Стр. 308, строки 28–29. «Ума холодных наблюдений» и т. д. — стихи из посвящения «Евгения Онегина» П. А. Плетневу.
Стр. 308, строки 34–35. «Вернер намедни сравнил женщин с заколдованным лесом». Лермонтов имеет в виду то место в поэме Торквато Тассо (1544–1594) «Освобожденный Иерусалим», где рассказывается, как рыцарь Танкред вступил в очарованный лес (песнь XIII, строфа 18 и сл.).
Стр. 311, строка 1. Вампир — герой одноименной английской повести. записанной со слов Байрона его спутником по путешествию д-ром Полидори. Русский перевод вышел в Москве в 1828 году: «Вампир. Повесть, рассказанная лордом Байроном. (С английского). П<етр> К<иреевский>». В черновом автографе «Предисловия» к «Герою нашего времени» Лермонтов писал: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других — отчего же вы не верите в действительность Печорина?».
Стр. 327, строка 22. «Вспомните Юлия Цезаря». В числе дурных предзнаменований, сопровождавших Юлия Цезаря на пути в сенат (где он был убит заговорщиками), древние историки указывают и на то, что он оступился на пороге.
Печатается по копии — ГПБ, Собр. рукописей М. Ю. Лермонтова, № 57, лл. 1–6.
На обложке копии помета переписчика: «Список с статьи собственноручной покойного М. Лермонтова, предназначенной им для напечатания в „Наших“ и не пропущенной цензурою».
Автограф не известен.
Впервые опубликовано Н. О. Лернером в журнале «Минувшие дни» (1929, № 4, стр. 22–24).
В первом выпуске сборника «Наши, списанные с натуры русскими» в предисловии (дозв. цензурой 10 октября 1841 года) среди подготовленных к изданию статей упоминается «Кавказец» (без указания имени автора). Сборники представляли серию так называемых «физиологических очерков», по одному очерку в выпуске. Обещанный «Кавказец» не был напечатан.
Датируется 1841 годом на основании приведенного упоминания в предисловии к сборнику «Наши».
Возможно, что, будучи в Москве в конце апреля 1841 года, Лермонтов передал рукопись «Кавказца» А. П. Башуцкому — издателю сборников «Наши».
Изображаемый в очерке тип кавказца ср. с образом Максима Максимовича в повестях «Бэла» и «Максим Максимыч».
Печатается по автографу — ГИМ, ф. 445, № 227-а (тетрадь Чертковской библиотеки), лл. 47–53.
Впервые с некоторыми неточностями опубликовано в литературном сборнике «Вчера и сегодня» (кн. 1, 1845, стр. 71–87).
Имеется черновой набросок плана повести в альбоме Лермонтова 1840–1841 гг. (ГПБ, Собр. рукописей М. Ю. Лермонтова, № 11, л. 6 об.; см. настоящий том, стр. 623, «1-й набросок плана»), названный Лермонтовым «Сюжет», и черновой набросок в записной книжке (подаренной Лермонтову В. Ф. Одоевским), содержащий краткую заметку и план неосуществленного окончания повести (ГПБ, Собр. рукописей М. Ю. Лермонтова, № 12, л. 25; см. настоящий том, стр. 623, «Варианты 2-го наброска»).
Датируется февралем — первой половиной апреля 1841 года (временем последнего приезда Лермонтова в Петербург). См. «Летопись жизни и творчества», настоящий том, стр. 862.
Повесть осталась неоконченной. В рукописи она обрывается словами: «…сжималось сердце — отчаянием» (стр. 366, строка 25). Остальные четыре строки печатаются по первому изданию, редактору которого В. А. Соллогубу вероятно был известен еще один, ныне утраченный лист автографа. Заметка в записной книжке, сделанная уже после отъезда Лермонтова из Петербурга, свидетельствует о том, что писатель предполагал продолжить работу над повестью.
