завлечь в пустующие пыльные комнаты.
Они проверяли его. Всякий раз иначе, и пока ему удавалось держаться.
– И если я о чем-то попрошу, ты сделаешь это для меня? – поинтересовалась бездна, отлипая от него.
– Что?
– Пообещай. Или твоя любовь заканчивается на твоих же словах?
Он дал слово, а выслушав просьбу Эржбеты, пожалел о том дне, когда увидел замок Чейте.
– Он слаб, госпожа, – сказала Йо Илона, подавая черные свечи. Эржбета расставляла их на вершинах фигуры, вычерченной на полу. Сложная, та начиналась у порога комнаты, разворачиваясь во все пространство причудливым цветком. Железом были лепестки его, сходящиеся к стальной деве в центре. Глиняная маска, вылепленная со всем тщанием и расписанная красками, прикрывала лицо страшного сооружения.
– Он сделает то, что нужно.
– Нужно ли? – Йо Илона, подняв юбки, переступила через канавку в полу. – Чем плох старый способ?
Ничем. Только помогать перестал. Не чувствует Эржбета жизни. Пьет, пьет, да не напьется никак. И только стоит поглядеть на них, таких молоденьких, таких живых, как внутренняя жажда вспыхивает с новой силой.
Зеркало говорит о красоте.
Душа твердит о гнили.
В чем правда?
В пути, который был вычерчен при рождении Эржбеты. Его проложили звезды по небосводу, прочно вплетая встречи и людей в нить предназначенья. И чем больше о том думалось, тем больше виделось правды. Не будь тетки или Иштвана, не случись появиться Ноаму и смуглому цыгану, подарившему Дорту, не появись Орошля и откажись Ференц от юной невесты, не появилась бы в замке Чейте кровавая графиня.
Так ее называют, шепотом, робко, но голос тот смелеет день ото дня. Скоро, скоро он дойдет до нужных ушей… и каждому воздастся по заслугам.
По предначертанному.
Йо Илона закончила рисунок на полу и теперь ждала новых указаний. Ее готовность служить и послушание порой пугали Эржбету. Но сейчас оно кстати.
– Принеси ее, – сказала Эржбета, скидывая плащ. Сама же склонилась над каменным постаментом, на котором возлежало творение Ноама.
Открыта была Черная книга, и помутневшее, несмотря на усилия Дорты, зеркало ловило знаки, перерисовывая их самым причудливым образом.
А Эржбета уже повторяла, глядя в зеркало. Ее перо было неутомимо, ибо именно в работе Эржбета вновь чувствовала себя если не живой, то уж, во всяком случае, не мертвой. И книга ненадолго заслоняла собственный белоснежный лик.
Но сегодня – удачное время.
Марс и Меркурий уняли извечное свое соперничество, выпустив прекрасноликую Венеру. И Стрелец опустил лук, не смея ранить Божественную. Лишь Темная Луна накинула вуаль на обнаженные плечи. И упрямый Сатурн заткнул пасть Льву.
Гороскопы Эржбета рисовала лично. И сверяла не один день.
Она же и выбрала девушку.
Йо Илона внесла ее на руках, словно младенца. Завернутая в плащ девица Харци спала. И лик ее спокойный был некрасив. Кругло лицо, щеки – подушками, нос массивен и изуродован веснушками, а над губой и вовсе зрела черная родинка.
Служанка положила спящую в колыбель Железной девы. Голыми ладонями она убрала шипы, а краем плаща вытерла бурое пятно у ног жертвы. Эржбета ждала. Она никогда не будила их, щадя минуты ласкового сна. Она просто находилась рядом, разглядывала, ловила чужую красоту, дышала чужой жизнью. Иногда прикасалась. Как сейчас.
Графиня положила руку на мягкий живот девушки. Подняла выше, прикрыв тяжелую грудь со сморщенным соском. Там, под грудью, гулко ухало сердце. И где-то рядом с ним обитало чудо голоса Илоны Харци. Это чудо лилось в церкви, заполняя нефы, расправляясь под сводам крыльями звука, пронизывая тело и заставляя пустоту, что давно была в душе, трепетать.
Впервые Эржбета услышала голос этот на похоронах старого Андроша Бертони. И глядя в лицо нового священника, такого молодого, такого вдохновенного, подумала: вот тот, кто должен покориться воле Надашди.
И в миг этот чудесным соловьем запела Илона.
Ресницы спящей дрогнули, и веки поднялись, открывая темно-серые блеклые глаза.
– Не бойся, – сказала Эржбета.
Илона затряслась. Слышала? В округе давно гуляют слухи. Их приносит ветер, пускай Эржбета не приносит ветру ничего взамен. Их прикатывает река, выбрасывая с пеной и злым ропотом, выпрашивая подачку. Их хранит земля, выпуская по весне синими первоцветами.
– Не бойся. Спой мне.
– Слышишь? – Йо Илона показала плеть из сыромятной кожи. – Госпожа петь велела.
Илона Харци попыталась подняться, но ремни держали крепко, и колыбель железной девы не собиралась отпускать дитя.
– Спой, – повторила просьбу Эржбета.
Илона запела. Голос ее, поначалу робкий, набирал силу, растекался пламенем. И зажженные свечи трепетали в восторге. Он же переполнял и Эржбету. Закрыв глаза, она слушала, впитывая каждый звук, а когда песня оборвалась, подала знак. Сомкнулась железная дева, выпустила стальные зубы. И потекла по камню кровь, наполнила рисунок.
Эржбета, вернувшаяся к книге, начала читать заклятье. Тяжелая латынь ложилась поверх песни подобно могильному камню, раздавившему землю. Илона кричала, но как-то далеко.
А по словам из книги перед Эржбетой разворачивались удивительные картины.
Вот родился белый единорог, чьи глаза сияли во тьме. Вот из чрева единорога, вспоров его когтями, выполз черный дракон, а из него – дракон алый. Он изрыгнул льва, а тот – птицу-феникс. Вспыхнула она пламенем, сгорела дотла, а из пепла ее возник белый камень.
Но стоило Эржбете протянуть руку к камню, как он исчез.
Завизжав от ярости, графиня Надашди упала на землю и принялась кататься, измазываясь в крови и свечном воске. Попадали свечи, прижалась к стене Йо Илона, с ужасом глядя на хозяйку: вновь не вышло.
Соврал карлик?
Или ошибся?
Или же права была тетка: нельзя переменить судьбу! Но Эржбета не хотела умирать в камне!
Утром Эржбета по привычке вычесала волосы и, бросив взгляд на отражение свое, сказала Дорте:
– Она не была невинной.
Служанка, обрадовавшись, что госпожа снова способна говорить, поспешила согласиться:
– Не была! Конечно не была! Распутная девка!
– И не была красивой.
– Вы красивей всех.
