мятежники в панике разбегались по всему полю, стремясь добраться до чернеющего леска. Забиться в кусты и спрятаться — других желаний у побежденных уже не имелось. Спасения не было. Беглецов настигали одного за другим и рубили. Слыша за спиной топот, люди выкладывали в беге все силы, метались из стороны в сторону, но драгуны настигали и никого не щадили.
Ахманов снес голову одному из беглецов, и тело еще успело сделать несколько шагов, прежде чем осознало, что оно уже умерло. Другой, поняв, что добежать до деревьев не успеет, остановился и встал лицом к настигающему Лесьеру. Взмах сабли — и труп, разрубленный от плеча к груди, заваливается вперед. Темиров проносится мимо, не оглядываясь на лежащее на земле тело.
Это уже была не битва, а бойня. Пока мятежники оборонялись совместно, у них был хоть минимальный шанс уцелеть. Поодиночке их просто истребляли, как крыс, соревнуясь между собой — у кого удар лучше и чище, кто может показать особое умение убивать. Нет ничего страшнее, чем торжествующая конница, истребляющая врага. Куда ни глянешь, все было завалено трупами и умирающими.
Драгуны спешивались, проверяли верных четвероногих друзей, разыскивая ранения. Осматривали и перевязывали друг друга. Азарт боя уже спал, теперь можно было заняться собой. Некоторые бродили по полю, собирая своих и добивая чужих раненых, заодно облегчая им карманы и разыскивая среди убитых что-нибудь ценное.
Запел горн, созывая эскадроны, и Лесьер направился к остальным.
— Молодец, — сказал Бибиков, обнаружив его. — Хорошо держался. Буду писать представление на награду. — Он посмотрел на поле и плюнул. — Чернов (это про второго командира эскадрона) погиб. Жаркое было дело. Я уж не думал, что эти скоты могут что-то, кроме убийства безоружных помещиков. Придется уничтожать под корень, чтобы и думать потом боялись голову поднять. Или так и будет повторяться бесконечно. Надо сообщить в полк, да и нам всем не помешает получить за труды ратные. Пожалуй, с тысячу в этом отряде наберется.
— Откуда? — спросил Ахманов. — Не больше пяти сотен.
— А тебе лично от меня будет на водку.
— Не меньше двух тысяч, — быстро сказал сержант. — Сам пересчитывал. Награда положена обязательно! Лучше две бутылки. Мы победили, во имя Аллаха, почти регулярную часть с пушками.
— Болтун, — усмехнулся Бибиков. — Все хорошо в меру. Твоя — сержантская. Проваливай! А ты, — обращаясь уже к Темирову, — делом займись. Проверь потери и сколько раненых. Лошадей, амуницию и оружие. Поиграли — и хватит. Пора вспомнить наставления устава и заняться чем положено… Я иду во второй эскадрон приводить их в чувство.
Деревня казалась вымершей. На улицах из убогих домов не было никого — даже дети не выбегали полюбоваться на входящий эскадрон. Церковь смотрела на площадь угрюмыми выбитыми витражами и закопченными стенами. Кто-то пытался поджечь, но до конца дела не довел. Кое-где остатки цветных стекол сохранились, но и там была тишина и отсутствие малейшего движения. Двери в дома были заперты, и даже окна закрыты. Не слышно ни лая собак, ни мычания и блеяния домашней скотины. Даже куры не попадались под копыта с заполошным кудахтаньем.
— В домах сидят и подглядывают, — сквозь зубы процедил Ахманов.
— Эскадрон, стой! — скомандовал впереди Бибиков, поравнявшись с церковью. — Сержанты, ко мне! Лесьер, ты тоже. Становимся на постой, — объяснил он, когда все собрались. — Завтра подойдут остальные эскадроны. Здесь будет наша полковая временная база. Будем очищать весь район. Так что проблемы мне не нужны. Внимательно все осмотреть в деревне. Внимательно, — подчеркнул интонацией. — Без причины, — он криво усмехнулся, — жителей не обижать. С причиной — ко мне. Самосуд в армии непозволителен, дисциплину никто пока не отменял. Надо будет — повесим, за мной не заржавеет, — добавил под одобрительное перешептывание, — но я здесь командир и наместник Пророка и сам решаю! Пишу готовить самим, из их рук, — он показал на дома, — ничего не брать. Были уже случаи. Травили таких идиотов. Поймаю пьяных — самолично прибью. Посты по обычному графику. Все. Вопросы?
— А как насчет фуража? — спросил один из сержантов.
