Кольцо князя-оборотня

так думал, ты ведь ничего не понял, она пришла, а ты, ты мог по-другому… Она – ребенок, который не ведает, что творит. И я не ведаю, что творю…

– Успокойся. – Совет прозвучал на редкость фальшиво.

Князь встрепенулся:

– Успокоиться? Да, ты думаешь, что мне нужно успокоиться! А я скажу – мне нужно было стать таким, как ты! Нужно было сразу. Взять, что причитается, не заботясь ни о приличиях, ни о чести. Но я, глупец, трясся над нею, молился, словно на Богородицу, по закону хотел… Тебе же плевать на закон! Ты привык получать, что захочешь, по первому требованию, по первому слову. Думаешь, она любит тебя? Нет, не любит. Элге никого не любит. Ты ей любопытен. Забавная зверушка, при-ехавшая откуда-то из-за болот, из чудесного мира, в котором ей не приходилось бывать. Не ты ее очаровал – твои рассказы, истории о столице. Пусть провалилась бы она вместе с тобою.

– Ненавидишь?

– Ненавижу. – Алексей попытался подняться. – Зачем она рассказала? Не знаешь? И я не знаю. Пусть бы смолчала, пусть бы придумала, но она…

– Что она сказала? – Федор протянул князю руку, но тот оттолкнул ее. Князь не желал принимать помощь от врага.

– Что любит тебя и только тебя, а я – противен. Но она все равно моя, слышишь?

– Слышу.

– Моя! Только моя! Не отдам ни тебе, ни Богу, ни черту! 

Алексею все-таки удалось подняться. Опираясь руками на стену, он возвышался над Федором, подобно ожившему призраку прошлого. На Луковского пахнуло перегаром.

– Моя, моя… Не отдам… Я бы убил тебя… Убью, но позже… Элге сказала, что, если я тебя трону, она умрет. Я люблю ее, понимаешь? – Казалось, Алексей вот-вот заплачет. – Ты никого никогда не любил, ты не знаешь, каково это… Ядвига. Это из-за нее? Ты все-таки решил отомстить. Скажи, что это была только месть, пообещай, что оставишь нас… Ее… Оставишь ее в покое. Мы квиты, ты сполна рассчитался за обман. Я тебя ненавижу! Расскажи сестре, ей понравится. Она будет смеяться, хохотать надо мной. Но я не позволю… Слышишь, я не позволю вам забрать мою душу! Элге удержит. Элге пощадит. Она полюбит, хотя бы из жалости полюбит. Она добрая…

Федор зажмурился, перед глазами стояла она, светлая и темная одновременно, дикая женщина-птица…

– Я пришел сказать… Сказать, чтобы ты… Не смей приближаться к ней. И смотреть тоже. Иначе… Она должна любить меня! Должна! А ты, ты мешаешь… Уезжай, уходи… Вместе с Ядвигой. С матушкой. Уезжайте хотя бы до весны, весной мы уедем…

– Куда?

– Неважно. Далеко. Ты не найдешь. Не помешаешь ей меня полюбить. Почему все так получилось?

– Не знаю… – честно ответил Федор.

Ночь выдалась слишком холодной и слишком долгой даже для зимы, после ухода Алексея Федор лежал с открытыми глазами и ждал рассвета. Но солнца все не было и не было, а темнота убаюкивала тысячей голосов, и утомленная душа засыпала под эту удивительную колыбельную.

Ведьма

С визита мента минуло три дня, все-таки я здорово перепугалась, когда он пришел, решила – по мою душу. А оказалось, зря дрожала, милиционер приходил вовсе не ко мне, а к Егору. Про пистолет спрашивал, про жену, про дочку, про нападение какое-то. Выходит, с Альдовым поступили еще хуже, чем со мной, я-то сама в то дерьмо влезла, по собственной воле, а у него выбора не оказалось.

После ухода мента Егор окончательно распрощался с остатками здравого смысла. Бродит из комнаты в комнату, бормочет что-то себе под нос да на меня поглядывает. Ох, чую, пришла пора убираться отсюда. С другой стороны, как и куда, от Альдова не сбежишь, и пытаться нечего, да и желания нету, здесь хотя бы тепло и кормят регулярно, а что он со мной третьи сутки не разговаривает, так это даже лучше. Я в собеседниках не нуждаюсь.