Повесть обрывается словами: «…он видел, что невдалеке та минута, когда ему нечего будет поставить на карту. Надо было на что-нибудь решиться. Он решился». Можно предположить, что в неосуществленном окончании повести Лугин для того, чтобы во что бы то ни стало выиграть, решился обратиться к шулеру (см. настоящий том, стр. 623, 1-й набросок плана — «Шулер: старик проиграл дочь, чтобы…» и вариант 2-го наброска — «Шулер имеет разум в пальцах»). Возможно, что повесть должна была оканчиваться катастрофой — в 1-м наброске плана — «Доктор: окошко», во 2-м — скоропостижной смертью Лугина. («— Банк — Скоропостижная —») (см. настоящий том, стр. 623). Тщательное изучение рукописи позволяет восстановить прежнее чтение: «— Банк — Скоропостижная —», от которого отказались редакторы последних собраний сочинений Лермонтова.
Основную сюжетную ситуацию повести (стремление художника-романтика к призрачному идеалу) Лермонтов выразил средствами философской фантастики, обратившись к традиционным мотивам: таинственный голос, оживающий портрет, игра в карты, имеющая роковое значение. Однако все эти мотивы приобретают у Лермонтова особый смысл, прямо противоположный смыслу романтических повестей о высоких поэтических натурах — художниках. В описании женской головки, олицетворяющей романтический идеал, Лермонтов нарочито применяет романтическую лексику и, в частности, употребляет эпитеты и образы, характерные для поэзии В. А. Жуковского.
Действие «Штосса» развертывается на фоне реального Петербурга с его резкими социальными контрастами. Продолжая традиции петербургских повестей Пушкина и Гоголя («Пиковая дама», «Портрет», «Невский проспект» и др.), Лермонтов предвосхищает своей неоконченной повестью произведения натуральной школы 40-х годов. К натуральной школе ведут и реалистическое описание Петербурга, близкое к физиологическим очеркам 40-х годов, и самая проблематика повести. Разоблачая романтизм, оторванный от жизни, Лермонтов выступил как единомышленник идейных вдохновителей натуральной школы Белинского и Герцена. Главную идею «Штосса» можно определить словами Белинского о романтизме: «…как еще для многих гибельны клещи этого искаженного и выродившегося призрака» (Белинский, ИАН, т. 7, 1955, стр. 164).
Неоконченная повесть Лермонтова — ценный источник для изучения эстетических взглядов поэта в последний период его творчества.
Стр. 352, строка 3. «У графа В… был музыкальный вечер». Имеется в виду аристократический салон графа Мих. Ю. Виельгорского и его жены.
Стр. 352, строка 7. «…и один гвардейский офицер». Очевидно, Лермонтов говорит здесь о себе самом — частом посетителе салона Виельгорского.
Стр. 352, строка 10. «…новоприезжая певица» и далее (стр. 354, строка 32) «Заезжая певица пела балладу Шуберта». Повидимому — Сабина Гейнефехтер, гастролировавшая в это время в Петербурге и исполнявшая романсы Шуберта.
Стр. 352, строка 19. «Здравствуйте, мсье Лугин, — сказала Минская». Существует мнение, высказанное Ю. Г. Оксманом, что в лице Минской Лермонтов запечатлел черты своей знакомой А. О. Смирновой, приятельницы Пушкина, Гоголя и Жуковского (см. «Лит. наследство», т. 58, 1952, стр. 450).
Стр. 357, строка 24. «Нет, был Кифейкина — а теперь так Штосса!». Очевидно неисправленная описка. По смыслу повести Штосс — давно умерший прежний владелец дома.
Стр. 365, строки 24–26. «…то были краски и свет вместо форм и тела, теплое дыхание вместо крови, мысль вместо чувства». Ср. со словами Белинского по поводу изображения женщины в романтическом искусстве: «…в их картинах она является как будто совсем без форм, совсем без тела…», «…это не живое существо с горячею кровью и прекрасным телом, а бледный призрак» (Белинский, ИАН, т. 7, 1955, стр. 156, 165). Ниже приводятся и другие параллели со второй статьей Белинского о Пушкине, где в
