забросали камнями, потом перевернули и сожгли... Не положено в субботу транспорту ездить.
— Так в чем проблема, — удивился я. — Пусть в этот район по субботам не заходит.
— Ну да, — саркастически сказал он. — А завтра они поселятся в соседней квартире, и будут требовать, чтобы и в наш район автобусы не ходили. И главное, по субботам никакой работы выполнять нельзя, даже спичку поджечь, а автобусы переворачивать и поджигать, да камнями кидаться им религия почему-то не запрещает. В общем, понаехала полиция, особо ретивых повязали, после чего собралось толпа, на несколько сотен человек, уже не только из молодых, и пошла в центр города, требовать выпустить, бедных ребятишек. Еле ее остановили и разогнали. Теперь полиция, там, внутри, порядок наводит, а мы должны перекрыть улицы и обеспечить оцепление района. Твоя задача никого не пропускать, ни туда, ни обратно.
— Ну и что мне делать, если толпа пойдет? Стрелять же нельзя?!
— Медленно отходишь, в ту сторону, откуда приехал, к Лунцу, и вызываешь подмогу. Не волнуйся, тут уже столько нагнали полиции и пожарных, что им не поздоровится. Когда напором воды сшибает, уже совершенно не хочется дальше гулять.
— А что это ты такой не веселый?
— Сегодня приходит транспорт в Хайфу. Яков возвращается из Италии, демобилизовали.
— Поздравляю!
— А, — отмахнулся он. — Вчера весь день готовились, к возвращению блудного сына, я должен был поехать его встречать, а теперь торчу здесь из-за этих придурков. Задача ясна? Я поехал проверять остальных...
— Ни ху... себе! — сказал я.
Изя обернулся. В нашу сторону деловой походкой направлялось чудо в меховой шапке, длинном черном одеянии и брюках по щиколотку. На лодыжках одеты замечательные, белого цвета чулки.
— Рот закрой, — сказал Изя. — Вот это и есть представитель сильно религиозных еврейских сектантов. Может, сатморский хасид, а может еще кто. Я их плохо различаю.
— А в чем разница?
— Это они только знают. У каждой банды свой святой. Только он и говорит правильно, все остальные ничего не понимают. Еще и должность по наследству передают.
— А почему он шубу летом не одел? — с интересом спросил я.
— Шубу, не положено, а вот шапку снимать нельзя. Чулки тоже не просто так — белое символизирует чистоту и святость, — пояснил он.
— Пизд... ! — восхищенно сказал я, — С такими я еще не сталкивался... — Голова-то у него на жаре не потеет?
Товарищ хасид остановился перед нами. Вблизи, он очень был похож, на мои смутные представления о том, как должен выглядеть Бог, восседающий на облаках. Мудрый взгляд, седые волосы, длинная борода.
Почтительно поклонившись, он произнес вопросительным тоном фразу на идиш. Я уловил, что он интересуется кто начальство. Изя, уставившись взглядом поверх его головы, сообщил на иврите, что он знает только один официальный язык, на котором говорят в Государстве Израиль, а на идиш он знает только несколько слов, которые говорят задержанным бандитам. Тут он произнес длинную, заковыристую фразу, совершенно не предназначенную для печати, с поминанием предков и сексуальных пристрастий. Хасид явно растерялся и уставился на меня вопросительным взглядом.
— Я с русского могу перевести, — с готовностью сообщил я ему.
Явно обрадованный он затарахтел на польско-украинском суржике. Я старательно перетолмачил с польского на иврит, выходцу из Гродно, что он почтительно просит панов офицеров не реагировать нервно на то, что скоро на улице начнут появляться люди из его общины. Они должны собраться для вечерней молитвы и не собираются делать ничего противозаконного, и вообще не имеют отношения к прискорбному происшествию. Изя гордо кивнул и сделал широкий жест рукой. — За перекресток не ходить! Свободен.