Буду пока наблюдать, думать и делать выводы. Так, например, если у Егора и есть проблемы, то живут они в телефонной трубке. Эти звонки начались давно, я не слышала разговоров – Альдов предусмотрительно уходил в другую комнату и закрывал за собой дверь, – но чувствовала: со звонками связана проблема. Егор раздражался, замолкал, уходил на балкон и курил, курил, курил, пока не начинал кашлять, то ли от холода, то ли от едкого дыма. Потом сам начинал кому-то звонить, что-то пытался доказывать, говорил то громко и требовательно, то заискивающе. Какие-то бумаги, акции, деньги, кто-то что-то обналичил или не обналичил, по закону или в обход закона – даже когда удавалось подслушать, я ровным счетом ничего не понимала. А сегодня он уехал с самого утра, запер меня в квартире – до сих пор боится, что сбегу, – и уехал. Я из окна смотрела, как черное страшилище о четырех колесах выползает со двора. А вернулся за полночь и, буркнув нечто среднее между «здравствуй» и «не мешай», снова засел за бумаги. Правда, на сей раз не стал запираться на кухне, в комнате устроился.

За ним интересно наблюдать: медведь-шатун, который чтению обучен. Вот сгребает лапой листок, подносит к носу, долго-долго смотрит, от напряжения качая головой, горбится и в конце концов с тяжким вздохом, от которого по всему медвежьему телу идет мелкая трусливая дрожь, отбрасывает в сторону и тянется за следующей бумажкой.

На втором часу наблюдения любопытство взяло верх над осторожностью, и я спросила:

– Может, объяснишь, в чем проблема?

Не то чтобы меня в самом деле интересовали его дела и уж тем более проблемы, но опыт подсказывал – если хочешь выжить, нужно держать руку на пульсе. Альдов, как всегда, нахмурился, сейчас точно заявит, что его проблемы – не мое дело, и выгонит из комнаты. Но вдруг сказал:

– Иди сюда. Да ближе давай, я не кусаюсь.

Ближе. Куда уж ближе, он и так чересчур близко, большой, непредсказуемый и опасный.

– Вот! – он ткнул пальцем в разбросанные по столу бумаги. – Да ты читай, читай!

Альдов почти силой усадил меня в кресло, а сам убрался в противоположный конец комнаты. Ну и правильно, чем больше расстояние между нами, тем спокойнее я себя чувствую. Я попыталась сосредоточиться на бумагах. Ерунда какая-то. Китайская грамота. ООО «Агидель», ОАО «Коринстрой», АО «ИГ „Дом“.» Так, Анастасья, сосредоточься, ты же знаешь, что обозначают эти «О» и «А». ООО – это, кажется, общество с ограниченной ответственностью, ОАО – открытое акционерное общество, а ИГ – тогда что?

– Что такое ИГ? – спросила я у Альдова, который нервно расхаживал от угла к углу. Расстояния между углами хватало на два шага, и недостаток места нервировал Егора гораздо сильнее, чем бумаги на столе.

– Инвестиционная группа, – объяснил он.

– Понятно.

Понятно, что ничего не понятно, это в том смысле, что значение отдельных слов очень даже понятно, а вот смысл фразы в целом отчего-то ускользает. Из чистого упрямства я просидела над бумагами еще полчаса, не скажу, будто время пропало даром, за тридцать минут я узнала, что «ИГ „Дом“ заплатил „Агидели“ деньги в размере…» Ну, обойдемся без цифр, но от такой суммы и я бы не отказалась. Но при чем здесь «Коринстрой»? Чувствую себя полной дурой, а еще Альдов того и гляди взглядом дырку в черепе просверлит.

– А словами рассказать можешь?

– Могу. Вот, – Альдов выбрал одну бумажку, на мой взгляд, она ничем не отличалась от других, но ему виднее.

– Здесь говорится, что «Агидель» – это моя фирма, – пояснил он, – обязуется поставить цементные блоки «Дому». За блоки «Дом» делает предоплату. Знаешь, что такое предоплата?

– Знаю, не идиотка.

– Вот, реально товар не был поставлен, следовательно, предоплату следует вернуть. Правильно?