нефтепровод, нас сильно недолюбливали. Если бы не англичане, давно бы вентиль закрыли. Так что бензин экономили где можно, и где нельзя. Вполне могли отменить автобусный рейс или перенести его на другое время. Очень часто приходилось добираться на попутках. Правила хорошего тона гласили — «Солдата подвезти обязательно». Поэтому самое страшное наказание было лишить отпуска. Было даже специальное название Хеци, дословно половина. Это значит что солдат половину выходных «закрывает» на базе, т.е. уходит в отпуск на выходные раз в две недели.
— Э..., сказал я очень умно
— Правильно понимаешь. Мы тут посоветовались, и я решила, что на один день в неделю ты имеешь право. Так что жду тебя через час у ворот. Я тебе, для начала, покажу другой Иерусалим.
И я увидел другой Иерусалим. Не военный, где каждую минуту ждешь стрельбы, и на улицах патрули проверяют документы. Кривые поднимающиеся вверх и опускающиеся вниз улицы. Запутанные, без плана построенные улицы и переулки, с совершенно идиотской нумерацией домов. Никаких тебе четная и нечетная сторона. Дома получали номера по принципу, «который раньше построен», поэтому следующий мог находиться в совершенно противоположном конце. Лабиринт временных построек, сараев, складов, загородок. Ржавые водосточные трубы. Захламленные мусором из ближайших домов пустыри, заросшие колючкой, с играющими там детьми.
Город нормальных жителей. Которые просто живут и работают, а не служат. Которые не сильно религиозны, но все равно религиознее остальных израильтян. Которые собираются на вечеринки с обязательной пьянкой, хотя выпитое здешними пьющими, в сравнении с Россией может только насмешить. Что интересно, вход свободный и хотя многие друг друга знают, но попадаются и совершенно незнакомые личности. И бесконечные споры о политике и жизни. Тут уж евреев хлебом не корми, дай высказаться по любому вопросу. Кстати, тут я с удивлением узнал, что числюсь как бы не в великих героях. Война — это было где-то там далеко, а убитые федаинами здесь, рядом.
Но главное, она упорно водила меня по разным развалинам и рассказывала, кто, когда и зачем их построил. Очень долго у меня невольно возникали мысли — вот здесь может стоять пулемет, вон там посадить корректировщика. Но со временем втянулся и стал получать удовольствие. Тем более что она, действительно много знала и с увлечением рассказывала о всех этих древностях. Анна собиралась поступать после армии на исторический факультет университета. Со временем, она начала демонстрировать мне и другие места.
Израиль представлял из себя, огромное количество всяких древностей и достопримечательностей, которые попадались настолько часто, что местные жители не обращали внимания на очередные колонны и нередко растаскивали на камень для построек, что очень ее возмущало. Вообще-то существовал какой то закон о сохранности исторических мест и требовалось разрешение до начала работ тщательно проверять место на археологические находки. На самом деле, его не очень-то выполняли, что Аню страшно возмущало.
Мы сидели на террасе маленького кафе в Абу Гоше. Звучала очередная лекция.
— Живущий здесь черкесский род с 19 века контролировал дорогу в Иерусалим, давал проводников и брал деньги за проезд. Проще говоря, грабил паломников. С местными мусульманскими селами они были в состоянии постоянной вражды, потому что те сами были не прочь пограбить. И в 1933г, во время восстания, автоматически приняли сторону евреев. Так что, их не только не стали выселять, но и построили поликлинику в деревне. Они, кстати, в армии служат. А вон там, внизу, церковь и монастырь. Возле мечети находилась римская крепость, от которой осталась каменная доска с титулом Х легиона. Церковь крестоносцев была построена на римско-византийском фундаменте. Она хорошо сохранилась. Дверь, вход, арки, своды, подвал — все это осталось неизменным с XII века. В церкви — интересные фрески времен королевства крестоносцев. Мы потом сходим, и я, тебе покажу на месте.
Я слушал, и пытался понять, и куда я раньше смотрел? Чистое, без всякой косметики лицо, изогнутые брови, темные глаза и замечательная фигура, прекрасно видная даже в этой дурацкой форме. Наверное, я все время воспринимал ее как обычного солдата. Она вдруг замолчала и внимательно посмотрела на меня.
— И что ты с таким интересом на меня уставился?
— Может, потому что ты мне нравишься, — сказал мой язык, прежде чем я успел подумать.
