против чрезмерных претензий аристократии, добивавшейся слишком значительной роли в управлении.[255]
Цезарь, как видно, не слишком хорошо сознавал и положение самих друидов в их отношении к власти. В действительности, и в Галлии, и в Ирландии друиды всегда оставались безразличны к выполнению королевской роли, хотя и контролировали ее. Короля избирали из воинского сословия ему равные, его друзья или… враги, а друиды прежде всего заботились о том, чтобы этот выбор производился по правилам и был удачен. В «Болезни Кухулина» показано, как четыре крупные провинции Ирландии положили конец войне, избрав королем выходца из пятой провинции, Ульстера, против которой они объединялись в коалицию…
«В то время они собрались, чтобы выяснить, не смогут ли они найти человека, которого можно было бы назначить верховным королем. Поскольку им было неприятно то, что вершина господства и первенства в Ирландии, то есть, Тара, не подчинялась власти одного короля… Вот короли, которые присутствовали на этом совещании: Meдб и Айлиль, Курой и Тигернах Тетбаннах, сын Лухте и Финд, сын Росса. Они не спросили совета у короля уладов, поскольку заключили союз против Ульстера, но они устроили пир быка, чтобы знать, кому им следует отдать королевскую власть.
Пир быка происходил так: забивали белого быка; один человек должен был наесться его мяса и напиться мясного отвара и затем уснуть, а четверо друидов пели над ним слово истины; тот видел тогда во сне человека, которого надлежало возвести в короли, — видел его внешность, его характер, манеры и те дела, которыми он был занят. Когда человек пробудился от сна, то поведал королям о том, что видел молодого воина, благородного и сильного, с двумя красными перевязями, который сидел у ложа больного человека в Эмайн Махе (столице Ульстера)».[256]
Друиды не избирали короля непосредственно, но, с одной стороны, на них было возложено проведение религиозной церемонии, посредством которой осуществлялся выбор, с другой, — они влияли на этот выбор. Такая краткая формулировка, как представляется, верно и емко отражает их политическую роль в кельтских обществах ранней эпохи.
Глава III
РИТУАЛЬНЫЕ И МАГИЧЕСКИЕ ТЕХНИКИ ДРУИДОВ
Из высказанных нами ранее замечаний следует, что культ и магия в основе своей были делом друидов. Мы очень желали бы сделать подробное, объективное и систематическое описание обоего рода практик, хранителями которых они являлись. Но, к сожалению, мы никак не сумеем сделать этого непосредственно, поскольку кельтский мир по причинам, которые мы попытаемся обозначить позднее, не оставил по себе ничего, что было бы сопоставимо с индийскими «Брахманами» или хотя бы с «Фастами» Овидия. Однако, что касается нашей задачи, которая состоит в исследовании «типа» друида, такового, каким представляли его себе или желали представить кельты, — легендарные повествования отчасти способны заполнить для нас эту лакуну. Разумеется, многие действия, в частности, магические, которые приписываются друидам в этих легендах, не могли соответствовать действительности в узком смысле, но их преувеличение, несомненно, опиралось на реально происходившее. Итак, перейдем к обзору видов деятельности и умений Катбадов и Мог Руитхов.
