на второй этаж. Комната Стеллы была маленькая, обставленная с удивительной для молодой девушки строгостью — письменный стол, стул, кровать и стенные шкафы: книжный и платяной. На стене висел большой фотопортрет молодого мужчины в дымчатых очках.
— Кто это? — спросил Закладин.
— Майк Науменко, музыкант. Двадцатый век.
— К сожалению, не знаком с его творчеством, — смущенно развел руками Закладин.
— Если хотите, могу завести.
— Мы собирались поговорить о пластунах, — напомнил Закладин.
Стелла пододвинула Закладину стул, сама села на кровать.
— О пластунах я могу говорить без конца, если находится интересующийся этой темой собеседник. Таких здесь немного. У большинства штракиан при слове «пластун» рука автоматически тянется к трассеру.
— Как я мог заметить, вам это тоже не чуждо, — ввернул Закладин и тут же, по выражению лица девушки, понял, что сказал глупость.
— Вам, как человеку чужому, я эту бестактность прощаю, — ледяным тоном произнесла Стелла.
— Извините, — пробормотал Закладин.
— Замяли, — согласилась Стелла. Привычным жестом она отбросила волосы с лица. — В детстве для меня и моих сверстников пластуны были постоянными партнерами в играх. Тогда еще не было этой изгороди, и они спокойно ползали по газонам нашего поселка, никому не причиняя вреда. Любимой нашей игрой были скачки на пластунах. Пластуны жутко любят метелки. Если забраться на одного из них верхом, взять в руки длинный ствол метелки и помахивать ее соцветием перед его носом, можно заставить пластуна ползти в нужном тебе направлении. Самым трудным было удержаться на покатом холме его спины, когда под тобой перекатываются упругие волны мышц.
— А как же ожоги, которые наносят пластуны?
— В том-то и дело, что не было у нас тогда никаких ожогов! Что мы только не вытворяли с пластунами — никто из них не нанес нам ни малейшей травмы! Мы даже в шутку боролись с ними.
— Но подождите, — растерялся Закладин. — Ведь к ним нельзя прикоснуться без пластиковых перчаток.
— Раньше было можно.
— Но это свойство пластунов связано с особенностями их пищеварительной системы.
— Которая, вероятно, изменилась в результате изменения пищевой базы. Прежде пластуны были преимущественно травоядными, а сейчас они зачастую нападают на мелких грызунов, употребляя их в пищу. Могу предложить и другое объяснение: таким образом пластуны попытались защитить себя после начала их массового уничтожения.
Закладин с сомнением покачал головой.
— Для подобных процессов требуются долгие годы.
— Сейчас у пластунов нет врагов, кроме человека, но, возможно, когда-то давно им уже приходилось использовать подобную тактику борьбы за выживание, а теперь они просто «вспомнили» о ней.
— Все эти рассуждения на уровне грубых околонаучных спекуляций.
— Может быть, — кивнула Стелла. — В таком случае, предложите иное объяснение.
Не дожидаясь ответа, она включила компьютер и вызвала на экран цветной двухмерный график. По горизонтальной оси тянулись острые красные пики, становившиеся по мере удаления от нулевой отметки все более частыми и высокими.
— На горизонтальной оси отложено продвижение изгороди на восток. На вертикальной — интенсивность атак пластунов, — объяснила Стелла. — Как видите, по мере уменьшения площади обитания пластунов атаки их становятся все более мощными, а интервалы между ними сокращаются — пластуны становятся все более агрессивными.
— Это вполне объяснимо: агрессивность вызвана чрезмерной плотностью животных на ограниченной территории.
— Но почему эта агрессивность направлена только на людей?
— Кто вам это сказал? — усмехнулся Закладин. — Может, они и друг на друге срываются.
— Почему же тогда они бросаются на изгородь не поодиночке, а огромными стаями?
— Известны и другие примеры массового самоуничтожения животных. Классический пример: лемминги, маленькие грызуны, которые, когда их разводится слишком много, гигантским потоком, сметая все на своем пути, бросаются в реки и тонут.
— Но пластуны бросаются на изгородь.
— Скорее всего они инстинктивно двигаются в сторону своего прежнего места обитания.
— А мне кажется, что они объявили нам войну и, как и люди, готовы погибнуть или вернуть назад отобранные земли.
— За вас говорят эмоции, — снова улыбнулся Закладин, подобно снисходительному учителю.
Но ни его слова, ни ироничный тон, которым они были произнесены, ни сопровождающая их улыбка ничуть не охладили азарта спорщика.
— Я считаю, что пластуны имеют полное право жить на своей земле. Пришельцы здесь мы, а не они, — с вызовом сказала Стелла.
— Полностью с вами согласен, но с этим вопросом следует обращаться не ко мне, а к правительству Штрака.
— Бесполезно. — Девушка безнадежно махнула рукой. — В правительстве уже обсуждался вопрос о создании природного резервата для пластунов, и решено было отвести для него восточную оконечность материка, непригодную для земледелия. Но пластуны не могут жить в горах.
Стелла склонила голову, и волна волос, упавшая ей на лицо, скрыла от Закладина ее глаза. Он нерешительно протянул руку и самыми кончиками пальцев коснулся ее ладони, лежащей на столе. Девушка резко отдернула руку.
— Я не хочу, чтобы Штрак превратился в одну большую метелочную плантацию. Я родилась и выросла здесь и хочу, чтобы мои дети увидели Штрак таким, каким запомнила его я — с лесами и пластунами. А, похоже, вместо этого им придется продолжать бессмысленную, становящуюся все более жестокой войну, начатую еще их дедом.
— Наверное, вы единственный человек на Штраке, готовый поделиться с пластунами жизненным пространством.
— Борьба с пластунами — это правительственная программа. Пару лет назад была разогнана организация, пытавшаяся выступить в защиту пластунов. Ее активистам предъявили обвинение в подрыве экономики Штрака. С тех пор мало кто решается открыто высказывать свое мнение по этому вопросу.
— Но совсем недавно вы сами стреляли в пластунов.
— Стреляла, потому что прекрасно представляю, что произойдет, если вал пластунов ворвется в поселок. Вы видели, как они повалили сторожевую вышку?
— Да, видел. Это была первая атака пластунов, которую я наблюдал. Возможно, я не прав, но их действия показались мне довольно-таки осмысленными. Казалось, они знают, чего хотят.
— Вот именно. Пластуны не так глупы, как принято думать. Их действия становятся все более опасными, они учатся сопротивляться. Мы сами создали себе врага. Рано или поздно пластуны прорвутся через изгородь, и тогда нам придется либо сдаться, либо начать все заново. Это будет бесконечная война.
— Но чем могу помочь я? Меня пригласили для того, чтобы найти эффективное средство борьбы с пластунами. Пока у меня ничего не получается, и я совсем не уверен в дальнейшем успехе.
— Бойню может прекратить Экологический центр, если пришлет на Штрак своих наблюдателей. Но убедить его предпринять какие-то конкретные действия может только ваш отчет.
— Сомневаюсь, — качнул головой Закладин. — Экологический центр может угрохать кучу сил и средств на борьбу за спасение какого-нибудь таракана, и без того неплохо живущего на одной из центральных планет Галактической Лиги, только потому, что эта борьба будет проходить у всех на виду. А о Штраке, куда грузовые корабли прилетают только раз в полгода, людям известно только то, что там производят штраковое масло. Какой меценат согласится оплачивать пребывание наблюдателей Экоцентра