И что теперь? Позвонить? Спросить, как Адам себя чувствует? Вернуться, забив на все и поговорить с Ольгой? Выяснить, что ей надо? Или успокоиться и поехать к Красникиной?
Адам прав в том, что в ближайшее время второго покушения не будет.
И Дашка набрала номер. Алина Красникина звонку не удивилась. И на встречу согласилась охотно. Даже шофера предложила прислать. И Дашка не стала отказываться.
Шофера звали Ильей, был он молод и весьма собой хорош. И знал об этом. Держался он хоть и вежливо, но слегка свысока, отнеся Дашку к категории не слишком привлекательных особ, ко всему безденежных, а потому совершенно неперспективных.
– Алина предупредила, что вы будете задавать вопросы. И что мне следует отвечать на них честно, ничего не скрывая, – Илья заговорил первым и глянул на Дашку искоса, словно посмеиваясь: дескать, как тебя поймали.
– Давно на нее работаешь?
– Четыре года.
– И как тебе работа?
– Хорошая, – он отвернулся, делая вид, что всецело увлечен дорогой. – Обязанностей мало, денег много. В наше время такую непросто найти. И учиться Алина помогает. И когда диплом получу, пообещала устроить на фирму. А слово она свое держит. Хорошая баба.
– А кто плохой? – Дашка достала из сумочки пакетик с карамельками, и нарочито громко зашелестела бумажками.
– Никто.
– Тебе же сказали – не врать. Сейчас ты врешь.
– Вру, – отпираться он не собирался. – А ты любопытная.
– Профессия такая. Ты рассказывай, рассказывай… к примеру, о домашних. Знаешь ведь?
– Знаю, – косая ухмылка и нахальный взгляд. – Только лучше бы не знал. Уроды.
– Кто?
– Да все! Что, думаешь, раз дамочка богатенькая, то в раю обитает? И вокруг одни ангелочки с арфами? Черта с два!
Ух ты, как разгорячился. Шея покраснела, и на висках пот блестит. Нервничает, друг Илья, сердится непритворно. Только с чего такая ярость праведная? Из преданности? Или за преданностью Красникиной другое чувство стоит?
А что, Алина, пусть и не так молода, но хороша, безусловно. Манеры опять же. Поведение. Вежливость, которую он принимает за хорошее отношение. Участие в судьбе и обещание помочь. Что еще надо?
– Сестрица ее ненавистью аж захлебывается, спит и видит, как бы ударить побольнее. С самого начала копать стала. А теперь и вовсе в раж вошла. Муженек ее – слизняк. Детки – сволочи. Младшенькая – истеричка, старшенький – притворщик. Чего тебе еще? Подробностей?
– Ага, – согласилась Дашка, запихивая карамельку в рот. Вторую протянула Илье. – Конфетку хочешь? Сладкое успокаивает. А ты не помнишь, Красникина не встречалась случайно с девочкой одной? Маша ее звали. Капуценко.
– А… Джульетта. Ну в доме ее так называли. За влюбленность. Нормальная деваха, только на хлыще этом, Алинином племянничке, головой подвинулась. Ну так в ее возрасте случается. Я вон тоже когда-то влюбленный был. Ночи напролет под окнами торчал. Прошло. И у нее пройдет.
– Ее убили.
Илья выругался и нажал на тормоз. Дашку кинуло вперед, и только ремень безопасности удержал ее от того, чтобы не впечататься в стекло.
– Убили, значит? – глухо проговорил Илья. И с силой хлопнул по рулевому колесу, добавив пару слов покрепче. – Убили… он, гаденыш. Он из дому выходил. Я видел, что выходил… Если что, то обращайтесь, засвидетельствую, как есть. А ведь девчонка-то нормальная. Я ее подвозил пару раз, ну просто так… и Алина присмотреть просила.
Значит, хорошая. И при всей хорошести украла гребень. Или не крала?
– А сама Алина с Машей не встречалась?
– Ну было раз, – признался Илья. – Разговаривали. Алина убеждала девушку оставить Сергея, говорила, будто он Машу не любит и скоро вообще уедет. А та плакала. И кричала, что ее любовь рушат, хотя никто там ничего не рушил.
– Илья, может, мой вопрос покажется немного странным, но… Маша ничего не крала?
– Это вам кто сказал? Серега? Или Галочка? Или Анька? Ну давайте, говорите! – Водитель ухватил Дашку за отворот пальто, и она шлепнула по пальцам:
– Руки убери.
Убрал. Набычился и засопел, разве что клубы пара не шли.
– Не крала она ничего. Машка не из таких. Пусть и бедная, но не из таких…
С каждым разом жить становилось все интересней.
Сегодня на Дарье Федоровне было ярко-желтое платье с высоким воротником и крупными, в два ряда пуговицами. Платье топорщилось на животе и прилипало к бедрам, подчеркивая неаппетитную их угловатость. Ноги в лиловых колготках были непомерно длинны, а шея, наоборот, коротка.
– Вам не нравится моя манера одеваться? – поинтересовалась Дарья, ерзая в кресле. Алина против ожидания – она давно разучилась осуждать чьи-либо манеры – кивнула.
– Мир серый. Скучный. Куда ни глянь, одно и то же. А так хоть какие-то краски.
Что ж, в этом был смысл. Алина обвела взглядом комнату, удивляясь, что раньше не видела, до чего та скудна на цвета. Сдержанность, элегантность, серость.
И Алина сама в сером, с жемчужным отливом, но все же сером.
– Зачем вы наврали, будто Маша Капуценко украла у вас гребень? – вопрос Дарьи заставил очнуться.
– Она вам пожаловалась? Та женщина? Поверьте, я просто хотела вернуть вещь. Гребень принадлежит мне и…
– Девочку убили.
Алина задохнулась, чувствуя, как холодеют руки. Этого не могло произойти! Не так скоро. Не так… она же забрала гребень! Она успела!
– Расскажете?
Расскажет. Теперь она не имеет сил молчать.
Алина всегда знала, что она особенная, и не потому, что красавица, а потому, что внутри ее горит огонек. Этот огонек никому не виден, и скажи о нем – поднимут на смех. Но Алина чувствовала тепло. Порой оно разгоралось, требуя сделать что-то, и Алина делала, не способная противиться.
– Я ведь действительно не понимала, что делаю. А если и понимала, то какая разница? Сначала мелочи. Платья там. Игрушки чужие. Ложь для интересу. Глупости, конечно, но каждая из них – особая. Потом был Витольд…
…Витольд Алине сразу не понравился, уж больно гадостный у него взгляд, особенно, когда Галина не видит. Вперится глазенками в спину и мусолит, мусолит. Рот еще раззявит, точно жаба, муху ожидающая.
Алина попыталась рассказать, но то ли слов правильных не нашла, то ли Галя уже успела влюбиться: но слушать не стала. Высмеяла зло и велела держаться от Витольда подальше.
