– Что, сердце беспокоит?
– И об этом знаешь?
– Конечно. О своих врагах нужно знать как можно больше. Я вообще удивляюсь, как ты до этого возраста дожил, с таким сердцем беречься надо.
– Спасибо за совет.
– Лия, дай ему воды.
Я послушно встала.
– Нет, – отрезал Локи. – Не она. Ты!
– А если мне вставать не хочется? – лениво поинтересовался Захар.
– Тогда вообще не надо.
– Ух, какие мы гордые! А девочку ты зря обижаешь, ни при чем она.
Впервые за весь этот жуткий вечер я посмотрела на отчима с благодарностью, и он в ответ кивнул.
– Все равно, – вымолвил Локи.
Все равно, поняла я – это означает, что теперь уже не важно, с кем я. И кто там говорил, что дети за грехи отцов не отвечают? Сталин? Наверное. А мне вот предстояло ответить за грехи моего отца, которого я даже не помнила, и дяди, которого я считала своим отцом.
– Ну ладно. – Захар сам напоил своего пленника, я же села обратно в кресло.
– Так что, самоубийство или несчастный случай? – повторил Локи.
– Убийство, – ответил Захар. – Квартиру ограбили, а Тимура убили. Печально, на похоронах говорили об «угасшей свече» и «потерянном гении».
– И как, нашли грабителей?
– Он был один. Взяли его при попытке продать одну из картин Тимура. Парень оказал сопротивление и бросился бежать.
– Но от пули далеко не убежишь, – заключил Локи.
– Правильно! – согласился отчим. – Ты плохо выглядишь, может, таблетку тебе дать?
– А смысл?
– Ты прав, никакого.
– Расскажи о Николае, – попросил Локи.
– Никишин… Николай Никишин доставил мне гораздо больше проблем, чем можно было ожидать. Он был романтиком, как и ты.
– Лучше.
– Что?
– Лучше, чем я.
– Ну, это уж вам самим виднее, – ответил Захар. – Их с Тимуром пути пересеклись еще до того, как я обо всем узнал. Я вообще не догадывался о его существовании. И вот, представляешь, ко мне заявляется человек, который ЗНАЕТ! И Тимур еще был жив… Я ведь долго колебался, все-таки решиться на убийство собственного брата – не так-то просто, а тут – Николай со своими рассказом. Случайный звонок… Я десять раз мог пропустить его: выйти покурить, или в туалет, или вообще уйти с работы, Никишин позвонил поздно. Как же, КГБ – чудесная организация, где работают честные и принципиальные люди, круглые сутки работают. Я ж говорю – романтик. Я вообще случайно на работе задержался, а когда Никишин начал рассказывать, я не знал, каких богов мне за эту случайность благодарить. Он говорил о девочках, о том, что мой долг – остановить убийцу, предлагал помощь. Он не ведал, кто скрывается под маской, но он знал, где находится тайное убежище Тимура. Старый дом за городом, принадлежавший нашей бабке, там никто не жил, вот Тимур и приспособил собственность… А еще раньше у него там мастерская была… – Захар плеснул в бокал коньяку, по пещере поплыл горьковатый аромат алкоголя, настоянного на травах. Или коньяк в дубовых бочках выдерживают? Не помню, дядя Захар объяснял когда-то, но я сознательно продолжала вытравливать из памяти все, связанное с ним. К сожалению, этого «всего» было слишком много – целая жизнь.
– Мне удалось уговорить Николая подождать еще день, один-единственный день. Я сказал, что хочу убедиться сам, что без доказательств нам никто не поверит. Твой брат – доверчивый человек.
– Ты избавился от Тимура, а потом подставил Николая.
– А что мне оставалось делать? Я выполнил свой долг – Тимур больше никому не причинил бы вреда. Но у меня был еще один долг – перед моей семьей. Положение осложнялось тем, что по всей области судорожно искали маньяка. Три детских трупа – это очень серьезно, и маньяк должен был найтись, в противном случае кто-либо, излишне ретивый мог бы и докопаться до истины. Мы с Никишиным договорились о встрече.
– И когда он пришел, его уже ждали.
– Верно. Сцена была готова. Мертвая девочка. Свечи. Окровавленный нож… Мне и стараться-то особо не пришлось. В том, бабкином, доме Тимур чувствовал себя в безопасности, поэтому не слишком прятал свои вещи.
– А девочка, ее видели с Николаем! – не удержалась я.
– Была. Последняя жертва Тимура. Никишину каким-то образом удалось освободить девчонку. Он привел ее в то место, которое считал безопасным, это был еще один дом, но уже возле парка. Так получилось даже лучше: первый дом был связан с Тимуром, и нельзя было допустить, чтобы… А второй дом – вотчина Никишина, он сам назначил и место, и время, мне оставалось лишь подготовить экспозицию. Я поэтому и перетащил все атрибуты туда… Знаешь, даже теперь неприятно об этом вспоминать, хотя сейчас я бы не допустил такой ошибки, как проявления милосердия.
– Девочку убил ты?
– Я. Представление должно было выглядеть правдоподобно. У меня получилось, все поверили, что Никишин – маньяк. Его сказки о Короле крыс никого не впечатляли, к разряду сказок пристегнули и рассказ о звонке. Несущественная деталь.
– А свидетельница? Была же свидетельница, которая сказала, что видела Кольку с той девочкой!
– Была. Самое слабое место во всей истории, только она знала правду, но моя Маргарита меня не подвела. В то время Марго была моей любовницей, встречались мы уже года два, она очень хотела выйти замуж, даже ребенка мне родила, а я все тянул. Мы регулярно ссорились, но, когда случилась беда, мне больше не к кому было обратиться. Я рассказал ей всю правду и предложил сделку: она говорит на суде то, что нужно, а спустя год мы официально заключаем брак. Этот год она будет жить в моей квартире, якобы в качестве няни для сиротки.
– Почему год?
– Год – достаточный отрезок времени, чтобы разгорелся роман между молодой няней и хозяином, оплачивающем услуги няни. А Лия Маргошу сразу приняла, уже через неделю «мамой» ее называла, а я так и остался «дядей». Несправедливо, детка!
– Я не знала! Я считала, что Маргарита – моя мать!
– Верю, верю. Я в свое время консультировался. Ты была слишком мала, чтобы что-то запомнить, редко у кого сохраняются детские воспоминания до четырех-пяти лет. После свадьбы я официально удочерил и тебя, и Ларису.
– Дочь свидетельницы звали Лия, – подал голос Локи.
– Умный мальчик! Небось хотел через девочку к маме ее подобраться, по расспрашивать о делах давно минувших дней? Лариса действительно некоторое время Лией была. Марго, хоть и оставила в свидетельстве о рождении в графе «отец» прочерк, но дочку специально Лией назвала, назло мне, уж очень я с маленькой племянницей любил возиться. Вот и получилось в семье две Лии, пришлось одну переименовывать. Ты-то уже свое имя твердо знала… Кстати, парень, я ведь твоего брата не убил! А мог бы, например, при задержании, народ-то нервничал, один маленький толчок – и был бы твой Николай трупом.
– Он и превратился в труп. В живой труп!
– Его лечили. В качестве альтернативы – расстрел. А так… Он не понимает, что с ним произошло, и потому совершенно не страдает. Я уже упоминал, что живой Никишин доставил мне кучу проблем. Очень уж он не подходил на роль маньяка: слишком был наивным, слишком убедительным. Ему даже следователь поверила, начала копать.
– Вы и от нее избавились?
