Машенькины вещи. Тут платье и обувочка, а вот гроб…
– Ольга, будь добра, покажи ассортимент.
И уведи их отсюда. Присутствие дестабилизирует. Особенно этой, молчащей. Она вдруг вздрогнула и, подавшись всем телом, зашипела:
– Убийцы! Негодяи!
– Леночка! – вторая неловко обняла подругу. – Леночка, да что ты такое говоришь!
– Сначала Машеньку убили, а теперь откупиться хотят! Это он! И она! Ведьма! Тварь!
Ольга выразительно пожала плечами и взглядом указала на шкаф, в котором хранилась аптечка. Адам покачал головой.
Ему было интересно.
– Маша, Машенька… говорила ей, что добра не будет… и эта еще заявилась, фифа разряженная. Мол, угомоните вашу девочку, она моему племяннику прохода не дает.
Очень интересно.
– И как угомонишь-то? Я так ей и сказала. А она в ответ: смотрите сами, хуже будет!
– Ой горе, горе! – завыла вторая женщина и, обняв Елену за плечи, подтолкнула к выходу. Ольга двинулась следом.
– Вы ей скажите! Скажите, что этим греха не искупишь! Господь, он все видит!
– Все видит, Леночка, все. И всех накажет.
Эта вторая, так и оставшаяся безымянной, врала. Или знала что-то, что могло пригодиться Дарье, и Адам решился. Дождавшись, когда остальные уйдут, он набрал номер:
– Да? – Дашкин голос был сонным. – Чего надо, придурок?
– Сапоги.
– Чего? – Дарья мигом проснулась. – Какие сапоги? Ты бредишь?
– От «Паоло Биондини». Тридцать девятый размер. Верх – черная кожа. Подкладка – натуральный мех. Каблук – металлическая шпилька. Цена – от семи тысяч рублей.
– Точно бредишь.
– Куплены недавно. Судя по внешнему виду – день или два.
– Кем? – наконец Дарья задала правильный вопрос.
– Близкая родственница Марии Капуценко. Или подруга матери, но тоже близкая.
– И что?
Почему с людьми так сложно? Адам ведь рассказал все, что следовало знать, но Дарья упорно отказывается понимать.
– Юбка и блузка на ней неидентифицируемы. Сумка – кожзам.
– А сапоги от этого… Паоло. Интересненько. То есть денег у нее нет.
– Не было, – поправил Адам. – Но предполагаю, что недавно она получила очень крупную сумму, если часть ее решила потратить на обувь.
– Сапоги, – в трубке что-то звякнуло и зашипело, а Дарья выругалась. – Может, мне приехать? Поговорить с тетенькой, пока она тут…
– Мать погибшей утверждает, что имела беседу с Алиной Красникиной, которая просила оказать влияние на дочь, чтобы последняя прекратила преследование племянника Красникиной.
– Под твою диктовку протоколы писать можно.
– В то же время кто-то выплачивает близкому семье человеку значительную сумму денег.
– А на выходе имеем труп! – с энтузиазмом подвела итог Дарья. – Я приеду.
– Я сомневаюсь, чтобы женщина предполагала смертельный исход. В противном случае она приобрела бы менее вызывающую модель. Металлический каблук весьма бросается в глаза. Если так, то в настоящий момент она должна испытывать страх и угрызения совести, а эмоциональная нестабильность…
– …лучший аргумент для немедленного разговора. Я вздрючу эту стерву, – пообещала Дарья и отключилась.
Адам же, убрав телефон в чехол, сделал заметку в памяти: попросить Ольгу заказать еды. Ночь предстояла долгая.
На свидание Анечка собиралась тщательно. Примерив с десяток нарядов, она остановилась на демократичных джинсиках от «Collins» и ярко-зеленом пуловере, поверх которого надела серый кардиган сетчатого плетения. Волосы завила, взбила и сбрызнула лаком. Губы подкрасила, глаза подвела и, задержавшись у зеркала, вздохнула: все-таки жаль этакую красоту на Кузьку изводить.
Последним штрихом стали духи. Тяжелые, слегка отталкивающие в первое мгновенье, во второе они совершенно завораживали чудесным ароматом.
Белое пальтишко, клетчатый шарф и легкое кепи.
Анечка готова.
Шофер довез ее до центра, высадив у памятника. Кузька уже ждал. В своей нелепой дутой куртке с разноцветными нашлепками он гляделся убого. И шапка эта, что сидит на голове мятым презервативом. И джинсы, уже начавшие оплывать на коленях пузырями. И цветы…
– Как мило, – выдохнула Анечка, касаясь губами щеки.
Мог бы и лучше выбриться. И купить нормальный букет, а не эти перемороженные розы в глянцевой фольге.
– Ты красавица, – выдохнул Кузька.
Еще бы. Конечно, Анечка – красавица. И умница. И точно знает, чего хочет от жизни. И непременно получит, потому что если не получит, то это будет в высшей степени несправедливо. Анечка решительно взяла кавалера под руку. Пацаны на соседней лавке, до того делавшие вид, будто заняты игрою в карты, засвистели.
– Не обращай внимания, – охрипшим вдруг голосом сказал Кузька. – Это так… знакомые… случайно встретил.
Так Анечка ему и поверила. Случайно. Привел, желая похвастать Анечкой. И от этого на сердце тепло. Даже запахи дешевенькой Кузькиной воды и псины не раздражают.
А дальше что? В кинотеатр тащиться и втыкать полтора часа на экран? Или в забегаловке какой-нибудь дешевой торчать, делая вид, что ей это безумно нравится?
– Давай просто погуляем, – предложила Анечка. – Посмотри какой день. Скоро морозы. Снег. Любишь снег?
– Не очень. Уши мерзнут.
Вот придурок, можно подумать, что больше ни у кого уши не мерзнут. Понимать же надо, где уши, а где романтика. Брели по улице. Под ногами хлюпала грязь, норовя пробраться под лаковую шкурку башмачков. Проезжающие машины поднимали фонтаны из мутных луж, скользкие листья ложились под ноги.
– Я тут с дядь Васей говорил, – нарушил молчание Кузька.
– И чего?
Анечка затаилась, изо всех сил делая вид, что на самом деле ей вот нисколечко не интересен ни дядя Вася, ни то, о чем он там с Кузькой говорил. Да и сам Кузька тоже не интересен. Впрочем, последнее было правдой.
– Ну… он сказал, что там мутно все, – Кузька перепрыгнул через разломанный бордюр, плюхнув на джинсики грязью. – И что от тебя мне подальше надо держаться.
– Это еще почему?!
– Ну… тут такое… – Кузька замялся, а после, решившись вдруг, выдохнул: – Это он сказал, а не я! Я так совсем не думаю, вот ни на столечко!
Интересненько выходит. Если не думает, то отчего оправдаться спешит? Анечка остановилась и вырвала руку.
– Рассказывай! – велела она.
– Ну… так он считает, что ты мне не подходишь.
Открыл Америку. Это и барану понятно. Только не Анечка не подходит Кузьке, а он не подходит Анечке. Нюансик, но существенный.
– …что ты себе на уме, и что если хочешь со мной сойтись, то только потому, что выгоды какой-то ждешь. Смешно. Какая тебе от меня выгода?
