Однажды, с трудом отключившись от лязга оружия, хлещущей во все стороны крови и предсмертных воплей (за дверью дежурил Разрушитель), Шумри провалился в очередной омут отчаянья. Ему казалось, что последняя надежда оставила его. Даже Алмена, мудрая, могущественная и нежная Алмена не в силах ему помочь!..
В самый глухой час ночи, забывшись в полусне-полуобмороке, он внезапно почувствовал, что в стенах его затхлой камеры идет дождь. Прохладная вода стекала по его лицу, шуршала трухой подстилки. Открыв глаза, Шумри в изумлении увидел, что его глухая, без единого окошка, темница полна лунным светом. В лунном пятне на каменном полу сидела девочка, обхватив колени руками и положив на них голову. От мокрой, прилипшей к телу одежды она казалась совсем худенькой. Ее всегдашнего спутника, волка, не было у ее ног, и, может быть, оттого от фигурки ее веяло одиночеством и глубокой грустью.
Услышав, что Шумри зашевелился, девочка подняла голову. Со спутанных волос по лицу струилась дождевая вода, блестевшая в лунном свете. Глаза же, наоборот, были совсем темными, как осенние озера.
— Тебе не скучно здесь? — спросила девочка.
— Скучно, — ответил Шумри.
— Тогда почему же ты не уйдешь отсюда? — удивилась она.
— Но как? Подскажи мне способ, как это сделать!
Девочка пожала плечами.
— Да просто выйди отсюда, и все. Выйди!..
— Но как, как?! — Шумри рванулся со своей подстилки, чтобы схватить ее за руки и умолять, и умолить! — вывести его отсюда, но ладони его ухватились за пустоту.
Девочки больше не было. Свет луны становился все слабее, пока не исчез совсем. Дольше всего с Шумри оставался дождь, но и он затих к рассвету.
Пленник едва дождался смены охраны. Никогда прежде не испытывал он такого сжигающего нетерпения. Следом за Разрушителем была очередь Мечтателя. Именно он, бесхитростный, незлобивый, отдающийся во время службы своим полудетским фантазиям, был необходим ему сейчас больше, чем хлеб и воздух!..
В урочное время загремел засов, и на пороге возникла фигура охранника. Поставив на пол миску воды и положив кусок хлеба, он остановился в дверях, ожидая, что, как обычно, услышит нечто любопытное, Он не ошибся.
— Задержись ненадолго, добрый человек! — попросил его пленник, — На этот раз я хочу сообщить тебе нечто особенно важное. Это касается моего сокровища, очень большого сокровища! Когда я пришел сюда, в ваш замок, на пальце моем был перстень с огромным изумрудом, с которым я никогда не расставался. В свое время я заплатил за него несколько мешков золота. Он обладает многими волшебными свойствами, но перечислять их все мне сейчас недосуг. Когда на меня набросились стражники, я успел его спрятать. О, я хорошо припрятал его!.. Но дни мои сочтены. Сегодня я расстался с надеждой когда-либо выбраться отсюда, кроме как в те места, куда отправляемся рано или поздно мы все. Мне будет жаль, если сокровище мое пропадет без цели и смысла. Ты был добр со мной, и я расскажу тебе, как найти мой перстень. Только прежде разреши мне подойти к двери и рассмотреть твое лицо при свете! Мне хочется увидеть и запомнить того, кому я оставляю самое дорогое, что у меня есть.
Стражник колебался недолго. Предложение было уж слишком заманчиво, чтобы не уважить последний каприз смертника. Он кивнул, разрешая Шумри подойти к нему, широко открыл дверь и встал так, чтобы свет, льющийся из квадратного окошка наверху коридора, падал ему на лицо. При этом он не забыл перегородить дверной проем копьем и собственной ногой в подкованном железом сапоге.
Шумри впился взглядом в светлые глаза, напоминающие безмятежное небо над выгоревшей летней степью. Ему мешали сосредоточиться мысли Мечтателя, возбужденным роем шумевшие в его голове. Найденный изумруд превращал нового владельца то в капитана парусника, покачивающегося на волнах, то в надменного вельможу в бархатном камзоле с золотым шитьем, то в беспечного и щедрого гуляку, раздающего жемчужные ожерелья трепещущим от любви красавицам…
— Ну, долго еще? — нетерпеливо воскликнул стражник.
— Сейчас, сейчас!.. — умоляюще прошептал Шумри.
Помимо грохочущих в чужой голове жарких мыслей ему мешало чувство вины. Ведь мост, по которому он собирался выбраться на свободу, своим основанием опирался на ложь… Шумри дал себе слово при первой же возможности извиниться перед доверчивым Мечтателем и одарить его хоть чем-нибудь, пусть и менее драгоценным, чем мифический изумруд.
Он постарался представить до мельчайших подробностей комнату с бархатным пологом над кроватью, с витражами на узких окнах, с белизной постели, с прозрачной синевой исхудавшей руки…
Светлые, часто моргающие глаза становились все более растерянными. Заподозрив неладное, стражник открыл рот, чтобы позвать на помощь, и крепче стиснул копье, но было уже поздно.
— Это ты? — спросила Илоис, приподымаясь на локте и вглядываясь сквозь сумрак затененной комнаты.
— Это я, — ответил Кельберг.
Он сделал четыре шага навстречу ей и преклонил колена возле ее постели.
Невесомая рука опустилась на его склоненную голову с дыбом стоящими на макушке жесткими волосами. Такими седыми, словно он и впрямь обошел крутом целый мир и впитал в себя все, что только может впитать человеческое сердце.
Часть пятая
Глава 1. Испытание
Конан никогда не любил задумываться о собственных переживаниях и ощущениях. Он их просто проживал. Он жил настоящим, не зная мучительного само копания или рефлексии. Но на этот раз, распрощавшись с Шумри, он не мог не задать себе вопрос: почему разлука с человеком, абсолютно на него не похожим, столько раз раздражавшим его за время долгого совместного пути, погрузила его в такое уныние? Может быть, причиной тому их побратимство? Но ведь горечь от того, что вскоре они расстанутся навсегда, возникла еще до того момента, когда он провел острым лезвием кровоточащую царапину на своей руке…
Быть может, Алмена ответит ему?.. Но где же она, Алмена?
Киммериец, вернувшийся с южного края обрыва назад, долго не мог отыскать хозяйку зачарованного плато. Он блуждал по ее «дворцам», одному за другим, окликал, вслушиваясь в шорох листвы и посвисты птиц. Но Алмена не отзывалась.
Может быть, она превратилась в белую птицу, или желтую бабочку, или росчерк перистого облака на закатном небе? Либо просто прячется от него?
Последняя мысль зажгла в нем обиду и раздражение.
Конан окликнул ее по имени в последний раз, громко и яростно, и ударил кулаком по стволу подвернувшегося под руку платана. В ответ раздался знакомый смех, светлый и искристый, и Алмена, как показалось ему в первый миг, слетела откуда-то сверху. Впрочем, конечно же, она не слетела, а слезла, стремительно и легко, с одного из деревьев. Конан заметил, что на ней теперь другое платье, с длинным разрезом сбоку, чтобы удобнее было взбираться по стволам.
— Прости меня, Конан-киммериец, что так долго заставила себя ждать! Небесные иероглифы сегодня были очень трудны, я долго билась над ними и никак не могла спуститься к тебе раньше. Но ты вернулся! Ты все-таки вернулся!..
Искренняя радость была в ее голосе и в ее лице, Столь искренняя и неприкрытая, что на миг
