«…Ты и верно дурак…» – надрывался магнитофон. И не боятся же, что их услышат! А насчет дурака – это Бутусов верно подметил, ты, Локи, дурак, да еще какой. Фантазер. «Закончу дело и построю дом… Для нее». Каждая мысль вызывала новую волну боли, совсем скоро она накроет его с головой, и тогда… Интересно, а на «той стороне» есть что-нибудь?
А Бутусов по-прежнему приглашал прогуляться по воде вместе со Спасителем. Хорошая песня.
– Начнем? – деловито осведомился кто-то.
– Хозяин сказал – его подождать, – ответил второй. Ну вот, еще две минуты жизни.
– Так полночь уже, – в голосе говорившего звучало откровенное недовольство.
– И что? Ты и в самом деле во всю эту хренотень веришь?
– Да ну тебя! – обиделся человек. – Домой просто хочу, что он там возится?
Лия
Наверх мы поднялись быстрее, гораздо быстрее, чем спускались. Я шла впереди, а Захар сзади, я слышала, как он вздыхал и бормотал чего-то себе под нос, ругался, наверное. Раньше я никогда не слышала, чтобы он ругался.
А снаружи была ночь, очень красивая и мягкая, как Рафинад. Едва не забыла!
– Дядя Захар,
– Да, девочка?
– Там, в квартире, Рафинад остался. Вы позаботитесь?..
Захар выругался уже вслух.
– О себе бы подумала, а не о коте!
– Я уже подумала. – И больше не буду ни думать, ни взвешивать, ни оценивать. Боюсь передумать.
– Идиоты, – пробурчал Захар, надевая маску. – Скучно им. Сказал же, никакой музыки!
А голос Земфиры хорошо вписывался в эту ночь. И песня мне эта очень нравится:
– А я не думаю, что тоже, – пропела я себе под нос. Хоть не так страшно.
Локи в мою сторону даже не взглянул.
Мария-Антуанетта, поднимаясь на эшафот, нечаянно наступила палачу на ногу и тут же извинилась. Вот это королевская выдержка! А я не королева и вот-вот разревусь.
– Дура ты, – голосом Крысиного короля сказал Захар и махнул рукой. Представление начинается…
А магнитофон так и не выключили.
Локи
Когда «Наутилус Помпилиус» сменился Земфирой, собрались уже все участники постановки под рабочим названием «Смерть врага». Постановка ожидалась любительская, а вот смерть – самая что ни на есть натуральная. И она здесь. Для чего? Своими глазами все увидеть хочет? Дядя мог бы и избавить свою «любимую девочку» от подобного зрелища. Конечно, в активе театра оставался еще и второй крест. Но…
Она выглядела слишком спокойной, и руки сее были вободны, ни наручников, как на его кистях, ни веревки. Да и кто в здравом уме сделает такой выбор? Жизнь – это слишком много, чтобы просто отвернуться от нее и шагнуть вперед.
Локи едва не пропустил момент, когда дирижер дал отмашку.
Лия
Плечи расправить, живот втянуть, грудь вперед, подбородок держать параллельно земле. Королева я там или нет, но в последние минуты жизни я собиралась выглядеть достойно! Даже сама шагнула вперед, от бедра, как учила меня Марго.
Главное, не думать о…
Лучше буду слушать Земфиру.
На словах: «Хочешь, я взорву все звезды…» – раздался первый выстрел.
Дед Мороз
До последнего момента Морозов не верил, что что-то получится. В конце концов, что вообще имелось в его распоряжении? Одни догадки: вероятно, сегодня, вероятно, поедут именно отсюда (есть адрес), видимо, на Чертово кладбище, возможно, его звонок не засекут…
Получилось.
И теперь он воочию мог представить себе, как умирал Васька: наверное, так же, как эти двое на поляне: худой темноволосый парень в наручниках и высокая блондинка. Скорее всего, парень – тот самый мотоциклист, звонивший с заправки и еще раз – сегодня вечером. А девушка? Откуда она взялась? Или она тоже с этими, в масках? Недаром самый главный не отходит от блондинки. Тогда почему она без «униформы»? Ничего, сейчас возьмем всех и тогда разберемся, кто с кем.
Возьмем. Непременно возьмем! Ребята не подведут. Хорошие ребята, из ФСБ. Морозов готов был простить им даже то, что приезжие мгновенно оттеснили его на задний план, он готов был смириться с ролью туземного проводника, лишь бы вообще не прогнали, лишь бы он мог увидеть, как возьмут этих, которые Ваську… И ту девчонку-учительницу, так похожую на его Зару в молодости…
Главный махнул рукой, парень поднял голову, как подпольщик на расстреле, а девушка шагнула вперед. И тут же громыхнул выстрел.
У кого-то сдали нервы.
– Найду – убью! – пообещал Овсянников.
Он очень не любил, когда тщательно спланированная операция превращалась в безобразную потасовку со стрельбой и лишними трупами. Но капитан Овсянников считал себя настоящим профессионалом, а человек такого уровня не теряет время на переживания и выяснения отношений, в непредвиденной ситуации профессионал действует.
Так, во всяком случае, полагал капитан Овсянников, поэтому еще до того, как пообещать лишить жизни стрелка, он отдал быстрый приказ – начать операцию.
Лия
Сотни раз по телевизору я видела, как спецназ освобождает заложников, или не спецназ: морские котики, группа «Альфа», синие береты, черные береты… Я не видела никакой разницы: мускулистые мужики со зверским выражением на лицах и с оружием в руках, при появлении которых плохие парни прячутся, а освобождаемые рыдают от радости.
Ничего подобного! Я не знаю, кто эти ребята, но в первое мгновение мне показалось, что это объятые жаждой мщения души убитых на Чертовом кладбище поднялись, обрели форму, чтобы восстановить справедливость. Я не видела ни лиц, ни оружия, только черные фигуры, скользящие над землей. Я и понять-то ничего не успела.
А Захар – успел. Он ведь служил когда-то в Афгане и тоже, наверное, умел вот так бесшумно скользить в темноте. Он единственный среагировал и… спокойно, как на полигоне или в тире, поднял руку, прицелился и нажал на курок: мой дядя не любил проигрывать. Он не мог промахнуться: их с Локи разделяло метров пять от силы. Даже дилетант, и тот попадет, а Захар дилетантом не был. Я сама не очень поняла, что произошло: то ли Захара толкнули, то ли он сам оступился. Клянусь, я не тронулась с места, человек не способен двигаться быстрее пули, это преувеличение, зато пуля способна попасть в другого человека.
Например, в меня.
Боже, никогда в жизни мне еще не было так больно…
А трава – мокрая, оказывается…
А где-то рядом громыхнул еще один выстрел…
Дед Мороз
Получилось! Все получилось! И Морозов не чувствовал себя больше туземным проводником или старым мерином с продавленной спиной и разбитыми копытами. Морозов в кои-то веки почувствовал себя человеком.
Он звонил ТУДА в надежде, что ему поверят, и сомневался. Ведь даже если поверят, то сколько всего понадобиться сделать, чтобы успеть, а времени-то – в обрез. Ничего, успели, и не только из-за его звонка. Точнее, совсем его звонок и не требовался, оказывается, там и без него все знали. Или почти все. А сын
