консервативный ПЕН-клуб и 'Грацское объединение авторов', к которому примкнула более радикально и критически настроенная молодежь (это разделение существует и поныне).
К концу XX столетия, когда прежние политические страсти либо улеглись, либо воспринимаются в иной системе координат, интерес к творчеству Александра Лернета-Холении у широкого читателя по-прежнему сохраняется (его книги, особенно исторические сочинения, пользуются устойчивым спросом, переведены на полтора десятка языков). Имя его в России мало кому до последнего времени было известно: в сборнике 'Австрийская новелла в XX веке' (1981) опубликована новелла 'Марези', в антологии австрийской поэзии 'Золотое сечение' (1988) — несколько коротких стихотворений. Любопытно, что и в Западной Европе Лернета-Холению историки литературы до последнего времени относили скорее к маргинальным явлениям, вернее, к тем авторам, которые при жизни были чрезвычайно широко популярны, а после смерти погрузились в забвение или стали достоянием так называемой 'тривиальной' литературы (к примеру, Эмиль Людвиг и Ганс-Христиан Эверс в Германии или Густав Майринк и Лео Перуц в Австрии). Ситуация в последние годы несколько изменилась. Профессиональные читатели вновь открывают для себя его книги, и не только в силу расширения границ так называемого 'литературного канона', в который активно входит 'массовая литература' и ее приемы. Обширное творчество Лернета-Холении, на наш взгляд, достойно внимания современного читателя по целому ряду причин. Его проза представляет крепкую, доставляющую 'удовольствие от текста' беллетристику. Она связана с кругом исторических тем и проблем, далеко не чуждых русскому опыту (романы 'Любины соболя', 1932; 'Красный сон', 1938), и насыщена мифологическим и историческим материалом, пробуждающим любопытство и не отпускающим до последней страницы. Сюжетность, живость, динамизм повествования — вот отличительные черты его прозы.
Важно и другое. Александр Лернет-Холения представляет в литературе ту линию, которая связана с 'поэтикой парафраза': из его текстов заведомо исключена ориентация на художественный эксперимент, на стремление к индивидуальному литературному стилю. Австрийский писатель ведет свое повествование, прибегая, с одной стороны, к очень узнаваемым и традиционным зачинам: некоего безличного повествователя случай сталкивает с героем, рассказывающим свою историю (один из вариантов повествовательного зачина — сцена судебного разбирательства, во время которого обвиняемый обнажает причины своего преступления — новелла 'Марези'). С другой стороны, Лернет-Холения нередко прибегает к известным в литературе сюжетным ситуациям, к 'сюжетной цитации'. Насыщены тексты и прямыми цитатами из его предшественников в литературе. Такого рода 'секундарная эстетика' приводила австрийского автора к разным художественным результатам: в книгах, написанных для заработка, для литературного рынка, 'поэтика парафраза' нещадно эксплуатировалась им с целью привлечения максимально широкого читателя, 'узнающего' тематические, характерологические и сюжетные маркеры, незамысловатые в своей вторичной сконструированности, и погружающегося в чисто беллетристическое повествование, в литературу развлечения. Но есть у Лернета-Холении и другие книги. 'Следует отличать то, за что ты готов нести ответственность, от того, за что ты получаешь деньги', — писал об этом сам автор. И в этих произведениях 'поэтика парафраза' оказывается чрезвычайно плодотворной, создает весьма существенный художественный эффект, порождает диалог разных культурных эпох, соединяя в себе
Новелла 'Барон Багге' (1936), наряду с романами 'Штандарт' (1934) и 'Марс в созвездии Козерога', — тот текст, за который Лернет — Холения был готов 'нести ответственность'.
Михаэль Гутенбруннер, австрийский лирик, издатель литературного журнала и давний друг Лернета, точно подмечает: 'Проза его в формальном отношении не отличается изощренностью. Он не искал 'нового стиля' и не осуществил смены стиля в литературе. Все его книги сделаны по одинаковому рецепту. При взгляде изнутри его произведения представляют собой фиксацию человеческой судьбы, отягощенной поисками смысла и представленной с разных точек зрения. Его уделом было рассмотрение себя как двусмысленного героя, историю которого он пытался изложить литературными средствами'. И в этом смысле новелла 'Барон Багге', с одной стороны, чрезвычайно литературна, с другой же, очень плотно связана с судьбой самого автора, с его жизнеощущением.
