запертая комната и лечение. Есть боль, которая очищает, есть раскаяние и острое желание послать все и вся к чертовой матери, потому что в глубине души знаешь, что сопротивляться бесполезно.
– Иди к дьяволу, – пробормотала Татьяна. – И он тоже к дьяволу… сдох. Коньяк и кокаин, чертовы картины… шикарная смерть для старого урода. А ведь только ты про меня знала…
– Догадывалась.
– Где догадка, там и знание, – философски заметила Татьяна. – Я по глазам видела, по тому, как смотришь, как улыбаешься… ты все видела, и Деду, наверное, доложила. Убил бы, но сам сдох… а милиции не рассказала, иначе трясли б уже. Почему?
– Не думала, что это имело отношение к его смерти.
– Неужели? Не думала… тут никто ни о чем не думает, разве что о деньгах. А может, наоборот, думала… кокаин мой, значит, и убила я, а ты чистая.
– Зачем мне его убивать? Он не собирался на мне жениться, это шутка была, розыгрыш. Через две недели я бы просто уехала, и все. Иван Степанович обещал заплатить, и неплохо, а теперь денег не будет. Поэтому убивать его было невыгодно.
– Ну да… – Она поднялась, одной рукой опираясь на стену. Руки дрожали, а на светлой майке расплывались мокрые пятна пота. – Не будет. Теперь денег ни у кого не будет… вечером это… нотариус завещание станет читать, тебе тоже спуститься бы.
– Зачем?
– А шутки ради. Пусть понервничают, уррроды.
Именье Коружского встретило созвездьем огней, больших и малых. Китайские фонарики, старинные факелы, варварские костры… ничего подобного Настасье не доводилось видеть. Главная аллея полыхала, не сгорая, мелкие светлячки в пышных кронах, огненные змеи в траве, пламенные одеяния у статуй…
– Николя, разве такое возможно? – поинтересовалась матушка, с любопытством оглядываясь вокруг.
– В наш век науки возможно многое. – Отец был непривычно задумчив. – Огонь без света, и свет без огня… Россия – страна сумрака, здесь тьмы больше, нежели света.
– Ненавижу, когда ты начинаешь говорить подобным образом. – Маменька снова нахмурилась. – Нет, пожалуй, здесь небезопасно. Лизонька, будь добра, не подходи к огню близко.
А про Настасью словно и не вспомнила. Ну и ладно, все одно радости с этого вечера никакой, и Настасья принялась гадать, каким это волшебным образом Коружскому удалось сотворить с садом подобное великолепие.
Дмитрий встретил гостей вежливой улыбкой, поцеловав маменькину руку, обратил взор на Лизоньку…
– Отрадно видеть, что и на земле порой встречаются ангелы… – Лизонькину руку он держал чуть дольше дозволенного, и Настасья окончательно пала духом.
– А звезду нынче заточили в кокон… что ж, тем ярче будет пробуждение.
От этих слов в душе зародилась глупая надежда… которая, впрочем, весьма скоро угасла, раздавленная помпезной роскошью торжества. Громкая музыка, раздражающе-резкий, навязчивый запах толпы, круговерть масок… разговоры, смех, приглушенный шепот, стыдливо прикрываемые веерами улыбки, в которых Настасье чудилась насмешка.
И Дмитрий танцевал с Лизонькой… второй танец, не подряд – это было бы чересчур уж вызывающе, но… Настасья следила, отмечая мелкие, незаметные прочим гостям детали. Она читала этот танец в каждом его движении, выверенном и вместе с тем недозволенно-личном. Рука в руке… интересно, Лизонька дрожит, ощущая сквозь тонкий шелк перчатки тепло чужого тела? Или она рада? Улыбается, глядит в глаза, и ресницы трепещут, роняя тени на бледные щеки…
У ненависти вкус шампанского, легкие пузырьки боли щекочут нёбо, горчит обида, и легкой сухостью во рту остается злость.
– До чего милая пара, – вздохнула престарелая тетушка Мари. – Они удивительно подходят друг другу. Милая моя, когда свадьба?
Маменька не ответила, а Настасье пришлось прикусить губу, чтобы не закричать, не швырнуть правду в лицо этим… этим старым клушам, не способным понять, насколько глубоко ранят эти слова. Не будет свадьбы, не с ней, не с Лизонькой… он же Настасью любит.
– Признаться, разговоров о свадьбе не шло, но… они и вправду смотрятся весьма мило. Лизонька – настоящий ангел…
Настасья взяла с подноса еще бокал, заработав неодобрительный маменькин взгляд. Ничего, сегодня можно, сегодня вечер такой… огненный, сердце толкает пламя по венам, выжигая воздух, и Настасья почти задыхается… выйти, прочь из зала, от духоты и какофонии ароматов, людей и разговоров.
Июньская ночь тепла и привычно ласкова, потесненная огнями темнота отползла в глубь парка, затаилась испуганным зверем, издали наблюдая за происходящим. Настасья шла по дорожке, не особо задумываясь над тем, куда идет, просто лишь бы подальше от дома, в тишину и дурманящий аромат цветущей сирени.
Но видимо, парковые аллеи спланированы так хитро, что Настасья, сама того не заметив, вышла к полыхающему пламенем двору и уже было собралась снова нырнуть в темноту, но не успела.
– Анастаси! Вот ты где! – Лизонька счастливо улыбалась, щеки ее горели ярким румянцем, а распущенные волосы пребывали в том милом беспорядке, который лишь придает очарования. Прикосновение было неприятно, но Настасья вежливо улыбнулась.
– А я начала волноваться! Здесь так весело, правда? А Дмитрий обещал нечто особенное… пойдем. – Лизонька настойчиво тянула за собой. – Огонь – это так необычно… Мари считает, что претенциозно и опасно, но мне кажется, она просто завидует, что сама до такого не додумалась. Ох, Анастаси, в этом наряде ты выглядишь такой взрослой, мне даже не верится, что ты – моя сестра.
– Отражение, – пробормотала Настасья.
– Что?
– Отражение, помнишь? День и ночь едины…
– Ах это, – Лизонька небрежно отбросила прядь волос со лба. – Неужели ты и вправду поверила в эту чепуху? Ой, смотри, кажется, это здесь…
Тропинка вывела на поляну, самую обыкновенную, подсвеченную все теми же китайскими фонариками и окруженную плотной стеной кустарника. Трава переливалась темной зеленью, воздух пах сиренью и немного дымом, а в самом центре белым кружевным шатром стояла беседка.
– Мило, – вежливо заметила Настасья. Пожалуй, отыщи она беседку самостоятельно, то лишь порадовалась бы уюту и спокойствию этого места, но Лизонькино присутствие вызывало глухое раздражение.
– Это будет сюрприз, – доверительно шепнула сестра. – Специально для тебя…
– От кого?
Лизонька лишь улыбнулась и приложила палец к губам, намекая на тайну. Но Настасья поняла…Сюрприз, только для нее… злость и раздражение моментально ушли, а сердце заколотилось, радостно и счастливо.
– Я скажу маменьке, что тебе стало дурно и ты отдыхаешь в саду.
– Спасибо. И… Лиза, я очень тебя люблю.
Та кивнула и, взяв Настасью за руки, тихо сказала:
– Я тоже тебя люблю…
В беседке темно, сквозь ажурный потолок просвечивает небо, и даже звезды видны, смотрят вниз, завидуют Настасье, и пускай, она неимоверно счастлива… скоро придет Дмитрий и…
