Здесь Дашка всецело согласилась с Алексеем. Ольга ей не нравилась. Очень не нравилась, как и сама ситуация.
– Я… я думал, вы в курсах. Ну слышал, что без вас оно никак и вообще…
– Так, – Дашка, выпустив провод, взялась за отворот куртки и подтянула жертву ближе. Заглянула в глаза и очень мягко попросила: – Рассказывай. И не надо заикаться. Я тебя не съем.
Алексей сглотнул, наверное, не поверил.
– Ну они поехали. Взяли и поехали.
– Куда?
– Ну в ЗАГС, наверное, я почем знаю? Она со мной не говорила! Она по телефону говорила, а я рядышком стоял. И потом еще так Тынина под ручку взяла и добавила, что ей как невесте можно.
Невеста, значит? Надо было ей патлы повыдергивать, рожу расцарапать! Надо. И сейчас повыдергивается-порасцарапается. Адам… ну телок! Не заикнулся даже! Штирлиц хренов.
Дашка злилась, а когда она злилась, то думала очень быстро.
– Идем, – она потянула Алексея к такси. – В какой ЗАГС знаешь?
– Н-нет.
– А позвонить ей можешь? По срочному делу?
– По какому?
– Да по любому! Сам придумай! И умоляю, не тормози. Это я не вам. А ты садись. Садись, сказала!
Письмо Дашка сунула в сумку и, поставив ее на колени, отобрала у Алексея трубку. Господи, ну почему когда она спешит, все вокруг вдруг становятся такими медленными?
– Да? – от этого томного женского голоса у Дашки волосы на затылке поднялись. – Алеша, ты чего хотел?
– Ольга… – Алеша принял трубку дрожащей рукой. – Тут вам передать просили. Срочно. Деньги за… ага, я понял. Да, скоро буду. Спасибо.
К счастью, чертов ЗАГС находился недалеко. И Дашка, сделав ну очень глубокий вдох, заставила себя успокоиться. У ЗАГСа стояли машина «Скорой помощи» и бурый милицейский «уазик», и пойманное было равновесие разлетелось вдребезги. Дашка выскочила из машины, кинув Алексею кошелек.
– Девушка, вы куда, туда нельзя…
Дашка плечом отпихнула хилого паренька в форме и ворвалась в фойе. В нос ударила вонь лилий и крови, совсем как в морге.
Совсем как тогда.
Перед глазами завертелись, заскакали красно-белые пятна, помноженные на отражение в зеркале.
Там Дашка, растерянная и беспомощная.
– Девушка, вам сюда нельзя! – чертов мент вцепился в рукав и, упираясь ногами в пол, пытается сдвинуть Дашку.
– Что здесь произошло? – спросила она севшим голосом.
Кровью пахнет.
– Девушка! – почти застонал мент.
– Что здесь произошло?
Каталка выехала из боковой двери, и к кровяному смраду добавился острый запах больницы. От сердца отлегло. Если больница, то…
– Тынин? Адам Тынин? Он пострадал? – Дашка повернулась к менту и приказала: – Говорите. Я имею право знать. Я… я его опекун.
Дрянной опекун, который изо всех сил старался держаться подальше от опекаемого. И вот что получилось.
– Ну… – мент смешался и представился: – Олег Валерьянович. В смысла, я Олег Валерьянович. А произошло происшествие.
И случился случай. Бывает.
Каталка, дребезжа колесиками, проехала мимо закостеневшей Дашки.
– Ножом его ударили. Вот. Серьезно.
– Понятно, – Дашка стряхнула цепкие пальцы с рукава и опрометью бросилась за врачами. Убить Ольгу она еще успеет, но сейчас нужно выяснить, что с Тыниным.
В машину пустили и ее, и Алексея, который сунулся только бумажник вернуть, но остался и сидел, забившись в угол, глядел круглыми удивленными глазами.
– Жить будет, – пообещал врач, похожий на усталого мопса. – Крови только потерял.
Он смерил Дашку любопытствующим взглядом и, почесав лысину, выдал:
– Я, конечно, всякого повидал, но чтоб таким способом от свадьбы косить… силен, товарищ.
Дашка всхлипнула и с благодарностью приняла две желтые таблетки валерьянки.
Все будет хорошо. А Ольга… с Ольгой Дашка разберется.
Уже при выгрузке Адам очнулся, повернул голову – взгляд его был предельно ясным – и увидев Дашку, сказал:
– Письмо. Важно.
Анечке было жарко. В животе ее развели костер, на котором грели кровь, словно воду в трубах отопления. А она раскаляла тело, выплавляя крупный пот. Пот катился по подушке и пропитывал простыню, отчего лежать становилось ну совсем неудобно. И Анечка ерзала по кровати, сбивая одеяло. Серега поправлял. Потом Серега исчез, сменившись озабоченным врачом, а врач – тетенькой. И горничной, которая по ложечке вливала в Анечку лекарства.
Мерзость какая! Отмахнуться от мерзости не хватало сил. И поэтому Анечка заснула.
Сон был горячим, как сама Анечка. Правда, теперь огонь жил снаружи, обосновавшись в огромном камине, забравшись на смолистые ветки факелов и восковые пальцы-свечи, которые торчали из тяжелых канделябров.
Огонь отражался в глазах женщины, которая сидела напротив Анечки.
Красивая.
Кожа белая-белая. Лицо круглое, а шея длинная, и воротник платья лишь подчеркивает ее красоту.
– Здравствуй, – сказала женщина, убирая руки со стола.
– Здравствуй, – ответила Анечка. – Ты кто? Тебя не существует. Я знаю, что это сон.
– Конечно.
– Поэтому я тебя не боюсь.
– А почему ты должна меня бояться? – женщина улыбнулась. – Разве я сделала тебе что-то плохое?
Анечка не знала. Но ведь во сне не обязательно что-то объяснять. Сны существуют сами по себе, и это замечательно.
– Давай лучше познакомимся. Меня зовут Анечка.
– Давай, – согласилась женщина. – Я Эржбета Батори, графиня Надашди.
– Настоящая?
Анечке не приходилось разговаривать с графинями, пусть даже и во сне. Вообще, она редко сны видела, да и те были неинтересными и норовили сбежать из памяти, стоило открыть глаза.
– Хочешь, я покажу тебе мой замок?
Эржбета поднялась. Платье на ней суперское. Из тяжелой бархатной ткани с золотой вышивкой. Рукава перетянуты браслетами, на пальцах сияют перстни, а шею прикрывает темная полоска ткани с драгоценными камнями.
– Это фероньерка, – подсказала Батори, протягивая руку. – Пойдем.
Пальцы у нее ледяные, но это даже хорошо, потому как Анечке очень, ну просто невыносимо жарко. Зал же бесконечен и сменяется другим, таким же. Только здесь нет огня, зато на стенах висят звериные морды, скалятся.
– Это охотничьи трофеи моего мужа, – говорит Батори. – Смотри внимательно.
Анечка смотрит, хотя ей скучно. Что она, зверья не видела, что ли? А веприк прикольный. И медведь. Здоровущий – аж жуть. Волки стаей. Лось. Бык какой-то лохматый с каменными глазами, на которых красной краской намалеваны зрачки. Рога быка выкрашены в алый.