В новелле использован прием двойной рамки — рамки зачина (барон Багге рассказывает о своем прошлом) и рамки фантастического приключения (кавалерийский отряд оказывается на 'ничейном' пространстве между двумя мостами — мостом через речку Ондаву в Прикарпатье, на котором он почти в полном составе гибнет под шквальным огнем противника, и покрытым золотом мостом, уводящим всадников в мир иной). Вторая рамка новеллы имеет несколько литературных источников. Наиболее торная тропа реминисценций ведет нас в сновидческие пространства романтической литературы. Вслед за Эдгаром По Александр Лернет отправляет своего героя в 'мнимое небытие'. В новелле 'Колодец и маятник' По так характеризует таинственное пространство, которое пытается припомнить его герой: 'После обморока человек, возвращаясь к жизни, проходит две ступени: сначала возникает ощущение интеллектуального или духовного бытия, а потом — чувство жизни физической. И если бы, достигнув второй ступени, мы смогли воскресить в памяти впечатление первой, то весьма вероятно, что эти впечатления поведали бы нам о потусторонней бездне'. Барону Багге удается воскресить в памяти впечатление о нескольких секундах, проведенных им в обмороке-забытьи на мосту через Ондаву, и прожить в эти секунды протяженный и чрезвычайно насыщенный отрезок жизни, которая в реальности ему не была дана: встречу с возлюбленной в царстве мертвых, восторг любви и обладания, венчание и неизбежное расставание. Боль от утраты счастья, существовавшего только в 'мнимом небытии', герой пытается утишить, посетив могилу 'реальной' Шарлотты Сцент-Кирали. Лернет-Холения реализует в этом посещении и эпиграф к 'Беренике' Эдгара По ('Мне говорили собратья, что, если я навещу могилу подруги, горе мое исцелится'), и один из топосов романтической литературы, связанных с 'кладбищенской' тематикой (мотив мертвой невесты) и обильно представленной в 'Гимнах к ночи' Новалиса.
Почти прямым источником сюжетного цитирования для Лернета предстает знаменитый рассказ американского писателя Амброза Бирса (1842–1913) 'Случай на мосту через Совиный ручей' (1891): Пэйтон Факуэр, ждущий на железнодорожном мосту исполнения вынесенного ему приговора, 'понимает', что накинутая на его шею веревка оборвалась и что он летит вниз, в реку. История бегства героя, рассказанная с многочисленными и предельно достоверными подробностями, заканчивается его 'возвращением' домой, к жене, 'спокойной и красивой', резко и навсегда обрываемым 'яростным ударом': 'Пэйтон Факуэр был мертв, тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей'.
Темы и мотивы немецкого (Гофман) и американского (По) романтизма пришли в творческое сознание Лернета и напрямую, и в значительно опосредованном литературой рубежа веков виде. 'Страшные' истории, фантастически-необычные ситуации и оккультные темы в постнатуралистической немецкоязычной литературе 1900-х годов занимали существенное место (в австрийской литературе того времени особенно активно в сфере гротескно-фантастической была представлена так называемая 'пражская' школа: Густав Майринк, Пауль Леппин, Альфред Кубин). Обильное воздействие на 'сновидческую', приключенчески- фантастическую линию в творчестве Лернета-Холении оказал один из самых популярных авторов гротескной фантастики Лео Перуц. В его романе 'Прыжок в неизвестное' (1918) главный персонаж Станислав Демба в коротком промежутке между жизнью и смертью проживает своего рода одиссею, путешествие- приключение, разворачивающееся только в его сознании: спасаясь от ареста, он выбросился из окна в наручниках и разбился насмерть.
Вне всякого сомнения, тесную парафрастическую связь новелла 'Барон Багге' обнаруживает с 'Песнью о любви и смерти корнета Кристофа Рильке', произведением, вместившим в себя кавалерийскую романтическую экзотику, которой столь грубо и страшно противостояли новые способы ведения войны, знакомые Лернету-Холении не понаслышке. В пунктирном сюжете 'Песни' есть и линия встречи корнета с прекрасной возлюбленной, мотив мистически и, одновременно, чрезвычайно телесно переживаемого ночного приключения в замке.
Лернет-Холения отправляет своего героя на восток, в ту же историческую местность, в которой в XVII веке корнет Кристоф Рильке участвовал в битве с турками. Одновременно эта местность знакома Александру Лернету из личного опыта: в 1918 г., после ухода австро — венгерских войск с Украины, его кавалерийская часть вместе с другими вернулась на родину через Прикарпатье и Венгрию. Отсюда в новелле такое обилие точных топографических деталей, при этом описание перемещения летучего отряда, отправленного в разведку для обнаружения реального противника, по своему стилю почти ничем не отличается от рассказа о