— Ну и что, мне тебя учить, как за девушками ухаживать?
— Я как-то не умею этого делать, — признался я. — Знаешь, очень мало приходилось ухаживать. До войны еще молодой был, а на войне как-то не до этого.
— Значит, мне придется брать инициативу на себя? — с интересом спросила Анна.
Мы засмеялись. Но она, действительно, взяла в наших отношениях инициативу на себя. И так осталось на всю жизнь. Что касается семейных дел, решала она. Мы советовались, и она решала. Хорошо хоть из армии я ее убрал, но еще неизвестно, удалось бы это, если бы она не хотела учиться.
В этот день все у нас и произошло в первый раз. Формальным поводом послужила плохая погода. Не идти же гулять под дождем! Лучше где-нибудь посидеть вдвоем. Анна разыскала какую-то свою подругу, и выпросила у нее на несколько часов ключи. Я лишний раз убедился, что, если эта девушка чего-то захочет, непременно добьется. В этом я убедился окончательно, когда, наконец, познакомился с родителями. О, это была еще та сцена. Седьмое поколение сефардов Ардити, живущих в Иерусалиме и уже на этом основании считающимися практически аристократами, и похищающий их замечательную доченьку подозрительный русский. Никуда не делись. Дочка сказала «Я так хочу» и терпели. Правда, потом, когда дети появились, они как-то примирились с моим существованием.
Отец у нее, хоть и происходил из страшно религиозной семьи, еще в молодости подался в сионисты, причем с социалистическим уклоном и преклонением перед СССР, перестал выполнять религиозные предписания, и был проклят семьей. Это совершено не мешало ему в некоторых вопросах быть святее самого праведного раввина. При виде меня он впадал в ступор. Социализм и братство пролетариев — это было правильно и замечательно. Но ведь не еврей! Зато его было легко отвлечь, надо было только спросить что-то по истории евреев античности. Тут он моментально забывал, что отец и превращался в профессора Еврейского университета, поясняющего нерадивым студентам и тупым оппонентам свои взгляды на интересный вопрос. А знал он много и рассказывал интересно, сразу становилось понятно, откуда у дочки желание учиться на историческом отделении университета.
Мать была тоже ужасно прогрессивная женщина. Руководитель профсоюза работников мэрии Иерусалима. Должность совсем не маленькая по масштабам страны, даже не столько большая, сколько влиятельная. У нее была другая проблема. Стандартная проблема всех тещ. Зять должен быть совсем не таким. Он не так говорит, не так себя ведет и вообще человек не нашего круга. Не надо торопиться, вот окончишь университет, тогда и будешь думать о парнях. Все-таки большое счастье, что мне так и не пришлось никогда жить с ними под одной крышей. При всей своей независимости Аня совершенно не терпела, когда о ее родителях отзывались нехорошим образом. Надо было себя вести высококультурно, не смотря на подколки. Я бы просто не выдержал такой жизни. Наверное, добрый еврейский парень Иешуа попросил за меня своего папу, и они совместно обеспечили мне спокойную жизнь отдельно.
На одной вечеринке, куда она меня затащила, я узнал о себе еще одну удивительную вещь. Стою со стаканом в руке, высматриваю, в толпе незнакомых людей, куда там Анна подевалась. Подходит ко мне девушка. У нормального мужчины должны моментально потечь слюни при виде подобного женского экземпляра. Явно натуральная блондинка, с роскошной гривой волос и с такой талией, что можно было обхватить, сведя в кольцо пальцы рук. Груди вызывающе торчали из под легкой полупрозрачной блузки, направив на меня свои дула.
— Привет, — говорит она по-английски. — Я Кэтрин Паркер, работаю переводчицей на английской базе в Лоде.
— Я плохо говорю по-английски, — сообщил я, мучительно напрягаясь и краснея.
— Оу! — Удивленно воскликнула она, переходя на иврит. — Но ты ж не еврей? У тебя совсем другой тип лица. Я столько уже здесь живу, что практически не ошибаюсь, когда сталкиваюсь с новыми людьми.
— Я русский, — мрачно сообщил я, пытаясь понять, что ей надо.
— Оу! — Еще радостнее воскликнула девушка, уже по-русски со слабым, но очень приятным акцентом, устремляя на меня восхищенный взгляд. — Это просто замечательно! У меня мать русская, из эмигрантов,
