расколол ее, разбил на материки и мелкое крошево островов.
Быть может, под толщей вод морских разверзлась огромная дыра, вытолкнув жидкий огонь и приняв в себя скалы, на коих покоились плодородные земли атлантов.
Доподлинно этого, сын мой, не знает никто. Я не был во всех местах разом и не могу рассказать тебе, как вздыбившиеся волны захлестывали озера огня, разверзшиеся в горах, и скалы разлетались на куски, как рано или поздно разлетится на куски забытый на огне горшок с варевом, если придавить его крышку камнем.
Я сам попал в такую волну, меня швырнуло о берег, едва не раздробив кости. Но тогда мы с Аридоси были уже в одном теле, и он послужил надежной броней для моей бренной плоти.
Я оставил дом ради знаний, движимый неуемной жаждой увидеть весь мир. Ничто не предвещало беды. Молчали наши пророки, умевшие предсказать за десять дней простую бурю. Видно, все-таки смерть пришла извне, откуда-то из черной звездной бездны, иначе бы хоть кто-нибудь знал заранее о грядущем бедствии.
— Рорта знал, — ввернул Конан. Он слушал очень внимательно, но взгляд его был прикован к танцующим драконам. — Он знал и предупредил детей рода Южного Ветра.
— Бывает, и прорицатели ошибаются, — вздохнул старик. — Наши таблицы молчали. Впрочем, острова Нихон-но не пострадали от той бури, как видишь. Зато пострадали другие наши поселения. Ведь мы тогда плавали по всему свету и жили не только в Кхитае, но и на островах близ Вендии, и на том материке, остатки которого ныне зовутся Барахскими островами. Мы не враждовали с атлантами и старались не встречаться с воинственными пиктами.
Что случилось с кхарийцами в остальных землях, я не знаю. Но те, кто бежал из Кхитая, гонимый переселенцами из Лемурии, приплыли сюда и остались здесь. Об этом, впрочем, я узнал только нынче утром…
Мы же с Аридо в своих странствиях оказались слишком близко к самому сердцу Катастрофы, чтобы успеть избежать ее. В самый последний миг я успел воссоединиться с драконом, чтобы пронести тело и душу через эти потоки огня и воды.
При этих словах патриарх лукаво сощурился и добавил:
— Если бы ты встречался с драконами до Аридоси, ты бы знал, что они не умеют разговаривать и совсем не владеют магией.
Конан хмыкнул.
— Он же самый последний на свете дракон. Где бы я взял другого, чтобы сравнить?
Старик кивнул, сразу посерьезнев.
— В этом и состоит величие твоего деяния, сын мой. Ты привел его сюда. Теперь великий род драконов не угаснет, хотя, как видишь, остался один дракон воды и один — воздуха. Но даже если их потомки не смогут летать, я буду не очень огорчен. Гораздо горше было бы утратить навсегда этих дивных животных. В силах ли ты слушать дальше?
— Да, отец мой, я слушаю.
— Очнувшись, я не узнал искалеченного мира. Там, где раньше были горы, теперь плескались моря, пустыни поглотили леса, реки перерезали ранее бесплодные пустоши, где росла одна лишь певун-трава. А благословенная Атлантида и острова пиктов, лежавшие в Западном океане, и вовсе исчезли с лица мира. Великая Катастрофа свершилась, Первый Потоп сравнял с землей древние царства и отнял тысячи тысяч жизней. Уцелели единицы. Но осталось несколько островов цивилизации, которых не затронуло буйство стихий — Кхитай, полудикие страны Запада, коренным жителям которых остались в наследство недостроенные города атлантов, далекий материк My и наши острова, Нихон-но.
Когда я, вернее, мы с Аридо пришли в себя, то обнаружили, что круговерть Катастрофы так перемешала нас, что теперь мы не можем разделиться. Из двух существ мы превратились в одно. Аридо дал ему сильное тело, способность подолгу не есть и не спать, умение дышать в воде и передвигаться с немыслимой скоростью. Все драконы очень быстры, но у каждого рода была своя стихия, в которой они могли подолгу жить, не нуждаясь ни в чем: водяные драконы могли луну за луной проводить в море, драконы воздуха могли лететь и лететь без устали, догоняя солнце, драконы земли — рыть бесконечные тоннели, не вылезая из них, как кроты, драконы огня спускались в пылающие жерла вулканов и путешествовали в гигантской кузне земли. Аридоси был водным драконом, лучшим из молодых самцов, потому я и выбрал его для своих странствий…
Он был лучший дракон, а я — самый могущественный маг и бывший правитель этих островов. Смешавшись, мы создали существо, которое могло выжить почти везде. Единственной опасностью для такой твари были люди. Но были в этом слиянии и свои недостатки: я сумел дать новому существу лишь половину своего ума, а Аридоси — лишь половину своего чутья. Оставайся он настоящим драконом, он давно приплыл бы домой — его привел бы тот же инстинкт, который каждый раз приводит диких уток, родившихся в теплом краю, к северным гнездовьям родителей.
В то же время как маг получившийся у нас зверь не был искусен настолько, чтобы вновь разделить себя на дракона и человека. Сначала мы оба очень мучились, но постепенно привыкли, а за две тысячи лет такого существования и вовсе позабыли, кто мы.
Ты своим появлением нарушил привычное течение нашей жизни. Мы понимали, что рано или поздно люди найдут и убьют нас — не оружием, так просто самим своим присутствием. Драконье ухо так чувствительно, что не выносит резких криков и фальшивой музыки, а обонянье так остро, что резкий запах может если не убить, то покалечить зверя. Жизнь в золотой клетке, в неволе, среди людей непременно доконала бы нас обоих. Нет, — сокрушенно покачал старик головой с седым, легким, как семена одуванчика, пухом над смуглым теменем. — Мир людей совсем, совсем не подходит драконам!
— А вы-то разве не люди? — удивился Конан. — Ваш мир драконам вполне по душе, судя по этим двум влюбленным!
— Мы, конечно, люди, — словно с неохотой признал патриарх. — Но в то же время и не совсем люди. Наш народ приплыл на этот остров много тысячелетий назад. Здесь уже тогда жили драконы, ведь отсюда начинает свое дневное шествие Солнце, которое вы зовете Оком Митры. Здесь — край мира, и, как ни старались, мы не смогли найти иную землю еще восточнее нашей.
Когда наши предки поселились здесь, то, увидев первого дракона, безмерно испугались. А дракон испугался, увидев их, ибо до тех пор эти острова посещали лишь боги. Сюда прибыли корабли принца Иссэ, отправленного отцом в изгнание за пределы всех известных земель, в таком гневе был на него родитель — ведь он соблазнил собственную сестру. Бедный юноша, впрочем, не знал тогда, что это его сестра. Но даже в незнании кровосмесительство — великий грех, непростительный перед лицом любых богов. Вместе с принцем отправилась вся его свита и иные люди, из простых и незнатных, сердечно сочувствовавшие его злой судьбе. Всего на дальний из этих островов высадилось одиннадцать дюжин человек…
Их корабли причалили к берегу, изгнанники обошли остров и решили, что боги сжалились над ними и послали им небесные земли среди моря. Они разбили лагерь, вознесли моление светлым духам острова и заснули, не заботясь ни о чем. А ночью, привлеченные светом огней и новыми звуками и запахами, к ним пришли драконы.
— Могу себе представить, — пробормотал Конан. Ему и в самом деле представился принц, смуглый и