I. «КРЕЩЕНИЕ» ДРУИДОВ И ЗАПРЕТЫ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ И ПРОРОЧЕСТВО
Друиды, ведавшие, как мы это видели, делами смерти, в равной степени вмешивались и в дела рождения и жизни. В Ирландии они «крестили» человека, выбирая ему имя в зависимости от какой-либо особенности или знаменательных обстоятельств. Именно так Кухулин, прежде называвшийся Сетанта,[257] получил свое имя от друида Катбада. Убив сторожевого пса (archu) кузнеца Куланна, он вынес сам себе столь справедливый приговор, что король Конхобар и его друид Катбад были восхищены им: «'Какое решение ты примешь по этому делу, малыш? — говорит Конхобар. — Если есть в Ирландии щенок той же породы, я буду растить его до тех пор, пока он не станет таким же мощным, как его отец. А до того времени я сам буду псом, охраняющим стада, имущество и земли Куланна'. — 'Ты принял хорошее решение, малыш', — отвечает Конхобар. — 'По правде сказать, — говорит Катбад, — лучшего решения мы бы и не нашли. Почему бы тебе не назваться Ку Хулином ('Псом Куланна')?'» 'Нет, — возражает мальчик, — я предпочитаю свое имя, — Сетанта, сын Суалтама'. — 'Не говори так, малыш, — отвечает Катбад, — ибо люди Ирландии и Шотландии, едва только услышат это имя, лишь о нем и будут говорить'. — 'Каким бы ни было мое имя, оно будет хорошо для меня', — соглашается тот. И с той поры за ним осталось это знаменитое имя — Кухулин, поскольку он убил пса кузнеца Куланна». [258]
«Наречение» имени королю Конхобару еще более интересно: «Так родился этот сын: в каждой руке у него было по червяку. Пошел он к реке Конхобар, и расступилась река перед ним. И тогда назвал его Конхобар по имени той реки. Конхобар, сын Фахтны. Взял его Катбад на руки, дал ему имя и предсказал ему будущее».[259]
Могло быть достаточно простого знака. Когда, в начале «Изгнания сыновей Уснеха», улады собрались на большой пир в доме Федлимида, обнаружилось, что жена этого последнего беременна. Друид Катбад прорицает, что ребенок будет девочкой необычайной красоты, со снежно-белой кожей, с белокурыми прядями, с чудесными голубыми глазами, с пурпурными румяными щечками, с безупречными зубами и с губами красными, как коралл. Но он добавляет, что улады станут сражаться меж собою за это сокровище!
«Положил Катбад ладонь на живот женщины и ощутил трепет под своей ладонью.
«Поистине, — сказал он, — это девочка. Дайруре — будет имя ее [имя девочки означает «трепетная»]. И много зла случится из-за нее'».[260]
Не зависели ли гейсы (geasa), или «запреты» (если принять этот довольно слабый перевод, поскольку речь очень часто шла о сложном комплексе запретов и обязательств), которые друиды накладывали и изменяли по своему усмотрению, в первую очередь от обстоятельств рождения или наречения имени? Это вполне можно предположить. Так, Кухулин всю свою жизнь соблюдает «табу» пса, и двумя: знаками, по которым он узнает, что близка его смерть, станут вкушение собачьего мяса[261] или убийство им выдры, «водяной собаки» (Doborchu).[262] Кормак, сын короля Конхобара, не должен слышать арфы Крайфтины, арфистки бога-друида Дагды, а также не толеет права ни охотиться via птиц, Маг Да Хео, ни путешествовать на повозке с ярмом из ясеня, ни переходить посуху Шаннон, ни, наконец, останавливаться на постоялом дворе Да Хока. И повествование о его смерти представляет собой не что иное, как рассказ о последовательных нарушениях этих гейсов.[263] Запреты, наложенные на короля Конайра, более строги и кажутся еще более странными в «Разрушении Дома да Дерга» перечисляются следующие запреты: возвращаясь к себе домой, он никогда не должен обращать правый бок своей повозки в сторону Тары, а левый — в сторону Бреги; он не может охотиться на зверей Керны; он не имеет права покидать пределы Тары каждую девятую ночь; также, он не должен проводить ночи в доме, где огонь после захода солнца светит наружу и виден снаружи; он не должен идти вслед за «тремя красными людьми», когда направляется в дом человека, «одетого в красное»; в его королевстве не должно совершиться никакой кражи; после захода солнца к нему не должны приходить с визитом в одиночку ни женщина, ни мужчина, и он не имеет права вмешиваться в ссору между двумя своими слугами.