— Обозы появятся еще не скоро, так что на войне, как на войне. Лишнего не брать, но себя обеспечить мы обязаны. Придется за их счет. Сытые кони нам важнее, чем довольные рожи этих…
— А я? — с недоумением спросил Темиров, когда они остались одни.
— А мы с тобой посидим спокойно на ступеньках и подождем, — сообщил командир, спешиваясь и доставая трубку. — В высоких правительственных сферах, — закурив, сказал Бибиков, — с давних пор считается, что на роту или эскадрон, это уж как желаешь, вполне достаточно двух офицеров, — пояснил он недоумевающему, к чему всем прекрасно известное сказано, Лесьеру, — командира и заместителя. Они обязаны давать указания, осуществлять контроль за личным составом и вдохновлять на подвиги. Мелкими хозяйственными делами занимаются сержанты. Они же отвечают за своих подчиненных перед нами. Сержанты при этом бывают двух видов. Выслужившиеся из солдат, доказав свою умелость и полезность, или младшие сыновья богатых помещиков. И те, и другие в принципе могут получить за заслуги офицерское звание. Это не так уж и просто, но возможно. Бывают случаи, — мечтательно поделился он, явно подумав о собственной карьере, — когда и в генералы выходили, как Абдуллаев. Почему так, знаешь?
— Только пройдя все ступени, можно хорошо знать армию изнутри, — бодро отрапортовал Лесьер.
— Эту глупость тебе говорили неоднократно. Научись сам думать, в жизни пригодится. — Капитан говорил без насмешки, серьезно. — У нас, на Руси, нет дворянства, как в Европе, каждый может сделать карьеру. Всякий, да не любой. У кого всегда лучшие стартовые условия в жизни? У людей родовитых, владеющих землей и мануфактурами. Их учат с детства разным премудростям, и образованнее, и… — Он подумал и решительно закончил: — Кругозор шире. Они не только свою деревню видели, но и, кроме как быкам хвосты крутить, с детства многое умеют. Городские в этом смысле всегда свободнее, чем деревенские, и больше знают. Тоже преимущество. Опять же — городские разные бывают.
— Я понимаю.
— Вот и хорошо, — с облегчением сказал Бибиков. — А теперь смотрим дальше. Закон у нас четко говорит о наследовании поместья только старшим сыном. За это он и платит своей кровью на войне. А куда девать остальных детей? Это ж признак статуса — большое количество жен. Только бедняки имеют одну, да и то не у каждого на калым хватает. У тебя, кстати, сколько?
— Одна, — пожав плечами, ответил Лесьер, — но это потому что я пока еще молод. Не слишком торопился — мне пока и так хорошо, но родители сказали «нет». Должен остаться наследник, если что случится. Давно с соседями сговорились. Я уезжал — она беременная была.
— А я вот холостой до сих пор. В армии на это слегка по-другому смотришь. На наше жалованье и одну с трудом прокормить можно, а на пенсию после отставки недолго и копыта откинуть. Разве что в генералы выйдешь — тогда да. Можно и посмотреть, у кого еще двух кос заплетенных нет.[29]
Опять же по статусу посмотрят. Впрочем, не столь важно. Я о чем говорил? Ага! Если каждый сын Темирова, — он усмехнулся, — Волкова, Шауляева, Киреева и Зельмана, а также еще десяти тысяч менее известных фамилий станет офицером, откуда государство столько денег возьмет на жалованье? Содержать большую постоянную армию ни одна страна не в состоянии. — Он смачно сплюнул и вновь затянулся табачным дымом. — А командовать они будут исключительно друг другом. Или жребий бросать, как прочие рекруты. Вот только слишком много отсеется, а они обязаны служить государству за землю, да и жить вторым-третьим сыновьям на что-то надо. Так что придумали такую интересную вещь. С одной стороны, действительно проверка на прочность и пригодность, есть из кого выбирать при потерях. С другой — такие идут добровольно, и в мирное время рекрутов от плуга требуется меньше. Заодно и, начиная с сержантской должности, а не офицерской, лучше про жизнь понимают. Нагрузка на деревню меньше, и недовольных тоже. Война — другое дело, куда денешься, но когда забирают в мирное время, и родственники прекрасно знают, что увидятся в самом лучшем случае через десять лет… — Он развел руками.
Это на Руси все знали. Не слишком радостно бывает во время наборов в армию. Бабы плачут, как по покойнику.
— А у вторых-третьих сыновей рода еще и мотивация высокая. Доказать всем — и выйти в помещики. Вот сейчас, как вырежем всех этих католиков, много земли свободной будет. Есть шанс оторвать и себе