— Что это было? Ну, знание только иврита? — с интересом спросил я, когда хасид еще раз почтительно поклонившись, удалился.
— Эти.. тут снова прозвучала длинная фраза на идиш, хотя и короче, чем в прошлый раз, — отказываются объясняться на иврите. И требуют дождаться Мошиаха, прежде чем создавать Израиль.
— Это как?
— А вот так, две тысячи лет ждали, можно еще пару тысяч подождать... Кстати, — подозрительно спросил он, — а что это ты хихикал? Ты что идиш понимаешь?
— Странно было бы, если бы я такие вещи не понимал. Первое, что учат солдаты у своего сержанта, это кто они такие. Фантазия у некоторых экземпляров могучая. Да и не кричали у нас «За Родину», «За Сталина», как в газетах. Все больше, вот такое... Еще при этом идет равноценный обмен. Некоторые по- русски говорить не могли, но ругались просто замечательно... А вообще я очень прилично немецкий знаю, был у нас в школе ссыльный австриец, из удравших после восстания в 1934г, так что понимаю, почти все.
— Ладно, — усаживаясь в джип, сказал он. — Напоминаю, никого не впускать, никого не выпускать. Я поехал.
Я подождал пока он скроется за поворотом и пошел к своим. Они уже удобно расселись прямо посреди дороги и что-то бурно обсуждали. При виде меня дружно замолчали и выжидательно уставились, что я им такое умное скажу.
— Внутри квартала работает полиция, мы стоим в оцеплении, заворачиваем любого обратно, оружие не применять. Первое отделение встало, проверили, что ничего не забыли, и пошли на перекресток. Вода у всех есть? Вот и хорошо. Через два часа смена. Второе отделение, уходим вооон, под те деревья, в тенек. Рафи, а ну-ка пойдем со мной. Когда сели под деревом достал газету и ткнул пальцем.
— Вот это что за слово?
— Аскала.
— Читать я тоже умею. Что это значит?
— Э... Обучение, учеба, получение новых продвинутых знаний... Он помялся, — Я не знаю, как сказать...
— Просвещение?
— Да!
— Очень хорошо. А вот это?...
— Ну, и как тебе понравилось? — спросил Ицхак.
— Никак не понравилось. Целый день торчали в оцеплении и радио слушали. Но, все равно лучше, чем в прошлый раз, когда нас послали собирать куски тел. Хватит с меня падающих в обморок при виде валяющегося глаза...
— Ты скажи спасибо, что так. Гораздо хуже было бы, если бы вас сунули наводить порядок в самый разгар балагана. Слава Богу, полиция сама справилась. Ну, так теперь, ты увидел, на практике, для чего существует НАХАЛ — вспомогательные силы.
А вот у меня проблемы, — огорченно сообщил он. — Что и как делать я знаю, вот смотри, — он продемонстрировал очередной залапанный грязными пальцами чертеж.
— Да я все равно разницы с предыдущим не вижу!
— Тебе нужно в металле увидеть, тогда сразу поймешь. В этом варианте можно не опасаться, что грязью забьет. Тут больше объем кожуха затвора. Только для него требуется совсем другая сталь. Эта не подходит, разорвет на третьем выстреле. Да и станок нужен совсем не мой.
— Так обратись к Табенкину. Если он хочет что-то получить, пусть постарается.
— Не очень-то мне хочется я его просить, задумчиво ответил Ицхак. — Потом окажется, что я тут вовсе не причем, а все его заслуга. Я не очень корыстолюбивый, но моя работа — это моя работа. Если я сделаю хорошую вещь, хочу чтобы знали, что это именно я сделал. Попробую потревожить старых знакомых, на оружейном заводе. Только все это времени требует. Ну, о чем послушать желаешь?
— А расскажи мне, про кибуц...
— Думаешь приятно вспоминать, как из тебя дурака сделали? Начинается все просто замечательно,
