нужно.
Изредка вдоль дороги возникали пустые деревеньки. Хорошо, если где курилась одна труба, но чаще они были безжизненны. На изрешеченных дробью охотников дорожных указателях с названиями деревень иногда встречалась аккуратная табличка «For sale».
И вот наконец на дороге встретился человек, который отчаянно махал руками, пытаясь нас остановить. Мы, конечно, остановились, предвкушая благое дело на свою задницу.
Мужик был в ватнике, валенках и ушанке. Естественно, он был пьян. Мы бы удивились, если бы в этом месте встретили трезвого человека. Вокруг были поля, покрытые снегом.
– Мастер, помоги! – тяжело дыша, обратился мужик к Кириллу, шестым чувством почуяв в нем руководителя экспедиции. – Катька рожает, нужно в больницу свезти.
– Садись, показывай! – без раздумий приказал Кирилл.
И мы поехали по дороге, которая вывела нас через пару километров к огромной свалке, простиравшейся вдаль, как казалось, до горизонта. Над ней кружились птицы, в разных местах поднимались к небу дымы, по свалке тут и там бродили какие-то люди с видом грибников. В руках у них были палки с крючками.
Кроме профессиональных бомжей, на поле было полно молоденьких солдат в шинелях и шапках, которые прочесывали свалку, уткнув носы в землю, будто что-то искали.
Где-то вдали, урча, опрокидывали свои кузова с мусором самосвалы.
– Чего они ищут? – спросил Кирилл.
– Да выбросили какую-то секретную папку в ракетной части. Предполагают, что свезли сюда, – охотно пояснил Николай (по дороге он успел нам представиться и рассказать о Катьке, которая была его сожительницей). – Всё! Дальше не проедешь, идти надо, – сказал он.
– Пойдём, – спокойно сказал Кирилл и вышел из машины.
– Эй-эй! – крикнула Лиза. – Высочество, немедленно переодень обувь. Я напрасно резиновые сапоги покупала? Ты там в своих ботинках утонешь.
Она была права. Мы облачились в резиновые сапоги и последовали по этому мягкому мусорному полю, по остаткам бумаг, пластиковых бутылок, каких-то досок, поролоновых кусков, тряпок, фотографий – по чудовищным останкам людского быта.
Я поймал себя на мысли, что смотрю под ноги с целью найти секретную папку, хотя на фиг она мне сдалась? Но общий перфоманс – штука заразная.
В руках у Лизы был чемоданчик, на котором стоял красный крест. И чемоданчик пригодился. Когда мы подошли к тому, что называлось жилищем Катьки, она уже рожала.
Это был домик, сооруженный из чего попало – из картонных ящиков от холодильников, досок, фанерных листов, железных уголков, оранжерейной пленки. У занавешенного проёма двери толпилось несколько бомжей. Из домика раздавались стоны.
– Та-ак! – сказала Лиза. – А ну всем отойти!
Бомжи стояли, как вкопанные.
– Ну! Отошли нахуй!! – заорала Лиза.
Они поняли, отодвинулись.
Лиза юркнула под тряпичный полог, прикрывавший вход в жилище, и через мгновение вынырнула обратно.
– Васюта, быстро тащи наших две канистры с питьевой водой. Подогрей на горелке литра два. В чайнике. Полотенец, простыню. Кирилл, узнайте с Доном, где ближайший роддом, повезём туда.
И она снова юркнула под полог. Стоны и крики роженицы усилились.
– Держись, милая! Сейчас родишь, не боись! – донёсся Лизин голос.
Началась суета, Васюта убежал, потом прибежал с водой и полотенцами, потом снова убежал за спиртом – протереть свой армейский нож, чтобы перерезать пуповину. Он тоже скрылся за пологом.
Наконец стоны и крики роженицы смолкли, наступила минута тишины, и из-под полога раздалось жалобное мяуканье, которое тут же превратилось в первый крик младенца.
Возникла пауза, потом мы услышали возглас Лизы:
– Ой, блин! Ещё один лезет!
Снова стоны роженицы и вскоре второй голос младенца присоединился к первому.
– Двойня… – понятливо закивали бомжи.
– Да что ж это за ё-мое!! – закричала внутри домика Лиза. – Когда они кончатся?!
Бомжи насторожились И когда к двум пищавшим голосам присоединился третий, зародилась догадка:
– Неужто тройня?
Васюта показался на пороге с разложенными по обе руки двумя младенцами, завернутыми в разорванные простыни и махровые полотенца. Он улыбался с видом человека, хорошо выполнившего работу.
Следом появилась Лиза с третьим.
– Порядок, – сказала она. – Все мальчики… Принимай первенцев, Высочество. Твои подданные, тут уж не отвертеться!
Васюта передал одного младенца Кириллу, другого мне, а сам вынес из лачуги роженицу Катьку, оказавшуюся щуплой женщиной без определенного возраста.
И мы прошествовали мимо бормочущих благодарности и молитвы бомжей по мусорным, запорошённым снежком барханам в нашу «Газель».
– Бог троицу любит… – доносилось нам вслед.
«Ни фига себе! – подумал я. – Бог перфомансы любит, а что предстоит этой троице в жизни – об этом лучше не думать!»
Первый и последний раз мне приходилось нести новорожденного тридцать с лишним лет назад, и это был мой сын Егор. Тогда меня поразила лёгкость этой ноши, родившийся человек был почти невесом, бесплотен, как ангел. Он спал и видел сны о будущем, а я растерянно и бережно нёс его в это будущее.
Это было незабываемое впечатление, и вот оно повторилось.
Последние годы иногда приходилось носить умерших на похоронах. Гробы были тяжелы. Человек, накопивший груз жизни, – это непростая ноша. А с новорождённым идти легко.
На Кирилла стоило посмотреть, как он нёс этот розово-синеватый комочек нового гражданина России, будущего своего подданного. Будто боялся расплескать его первый сон.
Сзади ковылял бомж Николай, успевший уже принять на грудь стакан портвейна по случаю рождения потомства.
– Кровиночки мои… – бормотал он, спотыкаясь.
Сегодня Господь был особенно щедр. Лиза наткнулась на секретную папку, и мы подарили её молоденькому новобранцу, чтобы ему дали за это какой-нибудь орден. Если не орден, так хоть двойную порцию ужина.
Мы поехали искать роддом.
Он оказался в двадцати пяти километрах, в районном центре Бурьяновск.
Перепалка в приёмном покое роддома была чудовищной.
– Почему мы должны их принимать?! – кричала девица в регистратуре. – Где документы? Кто она такая? Где регистрация?
– Вот, вот почему, – Кирилл старался быть спокойным, протягивая девице своего младенца.
– Что вы его мне тычете? Куда мы их денем? У нас почитай полгода никто не рожал, – ни кухни, ни пелёнок… Сейчас вызову главврача.
Через десять минут появилась женщина в резиновых сапогах, толстых стеганых брюках и брезентовой куртке. Как позже выяснилось, мы оторвали ее от чистки личного коровника.
– А чего вы удивляетесь? На зарплату не проживёшь, – сказала она.
Снова начались разговоры о документах. Роженица сидела на лавке с отрешённым лицом. Младенцы мирно спали, положенные рядком на лавку. Полемику вели Лиза и я. Васюта смотрел молча, потом вдруг подошёл ко мне и сказал на ухо:
– Алексей Данилыч, уведите всех наших. Я всё сделаю.
Я уговорил Кирилла и Лизу выйти наружу из приемного покоя. Катька сидела все так же, покорно и тупо
